— Только на пятнадцать минут, — сердито бросила она. — Это невежливо, Джек. Ты должен был меня подождать.
Джек пожал плечами — .
— Милая, тебя бы я не просил ждать. Ты хочешь пить шнапс, нарушать распорядок дня… Это ведь Олимпиада. Никогда в жизни ни ради чего я не ломаю расписание и, уж конечно, не делаю этого только из вежливости.
— Что ж, очень рада была тебя видеть.
— Эй, я, конечно, тоже рад тебя видеть. Послушай, если бы на вашем месте был кто-то другой, меня бы здесь уже не застали. Но я дал вам лишние пять минут, чтобы добраться сюда.
Элизабет разозлилась.
— Слушай, Джек, не делай мне одолжений. Хорошо?
— А что такое случилось? — строго спросил техасец, сощурившись.
— Ничего не случилось.
— Я разрешил тебе тренироваться со мной, Элизабет, — сказал Джек. — Ради другой женщины я бы не пошел на это. Это…
— Олимпиада, да. Вот я и собралась. Я знаю, что ты думаешь о женщинах. Но можешь не беспокоиться, — резко ответила Элизабет. — Я сейчас отправляюсь дальше, даже не снимая лыжи.
Джек несколько секунд смотрел на нее не мигая, потом сказал:
— О'кей. — Он небрежно махнул Гансу и встал. — Я позвоню вечером.
Элизабет отвернулась, чтобы поднять рюмочку шнапса.
— Как я уже сказала, мне не нужно одолжений.
Она подняла очки и медленно выпила, прислушиваясь к тяжелым шагам Джека, выходившего на террасу.
— Что? Проблемы? — спросил Ганс.
Но Элизабет покачала головой и поспешно заговорила о деталях техники скольжения, глядя на одну из девушек-швейцарок. Те кидали на нее такие раздраженные взгляды, что было ясно: один ее вид бесил их.
Глава 26
— Замечательно. Мы закончим на следующей неделе.
Разговаривая с Люком Виерой, Нина делала пометки. Она потерла ноющие виски. Подходил к концу очень длинный и очень суетный день. Она заключала контракты, создавала новую административную структуру. Во сне ей снились документы, она просыпалась с ужасной мигренью, а перед глазами безостановочно плыли напечатанные на белом листе цифры.
На ее стол упала тень. Нина подняла голову.
Доктор Генри Нэймет, на договорной основе работающий в «Драконе». Он был в джинсах и в американской спортивной майке. У него за спиной стояла новая Нинина помощница, совершенно разъяренная фрау Бирхоф. Генри наверняка нарочито медленно прошествовал мимо нее, как мимо пустого места. Как обычно.
Нина вздохнула.
— Не клади трубку, Люк. — Она посмотрела на Нэймета. — Генри, а что случилось с телефоном?
— Ничего, если бы ты на него отвечала. — Он показал ей на кучу бумаг у нее на столе.
Нина пожала плечами. Если бы звонил Тони, то Стэфи Бирхоф дала бы ей знать. В других случаях она не обращала внимания на звонки. Откуда у нее время?
— А это не может подождать? Думаю, нет. О'кей.
Слушай, Люк, пришел доктор Нэймет. Я должна закончить разговор. Ты ведь знаешь мой домашний номер факса? Вечером я займусь деталями. — Она положила трубку. — Хорошо, доктор Нэймет. Я полностью в вашем распоряжении.
— Замечательно, — сказал он, снимая Нинино пальто с вешалки. — Пойдем поищем ресторан.
— Мы можем все обсудить здесь. У меня слишком много работы и…
— Нина. — Нэймет склонился над ней. Его черные волосы и голубые глаза всерьез смущали ее. — Дай-ка я тебе кое-что скажу. Есть такой биохимический закон..
Человеческому телу нужна пища.
— Ну в общем-то я…
— Острота мышления страдает от недоедания. Слушай, еда — это что-то вроде инвестиций долгосрочного вложения: сытый человек не будет взвинчивать себя до потери сахара в крови.
Нина не могла удержаться от улыбки, принимая от него пальто.
— Вот так-то лучше, — заметил Нэймет, глядя на нее с ослепительной улыбкой. — Ну что, пошли? Я знаю лучшее место в городе.
Что ж, по правде сказать, она на самом деле проголодалась, подумала Нина, выходя за ним следом.
Такси остановилось, и Нина вышла из машины, глядя на домики в готическом стиле, на старинные магазины и кафе, на книжные ларьки вперемежку с подвальными ночными клубами. Таков Цюрих, и если было бы время, она с удовольствием побродила бы здесь. Днем это напоминало сказки братьев Гримм, а ночью — Сохо. Она слишком устала, чтобы все это оценить, только думала: что у Нэймета на уме? Скорее всего еще какая-нибудь швейцарская закусочная, набитая банкирами и дамами в мехах, с непроизносимыми названиями блюд и столь крепкими алкогольными напитками, что они, наверное, способны растворять камни. Если она съест еще одну порцию молодого барашка и салат из одуванчиков, то просто лопнет.
— Так мы что, идем в какое-то этническое заведение?
— Да, конечно. — Нэймет подтолкнул ее направо и показал рукой:
— «Хард-рок кафе»…
Нина рассмеялась.
— Да, с точки зрения американцев — этническое, — ухмыльнулся Нэймет. — Я бы хотел пива и чизбургер.
Надеюсь, ты не возражаешь?
Их провели к маленькому столику в конце зала. Там было тесно, видна кухня, но Нину это не волновало. Было темно, очень шумно, в воздухе висела американская речь, официанты носились с подносами, на которых громоздились мороженое, пакетики с чипсами и картошкой-фри.
Перед ними мгновенно появилась девушка, и Генри заказал чизбургер, пиво и шоколадное пирожное, а Нина захотела жареного цыпленка, диет-коку и фруктовый салат.
— Это вам хорошо для холестерола.
— Ага, теперь тебя заботит мой холестерол? — вскинул брови доктор Нэймет.
Нина покраснела. Генри чертовски раздражал ее. Он разозлил юристов, пожелав лично проверить все детали контракта, касавшиеся лаборатории. Он не уступал ни на йоту. И когда на документе высохли чернила, оказалось, что Лилли Холл получила самые лучшие условия, которые когда-либо предоставлялись кому-нибудь по контракту. Она должна была обожать Нэймета. Он понимал, что делает. Нэймет казался этаким рубахой-парнем, но, как однажды процитировал он Гаррисона Форда, «дело не в возрасте, душенька, а во времени». Восьмидесятые годы были десятилетием предпринимателей.
Нэймет, конечно, не подходил под стереотип «красные подтяжки со знаком доллара», но для человека, который меньше чем через два года должен был стать миллионером, он одевался как работяга.
Честно говоря, если рассмотреть Генри Нэймета как следует, пристально вглядеться в лицо, он действительно привлекательный. Хорошие мозги в подарочной упаковке.
Короткая стрижка, черные как вороново крыло волосы, ясные, проницательные глаза. У него нет свойственной Тони властной элегантности. Ничего такого. Нэймет мог показаться придурковатым, упрямым, раздражающе беспечным.
Он всегда поступал только по-своему, отказываясь воспринимать жизнь всерьез. Нина часто задумывалась о нем, ловила себя на мысли о Генри и пыталась запретить себе это. Но потом нашла объяснение: ее всегда тянуло к науке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104