— Как Бог свят, Иванова, я пришел сюда вовсе не из-за тебя.
Где-то внутри ее что-то оборвалось. Она не осознавала, что надеется, пока надежда не покинула ее.
— Ты говорила, отец обнаружил что-то на этой твоей имитации и думал, что я смогу разобраться в ней сам. Мне казалось, ты оставила имитацию висеть над терминалом, но, когда я вернулся на Станцию, там ничего не было.
— Неужели?
— Ты все прекрасно знаешь, Нова, никто, кроме тебя, не мог стереть программу. Мне нужно ее увидеть.
— Зачем?
Он удивленно уставился на нее:
— Я понимаю, ты еще не проснулась, Новинья, но ты должна была сообразить, что свинксы убили отца именно из-за той штуки, которую он заметил на твоей модели.
Она спокойно, молча глядела на него. Ему было знакомо это выражение — холодная решимость.
— Почему ты не хочешь показать мне? Я теперь зенадор и имею право знать.
— У тебя есть право на все записи твоего отца, но вовсе не на записи ксенобиолога, не предназначенные для общественного пользования.
— Ну так рассекреть их.
Она опять промолчала.
— Ну как же мы сможем понять свинксов, если не будем знать, что такого открыл в этих клетках отец? — Она не ответила. — Ты ответственна перед Ста Мирами. Мы просто обязаны понять эту расу. Как ты можешь сидеть здесь и… Ты что, хочешь докопаться до всего сама? Хочешь быть первой? Прекрасно, будь. Я поставлю на работе твое имя, Иванова Санта Катарина фон Хессе…
— Меня не интересует престиж.
— Я тоже могу играть в эту игру. Ты не сможешь разобраться без того, что знаю я. Я закрою от тебя свои файлы!
— Меня не интересуют твои файлы.
Это было уже чересчур.
— Так что же тебя интересует? Что ты пытаешься со мной сделать? — Он схватил ее за плечи, поднял из кресла, встряхнул. — Они убили моего отца, моего отца, слышишь?! А ты не хочешь ответить мне! Почему?! Ты знаешь, что там было, на этой модели, скажи, покажи мне!
— Никогда, — прошептала она.
Она смотрела в его перекошенное от боли лицо.
— Но почему?!
— Потому что не хочу, чтобы ты умер.
Она видела, как понимание проступает в его глазах. «Да, все правильно, Либо. Это потому, что я люблю тебя. Если ты узнаешь тайну, свинксы убьют и тебя тоже. Мне плевать на науку, мне безразличны все Сто Миров, провались они вместе с „единственной расой инопланетян“, мне все равно, что будет со мной, но ты, пожалуйста, живи».
Слезы капали из его глаз, текли по щекам.
— Я хочу умереть, — выдохнул он.
— Ты утешаешь всех вокруг, — прошептала она, — но кто утешит тебя?
— Ты должна сказать мне, чтобы я мог умереть.
Его руки больше не сжимали ее плечи, они лежали на них, он опирался, чтобы не упасть.
— Ты устал, — сказала она, — отдохни.
— Не хочу, — пробормотал он, но позволил ей увести себя от терминала.
Новинья привела его и спальню, откинула верхнее покрывало, не обращая внимания на поднявшуюся клубом пыль.
— Ты устал, сейчас отдохнешь. За этим ты пришел ко мне, Либо, только за этим, за миром и успокоением.
Он закрыл лицо руками, сел, раскачиваясь из стороны в сторону — мальчик, оплакивающий отца, оплакивающий конец всего. Она тоже так плакала. Новинья сняла с него ботинки, стащила штаны, просунула руки под рубашку, чтобы снять ее через голову. Либо несколько раз глубоко вздохнул, чтобы остановить слезы, и поднял руки, помогая ей раздеть себя.
Она сложила его вещи на стуле, взяла из шкафа чистую простыню, наклонилась, чтобы укрыть его. Он поймал ее за запястье, посмотрел с мольбой. Слезы еще стояли в его глазах.
— Не оставляй меня здесь одного, — прошептал он. — Пожалуйста, побудь со мной.
И она позволила ему притянуть себя, легла рядом. Он тесно прижался к ней, но через несколько минут сон разомкнул его объятия. А Новинья не уснула. Ее руки легко, нежно гладили его плечи, спину, грудь.
— Ох, Либо, я думала, что потеряла тебя, когда они увели тебя со Станции. Я думала, что потеряла тебя, как Пипо. — Он не слышал ее шепота. — Но ты всегда будешь возвращаться ко мне, всегда.
Пусть ее изгнали из сада за невольный грех, как Праматерь Еву. Но она, Ева, сможет вынести это, потому что с ней ее Либо, ее Адам.
С ней. С ней? Она отдернула дрожащую руку. Он никогда не будет принадлежать ей. Они могут жить вместе, только став мужем и женой — закон достаточно строг на всех колониальных мирах и совершенно незыблем на католических. Да, конечно, после этой ночи он захочет жениться на ней. Он, Либо, единственный человек, за которого она никогда не сможет выйти замуж, ибо в этом случае он получит автоматический доступ ко всем ее файлам. Ему не составит труда убедить компьютер показать то, что ему нужно, включая ее рабочие записи, как бы надежно она их ни защищала. Так гласит Звездный Кодекс. В глазах закона муж и жена — один человек.
А она не может позволить ему увидеть эти записи: Либо умен, он обнаружит то, что увидел сегодня его отец, и тогда его тело будет лежать на склоне холма, и его боль, его гибель будут сниться ей до скончания дней. Пипо умер. Ей хватит этой вины. Стать женой Либо — значит убить его. А отказаться — все равно что убить себя. Она не знает, чем станет, если рядом не будет Либо.
«Какая я умная. Нашла такую дорогу в ад, что не выберешься».
Она ткнулась лицом и плечо Либо, и ее слезы потекли по его груди на простыню.
4. ЭНДЕР
Мы насчитываем у свинксов четыре языка. Мужской язык, который мы слышим чаще всего, язык жен — обрывки его тоже постоянно на слуху, свинксы-самцы используют его при общении с самками (ничего себе разница полов!), древесный язык — ритуальные идиомы, которые, по их словам, используют, когда молятся своим деревьям-предкам. В беседах с нами свинксы упоминали также четвертый язык, язык отцов. Разговаривал на нем, они постукивают по дереву палочками разного размера. Свинксы утверждают, что это настоящий язык, отличающийся от других их наречий, как португальский от английского. Наверное, его называют языком отцов из-за того, что «разговорные» палочки сделаны из дерева, из веток, лесных деревьев, а свинксы верят, что в деревьях живут души их предков.
У свинксов замечательные способности к языкам. Они знают наши языки существенно лучше, чем мы их. Последние несколько лет в нашем присутствии они предпочитают разговаривать между собой на звездном и португальском. Возможно, они возвращаются к родному языку, когда мы уходим, или же включили наши в свою систему. А может быть, им так нравятся новые языки, что они играют с ними, как с любимой игрушкой. Смешение языков — явление печальное, но неизбежное в процессе общения.
Доктор Свингер интересуется, сообщают ли имена свинксов и используемые свинксами формы общения что-либо новое об их культуре. Я с определенностью отвечаю «да», хотя не имею даже отдаленного понятия, что говорят нам их имена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108