«Ох, не могу я больше выносить эту мадам», — подумала Нина. Боже! Элизабет Сэвидж рассказывает ей, Нине, о рынке!
— Ну ладно, с этим все ясно. А как дела с лыжами?
— А что это они вдруг тебя заинтересовали?
Нина покраснела.
— Потому что это занятие полезно и для нашего дела.
— Думаю, да. Пока очень хорошо, а там посмотрим, — уклончиво ответила Элизабет.
— Ты тренируешься со своим бой-френдом?
Элизабет, казалось, застыла на секунду.
— У меня нет бой-френда.
Что?
— А разве Джек Тэйлор не твой любовник?
— Нет. Джек просто друг, — ответила Элизабет. — Мы катаемся вместе. Иногда. Но если у меня появляется свободное время, я посвящаю его работе. А не общению.
Она одарила Нину широкой белозубой улыбкой и поднялась, протягивая руку.
— Я спешу. У меня встреча с тренером. А очереди ужасные. Я увижу тебя на Играх? А может, уже в Лондоне?
Передавай мои наилучшие пожелания Дино и привет отцу.
Нина взяла бумаги Элизабет, и сердце екнуло. Просто друг. Это что — прикрытие или на самом деле? Неужели они порвали отношения? Бумаг много — похоже, она всерьез взялась за дело. Может, эта легкомысленная голова на самом деле включилась в работу «Дракона»?
Тони это не понравится. И ей тоже.
Из окна спальни Элизабет наблюдала, как уходит Нина. Безукоризненно подстриженная, красиво одетая.
Элизабет едва могла поверить, что они ровесницы. Неужели все женщины, которые делают карьеру, такие? Или только американки? Нина Рот ко всему относилась чрезмерно серьезно, как, впрочем, все выходцы из низших слоев общества. У нее такой вид, как будто она заявляет: я не позволю со мной шутить. Отец намеренно окружал себя такими людьми. Элизабет повидала их сотни за все эти годы — они были среди гостей в замке, среди партнеров по теннису, в толпе на приемах, которые устраивала Моника. Они были штурмовиками без лиц, ребенком она называла их про себя «пираньи». Но была одна особенность — этими лакеями всегда были мужчины.
Натягивая ботинки, потом шлем, Элизабет думала о Нине. Она спит с Тони. Но в этой связи есть что-то еще.
«Надо присмотреться, — подумала Элизабет. — Она же ненавидит меня, но она хороша. Она действительно хороша». Да, Элизабет напряглась, когда Нина спросила про Джека. Что скрывалось за вопросом? Нине Рот совершенно не интересна ее любовная жизнь… Или ее отсутствие… Стоит об этом подумать, но позже.
Элизабет появилась в Дростобеле несколько напряженная. Небо было серо-голубое, тяжелое, облака заслонили солнце и кидали тени на склоны гор, создавая ощущение, что солнечные лучи падают сквозь тучи вертикально, столбом. Это напоминало средневековые картины, изображавшие Бога, посылающего свою милость на землю. Воздух был густ и холоден. Кажется, Ганс пока доволен ею. После беглого разговора с ним Элизабет почувствовала именно это. Хотя для всех остальных его бесконечные проповеди про углы, позу, его «еще раз попробуем…» казались невыносимыми. Ганс мог поддержать только раз, когда выиграна медаль. Или проиграна.
Ее тренировки в Кенте дали результат. Изматывающая работа на снарядах добавила телу силы и гибкости.
Она уже отыграла у самой себя одну секунду, если сравнивать с результатом на Кубке мира, но рассчитывать только на это нельзя. Ходили слухи, что швейцарская команда тоже тренируется изо всех сил.
Хейди и Луиза катались на лыжне в Вербьере. Австрийцы тренировались в Гриндельвальде, французы — во Флимсе. В общем, участники по взаимному согласию распределили между собой все лыжни. Они с Гансом не будут сидеть на одном месте. Хейди и Луизе, конечно, очень повезло. Каждая встреча для них проходила дома.
Но кое-что волновало Элизабет гораздо сильнее. Несчастный случай, задержавший ее. Она живо представляла себе Грейс Кортес, лежащую с дергающейся ногой, выгибающую в агонии спину. Кошмар для любого лыжника. Бедная Грейс. Она ведь в прошлом году чуть не получила все десять баллов. Теперь мечта участвовать в этих Играх уплыла вместе с лыжами: может, она больше никогда не встанет на них. Во рту у Элизабет пересохло от внезапно пришедшей в голову мысли. Одно падение может означать полное забвение.
«Сосредоточься, сосредоточься», — уговаривала она себя. Ганс взял ее с собой вниз, в Дростобель, на менее страшный склон, чем Вэнг, но такой же крутой. Разница лишь в том, что он огорожен. Элизабет вздохнула. Слалом и супергигант — это ее самые слабые места, им придется поработать.
Она соскользнула с подъемника на снег и принялась закреплять завязки на шлеме. Оглядываясь. Где же он?
Она уже должна была увидеть Ганса в толпе…
Кто-то легонько постучал по шлему с изображением государственного флага Соединенного Королевства. Элизабет зло отозвалась:
— Эй, прекратите! Ах, Джек! Привет! Я искала Ганса.
— Он не приедет.
— Но мы договорились встретиться» он никогда не пропускает тренировки.
— Я уверен, у него есть уважительная причина, — ответил Джек. — Но он не поделился со мной, и мне это не нравится.
Она вдруг очень обрадовалась, что на ней шлем, потому что ей не хотелось, чтобы Джек заметил щенячью тоску в ее взгляде. Голос Джека был пропитан горячим техасским солнцем, и от этого мрачный день, сразу стал ярче.
Он сегодня в черном костюме, без солнцезащитных очков и похож на головореза из шпионского фильма. Было что-то внушающее благоговение в его мощи, в звездах и полосах на груди — эмблеме американской команды.
— Спасибо за новости. Увидимся, — сказала Элизабет.
Но он огромной лапищей схватил ее за перчатки, прежде чем она успела оттолкнуться.
— Он просил меня тебе помочь.
— Ганс просил тебя тренировать меня? — повторила Элизабет.
— Да, — сказал Джек и пожал плечами, устремив на нее взгляд темных глаз. — Сегодня я должен навести блеск на свой супергигант, но ничего не имею против того, чтобы указать на твои ошибки.
Ганс. Вот неожиданность. Это, конечно, для нее полезно, даже хорошо, Ганс понимал, но он ведь не может думать ни о чем, кроме лыж. Это самоубийство — получить урок у Джека Тэйлора. «Указать на твои ошибки»!
Она должна это скушать, потому что Джек в супергиганте неподражаем. Этот вид спуска получается у него лучше всего. У Тэйлора есть чему поучиться. Да о чем она?
Разве у нее есть выбор?
— Спасибо. Это было бы прекрасно, — пробормотала Элизабет.
Она избегала его с того дня, как появилась в Давосе.
До нее вдруг дошло, что она впервые после Кубка мира сидит его на лыжах.
— О'кей, — ровным голосом сказал Джек, выругав про себя Ганса Вольфа.
Он слишком многим обязан Гансу, чтобы отказать, но старик сам не понимал, о чем просит. Эта Элизабет… Ему надо выбросить ее из головы, не думать о будущем с такой испорченной маленькой стервой. Сначала она отвергла все его доводы о необходимости уехать из Англии и начать тренировки, как будто Олимпиада — это ничто, как будто ее работа в «Драконе» — на самом деле все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104