У нее даже был выработан свой стиль. Уже в начальных классах она знала о таких шикарных женщинах, как Джулия Робертс из «Красотки», Верона Фельдбуш и Клавдия Шиффер, поскольку дома у нее было кабельное телевидение «Премьер», супермодный проигрыватель и паркет, на котором она училась дефилировать, выполняя различные па.
В подростковом возрасте Николь можно было дать восемнадцать лет; она знала, как делать покупки на улице Лихтенталер-штрассе и Ланген-штрассе в Баден-Бадене. У нее в сумочке всегда были маникюрные ножницы, чтобы в примерочной отрезать фирменную бирку, а потом выторговать скидку. Николь никогда не торопилась покинуть магазин, даже если под свитером у нее были две неоплаченные футболки.
Учащиеся интерната тянули жребий, и так получилось, что первый год девочки должны были жить в одной комнате, а на следующий год это уже было само собой разумеющимся.
— Противоположности притягиваются, — любила говорить Николь, изображая из себя зрелую девушку. Открыв рот, Жасмин слушала ее рассказы о Монте-Карло, яхтах, о том, как они с матерью ездили в Париж, Лондон и Нью-Йорк специально за покупками. Николь даже успела покататься на «Порше» — понятное дело, незаконно, так как у нее не было прав.
— Вообще-то, все ездят на «Порше». А вот я выйду замуж за мужчину с «Феррари».
Но как-то раз машина Тиллеров тоже оказалась на автомобильной площадке Канделя. Это был «Мазерати» цвета металлик. Жасмин как сейчас помнила странный трезубец на решетке радиатора и опоясанные миндалевидным ореолом часы на панели с приборами. Даже фамилию Тиллер она узнала до того, как познакомилась с Николь, потому что ее отец никогда не упускал возможности прокомментировать очередную газетную статью о Карле Хайнце Тиллере — коллекционере произведений искусства, спортивном спонсоре и великом предпринимателе.
— Да, машина Тиллеров тоже была у меня на площадке. И он так ее и не выкупил. Можешь даже посмотреть…
Но это никогда серьезно не интересовало Жасмин. Главнее для нее было то, что наконец-то в ее жизни появилась подруга со всеми вытекающими из этого последствиями. Они хихикали ночи напролет, перемывали косточки одноклассницам и рассказывали друг другу без утайки все свои секреты.
— Прокладки! — говорила Николь. — Да кто еще ими пользуется? Почему считается, что тампоны вредны для здоровья? Это твоя мама в «Эмме» вычитала? Наверняка там еще написано, что высокие каблуки вызывают привыкание, а с косметикой на лице мы вообще деградируем. Как хорошо, что моя мама читает «Бригитту»!
Это было прекрасное время. Будущее Жасмин было разложено по полочкам: она выйдет замуж за миллионера и будет загорать на яхте. Каким-то образом Николь удалось убедить Жасмин в том, что длинные волосы придают женщине женственность.
— Да отпусти же ты, наконец, волосы.
— Но ведь длинные волосы — это не очень удобно.
— Где именно?
— В бассейне, например.
— А я, кстати, думаю, что ты должна завязать с плаванием, иначе твои плечи будут слишком широкими.
Жасмин рассматривала свои накачанные руки и думала, что это не нравится мужчинам. Как утверждала Николь, им нравятся красные ногти, бритые ноги и подмышки.
— И обязательно нужно носить серьги. Мужчины это любят.
— А если кто-то начнет заигрывать?
— А для чего же они еще нужны? Или ты всю жизнь хочешь выглядеть как мальчишка?
Перед самым Рождеством, когда Жасмин было уже шестнадцать, она выиграла чемпионат земли Баден-Вюртемберг по плаванию вольным стилем на дистанции сто метров. Тогда Николь проколола ей уши. Она взяла иголку, подержала ее на огне зажигалки, зафиксировала ухо пробкой и приступила к делу. Иголка проткнула мочку уха со звуком, который напоминал тот, с каким мать втыкала иголки в игольницу.
Больно было только сначала, когда Николь хотела вставить ей сережку и не смогла сразу найти дырку, так как из нее текла кровь. Потом Николь смазала мочку маслом чайного дерева, чтобы не было воспаления. С горящими ушами Жасмин сидела на своей кровати и чувствовала себя совсем другим человеком. С тех пор она стала покупать сережки, кольца и отпустила волосы.
Николь и Жасмин побратались, но так как они жили в эпоху СПИДа, то весь процесс был чисто символическим и пили они не кровь, а красное вино. По крайней мере, в церкви во время причастия делали то же самое. Конечно, это скорее было похоже на клятву в том, что они навсегда останутся сестрами.
— Ты — моя младшая сестренка, — утверждала Николь. — И я всегда буду присматривать за тобой. Мужчине, причинившему тебе боль, придется иметь дело со мной. Клянусь!
Может, уже тогда они были конкурентками, хотя такая неопытная девушка, как Жасмин, этого не понимала. Иногда она замечала, что за пределами интерната они живут в разных мирах, чуждых друг другу.
Как-то во время одного похода к пчеловоду на уроке биологии Николь ужалила пчела. Впоследствии она заявила в суд на учителя биологии и потребовала материального возмещения ущерба.
— И что же он тебе сделал? — спрашивала Жасмин, выражая свое недоумение. — Только из-за того, что пчела…
— Зачем вообще нас туда потащили? — защищалась Николь. — Учителю биологии так и хотелось, чтобы кого-то укусила пчела. Если бы у меня была аллергия на пчел, я могла бы вообще умереть.
Жасмин смеялась в ответ.
— Не надо было так нервно размахивать руками. Даже ребенок знает, что пчелы могут ужалить. Наверное, только дети богатых родителей этого не знают. У них же есть папочка, который сразу побежит в суд, если кто-то обидит их чадо.
Жасмин замечала, как она взрослеет рядом с Николь. И хотя Николь все еще верила в свою роль старшей сестры и подруги, они обе уже были победительницами — каждая в своей сфере. Иногда, сравнивая свое поведение с поведением Николь, Жасмин думала, что она была на ступеньку выше, правда, пока дело не доходило до конфликтов. А для Николь Жасмин так и оставалась загадкой. Не то чтобы Николь стремилась понять Жасмин, но она все чаще говорила:
— Жасмин, я тебя не понимаю. Нет, правда! Почему ты не даешь Сильване списать у тебя математику? Разве тебе не все равно?
Но Жасмин было не все равно: если бы учитель математики заметил, что Сильвана списала у Жасмин контрольную работу вплоть до ошибки в знаке перед числом, то тогда бы и Жасмин получила ноль баллов.
— Да какая тебе разница! — кричала Николь, делая вид, что никак не может этого понять. — И это с таким раскладом, как у тебя! Четырнадцать или пятнадцать баллов по математике — это же не так важно.
Как раз это было важно.
— И вообще, ты мелочная, несговорчивая и ограниченная! Ты это знаешь?
— А ты уж слишком щедра к моим оценкам, — отвечала Жасмин, повышая голос. — Ты никогда не знала математику настолько хорошо, чтобы кто-то захотел списать у тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
В подростковом возрасте Николь можно было дать восемнадцать лет; она знала, как делать покупки на улице Лихтенталер-штрассе и Ланген-штрассе в Баден-Бадене. У нее в сумочке всегда были маникюрные ножницы, чтобы в примерочной отрезать фирменную бирку, а потом выторговать скидку. Николь никогда не торопилась покинуть магазин, даже если под свитером у нее были две неоплаченные футболки.
Учащиеся интерната тянули жребий, и так получилось, что первый год девочки должны были жить в одной комнате, а на следующий год это уже было само собой разумеющимся.
— Противоположности притягиваются, — любила говорить Николь, изображая из себя зрелую девушку. Открыв рот, Жасмин слушала ее рассказы о Монте-Карло, яхтах, о том, как они с матерью ездили в Париж, Лондон и Нью-Йорк специально за покупками. Николь даже успела покататься на «Порше» — понятное дело, незаконно, так как у нее не было прав.
— Вообще-то, все ездят на «Порше». А вот я выйду замуж за мужчину с «Феррари».
Но как-то раз машина Тиллеров тоже оказалась на автомобильной площадке Канделя. Это был «Мазерати» цвета металлик. Жасмин как сейчас помнила странный трезубец на решетке радиатора и опоясанные миндалевидным ореолом часы на панели с приборами. Даже фамилию Тиллер она узнала до того, как познакомилась с Николь, потому что ее отец никогда не упускал возможности прокомментировать очередную газетную статью о Карле Хайнце Тиллере — коллекционере произведений искусства, спортивном спонсоре и великом предпринимателе.
— Да, машина Тиллеров тоже была у меня на площадке. И он так ее и не выкупил. Можешь даже посмотреть…
Но это никогда серьезно не интересовало Жасмин. Главнее для нее было то, что наконец-то в ее жизни появилась подруга со всеми вытекающими из этого последствиями. Они хихикали ночи напролет, перемывали косточки одноклассницам и рассказывали друг другу без утайки все свои секреты.
— Прокладки! — говорила Николь. — Да кто еще ими пользуется? Почему считается, что тампоны вредны для здоровья? Это твоя мама в «Эмме» вычитала? Наверняка там еще написано, что высокие каблуки вызывают привыкание, а с косметикой на лице мы вообще деградируем. Как хорошо, что моя мама читает «Бригитту»!
Это было прекрасное время. Будущее Жасмин было разложено по полочкам: она выйдет замуж за миллионера и будет загорать на яхте. Каким-то образом Николь удалось убедить Жасмин в том, что длинные волосы придают женщине женственность.
— Да отпусти же ты, наконец, волосы.
— Но ведь длинные волосы — это не очень удобно.
— Где именно?
— В бассейне, например.
— А я, кстати, думаю, что ты должна завязать с плаванием, иначе твои плечи будут слишком широкими.
Жасмин рассматривала свои накачанные руки и думала, что это не нравится мужчинам. Как утверждала Николь, им нравятся красные ногти, бритые ноги и подмышки.
— И обязательно нужно носить серьги. Мужчины это любят.
— А если кто-то начнет заигрывать?
— А для чего же они еще нужны? Или ты всю жизнь хочешь выглядеть как мальчишка?
Перед самым Рождеством, когда Жасмин было уже шестнадцать, она выиграла чемпионат земли Баден-Вюртемберг по плаванию вольным стилем на дистанции сто метров. Тогда Николь проколола ей уши. Она взяла иголку, подержала ее на огне зажигалки, зафиксировала ухо пробкой и приступила к делу. Иголка проткнула мочку уха со звуком, который напоминал тот, с каким мать втыкала иголки в игольницу.
Больно было только сначала, когда Николь хотела вставить ей сережку и не смогла сразу найти дырку, так как из нее текла кровь. Потом Николь смазала мочку маслом чайного дерева, чтобы не было воспаления. С горящими ушами Жасмин сидела на своей кровати и чувствовала себя совсем другим человеком. С тех пор она стала покупать сережки, кольца и отпустила волосы.
Николь и Жасмин побратались, но так как они жили в эпоху СПИДа, то весь процесс был чисто символическим и пили они не кровь, а красное вино. По крайней мере, в церкви во время причастия делали то же самое. Конечно, это скорее было похоже на клятву в том, что они навсегда останутся сестрами.
— Ты — моя младшая сестренка, — утверждала Николь. — И я всегда буду присматривать за тобой. Мужчине, причинившему тебе боль, придется иметь дело со мной. Клянусь!
Может, уже тогда они были конкурентками, хотя такая неопытная девушка, как Жасмин, этого не понимала. Иногда она замечала, что за пределами интерната они живут в разных мирах, чуждых друг другу.
Как-то во время одного похода к пчеловоду на уроке биологии Николь ужалила пчела. Впоследствии она заявила в суд на учителя биологии и потребовала материального возмещения ущерба.
— И что же он тебе сделал? — спрашивала Жасмин, выражая свое недоумение. — Только из-за того, что пчела…
— Зачем вообще нас туда потащили? — защищалась Николь. — Учителю биологии так и хотелось, чтобы кого-то укусила пчела. Если бы у меня была аллергия на пчел, я могла бы вообще умереть.
Жасмин смеялась в ответ.
— Не надо было так нервно размахивать руками. Даже ребенок знает, что пчелы могут ужалить. Наверное, только дети богатых родителей этого не знают. У них же есть папочка, который сразу побежит в суд, если кто-то обидит их чадо.
Жасмин замечала, как она взрослеет рядом с Николь. И хотя Николь все еще верила в свою роль старшей сестры и подруги, они обе уже были победительницами — каждая в своей сфере. Иногда, сравнивая свое поведение с поведением Николь, Жасмин думала, что она была на ступеньку выше, правда, пока дело не доходило до конфликтов. А для Николь Жасмин так и оставалась загадкой. Не то чтобы Николь стремилась понять Жасмин, но она все чаще говорила:
— Жасмин, я тебя не понимаю. Нет, правда! Почему ты не даешь Сильване списать у тебя математику? Разве тебе не все равно?
Но Жасмин было не все равно: если бы учитель математики заметил, что Сильвана списала у Жасмин контрольную работу вплоть до ошибки в знаке перед числом, то тогда бы и Жасмин получила ноль баллов.
— Да какая тебе разница! — кричала Николь, делая вид, что никак не может этого понять. — И это с таким раскладом, как у тебя! Четырнадцать или пятнадцать баллов по математике — это же не так важно.
Как раз это было важно.
— И вообще, ты мелочная, несговорчивая и ограниченная! Ты это знаешь?
— А ты уж слишком щедра к моим оценкам, — отвечала Жасмин, повышая голос. — Ты никогда не знала математику настолько хорошо, чтобы кто-то захотел списать у тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92