Поэтому-то вы и выбрали меня: если я обнаружу что-то такое, что придется вам не по вкусу, вы запросто сможете дезавуировать это. Чего я сам никак не могу понять, так это почему вам вообще понадобилось какое-то расследование, если вы знали, что все эти некрасивые истории могут всплыть на поверхность. Вы перепугались, или это была просто глупость?
Молчание длилось так долго, что Аркадию показалось, будто Марчук не слышал вопроса. Что же касается женщин, то не он первый, не он и последний.
Когда капитан наконец заговорил, голос его прерывался от чувства отвращения к самому себе.
— Я скажу тебе почему. Два года назад я был капитаном на траулере в Японском море. Стояла ночь, погода отвратительная, ветер девяти баллов. Я вовсю старался выбрать план — меня только что сделали главным капитаном. В общем, я послал команду на палубу. И тут в борт ударила волна. Случается такое. Когда она проходит, ты пересчитываешь тех, кого не смыло. Мы не досчитались одного рыбака. Сапоги остались на палубе, а его и следа нет. Смыло? По сходням? Не знаю. Конечно, судно остановили, начали искать. Ночью, в волнах, в ледяной воде, он должен был погибнуть через несколько минут от переохлаждения организма. Или же хлебнул сразу столько, что прямиком отправился на дно. Больше мы его не видели. Я дал радиограмму в Управление флота во Владивосток, сообщил о гибели члена команды. Мне приказали продолжать поиски, а также обыскать судно на предмет пропажи спасательных жилетов, кругов и всего, что может плавать. Полдня мы утюжили воду во всех направлениях, всматриваясь в каждый пучок водорослей, люди обшарили все уголки траулера, пересчитали жилеты, буйки, бочонки. И только после того, как я доложил в Управление, что ничего не пропало, нам разрешили продолжить лов. Прямо мне никто ничего не сказал, но все было ясно и без слов: японский берег был от нас всего в двадцати морских милях. Для мудрых голов в Управлении не было ничего невозможного в том, что человек собирался стать перебежчиком, что он решил темной ночью в непогоду преодолеть вплавь двадцать миль ледяной воды. Какая чушь! И я должен был приказать его друзьям искать тело не для того, чтобы найти его, передать семье, похоронить по-человечески, а для того, чтобы убедиться в том, что он не бежал. Как будто мы все — зэки. Я был вынужден это сделать, но потом я дал себе слово, что никогда больше не отдам команду на милость Владивостока. Значит, Зина была не подарок? Так я — тоже. Вот ты и выясни, что произошло.
— Ради команды?
— Да.
— Далеко еще до Датч-Харбора?
— Десять часов.
— Если вы хотите сделать что-то для команды, разрешите им всем сойти на берег. За десять часов я ничего не узнаю.
— Я пошел на компромисс с Воловым, имея в виду тебя. Он все же первый помощник. Ты слышал, что он сказал.
— Но вы — капитан. Если вы захотите, чтобы ваша команда сошла на берег, вы сделаете это.
Марчук молчал. В губах вместо сигареты он держал уже обуглившийся фильтр.
— Продолжай искать, — выговорил он наконец. — Может, что-нибудь и найдешь.
По внешней лестнице Аркадий спустился с мостика. Снаружи Марчук казался прикованным к рулевому колесу.
Глава 16
Когда Аркадий добрался до своей каюты, его уже так трясло, что он решил принять радикальные меры. Взяв полотенце, он спустился на палубу ниже, в небольшую раздевалку, где по стенам висели крючки для одежды и плакатик: «Порядочный гражданин уважает собственность других». Под плакатиком от руки было написано: Денные вещи берите с собой».
С ножом, спрятанным в полотенце, Аркадий вошел в баньку. Для «Полярной звезды» банька была немыслимой роскошью. Оборудовала ее команда, и, хотя размерами банька была чуть больше телефонной будки, на ее отделку пошли настоящие кедровые доски. В углу — несколько крупных валунов, под которыми проходили трубы с горячим паром, ведерко и ковшик, тоже из кедра. В воздухе уже висел густой парок. С полка свисали две пары чьих-то ног, слишком тощих, чтобы принадлежать убийцам.
В московских Сандунах или в сибирской бане по-черному — какая разница — российский человек уверен, что нет лучшего средства от всех хвороб, чем хорошая банька. С помощью веника и пара излечиваются и простуды, и артриты, и нервные заболевания, а для похмелья банька — первое дело. На «Полярной звезде» она никогда не пустовала.
Поры Аркадия расширились, на лбу и груди выступили крупные капли пота. Хотя ноги и руки еще не совсем хорошо повиновались ему, сильно обморозиться он не успел. Как только он избавится от трясучки, мысли придут в порядок, голова заработает яснее.
Ковшиком Аркадий плеснул на валуны. Из серых они стали на мгновение черными, но тут же обсохли; горячий пар в помещении стал еще более плотным. На полу лежал березовый веник: им так здорово выгонять из себя излишки спиртного и всякие хвори, но Аркадий никогда не верил в целительность самоистязания, пусть даже и по рецепту врача.
— Собираешься что-нибудь брать в магазине? — донеслась до него сквозь пар английская фраза. Голос принадлежал Ланцу, наблюдателю от американцев. — К черту все, мы идем прямиком в Датч-Харбор. Другие посудины предпочитают ходить в Колумбию или Байю.
— Если только пиво, — ответил ему Дэй, странный тип.
— Не хочешь попробовать травки? Из трубки? Сильна штучка, моментально раскручивает.
— Ну уж спасибо.
— Боишься? Могу сделать тебе замес, выглядит, как обычная сигарета.
— Да я даже не курю. А потом, я собираюсь вернуться в колледж. Не хочу превращаться в наркомана здесь, на Юконе. Нет уж.
— Вот зануда, — проговорил Ланц, когда Дэй, выйдя из облака пара, скрылся за дверью.
Судя по звуку, Ланц высморкался в полотенце. Медленно сполз с полка. Он был кожа да кости, походя на бледную, с длинными конечностями саламандру.
— О, гляньте-ка, кто это подкрадывается тут к людям, чтобы подслушать. Ну что, Ренько, готовишься промотать свои доллары в Датч-Харборе?
— Не думаю, что сойду на берег.
— И никто не сойдет. Говорят, это благодаря твоим выкрутасам.
— Может быть.
— А еще я слышал, что даже если и сойдут, то уж точно без тебя. Так кто же ты, Ренько: полицейский или заключенный?
— Завидная это работенка — идти на траулере к американским берегам.
— Да, если тебя отпускают на берег, а не держат взаперти на борту. Бедный товарищ Ренько.
— Похоже, я много теряю.
— Похоже, тебе много нужно. А на самом деле тебе остается только гулять по палубе и ждать, что кто-нибудь сжалится и принесет тебе пачку сигарет. Очень патетично.
— Очень.
— Я куплю тебе чего-нибудь сладенького, жвачки, что ли. Ты же, видимо, ради этого и устраивался сюда.
Дверь за Ланцем закрылась, Аркадий плеснул еще воды на камни и вновь улегся на лавке. То, что даже американцам было ясно, в какой переплет он попал, испугало его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Молчание длилось так долго, что Аркадию показалось, будто Марчук не слышал вопроса. Что же касается женщин, то не он первый, не он и последний.
Когда капитан наконец заговорил, голос его прерывался от чувства отвращения к самому себе.
— Я скажу тебе почему. Два года назад я был капитаном на траулере в Японском море. Стояла ночь, погода отвратительная, ветер девяти баллов. Я вовсю старался выбрать план — меня только что сделали главным капитаном. В общем, я послал команду на палубу. И тут в борт ударила волна. Случается такое. Когда она проходит, ты пересчитываешь тех, кого не смыло. Мы не досчитались одного рыбака. Сапоги остались на палубе, а его и следа нет. Смыло? По сходням? Не знаю. Конечно, судно остановили, начали искать. Ночью, в волнах, в ледяной воде, он должен был погибнуть через несколько минут от переохлаждения организма. Или же хлебнул сразу столько, что прямиком отправился на дно. Больше мы его не видели. Я дал радиограмму в Управление флота во Владивосток, сообщил о гибели члена команды. Мне приказали продолжать поиски, а также обыскать судно на предмет пропажи спасательных жилетов, кругов и всего, что может плавать. Полдня мы утюжили воду во всех направлениях, всматриваясь в каждый пучок водорослей, люди обшарили все уголки траулера, пересчитали жилеты, буйки, бочонки. И только после того, как я доложил в Управление, что ничего не пропало, нам разрешили продолжить лов. Прямо мне никто ничего не сказал, но все было ясно и без слов: японский берег был от нас всего в двадцати морских милях. Для мудрых голов в Управлении не было ничего невозможного в том, что человек собирался стать перебежчиком, что он решил темной ночью в непогоду преодолеть вплавь двадцать миль ледяной воды. Какая чушь! И я должен был приказать его друзьям искать тело не для того, чтобы найти его, передать семье, похоронить по-человечески, а для того, чтобы убедиться в том, что он не бежал. Как будто мы все — зэки. Я был вынужден это сделать, но потом я дал себе слово, что никогда больше не отдам команду на милость Владивостока. Значит, Зина была не подарок? Так я — тоже. Вот ты и выясни, что произошло.
— Ради команды?
— Да.
— Далеко еще до Датч-Харбора?
— Десять часов.
— Если вы хотите сделать что-то для команды, разрешите им всем сойти на берег. За десять часов я ничего не узнаю.
— Я пошел на компромисс с Воловым, имея в виду тебя. Он все же первый помощник. Ты слышал, что он сказал.
— Но вы — капитан. Если вы захотите, чтобы ваша команда сошла на берег, вы сделаете это.
Марчук молчал. В губах вместо сигареты он держал уже обуглившийся фильтр.
— Продолжай искать, — выговорил он наконец. — Может, что-нибудь и найдешь.
По внешней лестнице Аркадий спустился с мостика. Снаружи Марчук казался прикованным к рулевому колесу.
Глава 16
Когда Аркадий добрался до своей каюты, его уже так трясло, что он решил принять радикальные меры. Взяв полотенце, он спустился на палубу ниже, в небольшую раздевалку, где по стенам висели крючки для одежды и плакатик: «Порядочный гражданин уважает собственность других». Под плакатиком от руки было написано: Денные вещи берите с собой».
С ножом, спрятанным в полотенце, Аркадий вошел в баньку. Для «Полярной звезды» банька была немыслимой роскошью. Оборудовала ее команда, и, хотя размерами банька была чуть больше телефонной будки, на ее отделку пошли настоящие кедровые доски. В углу — несколько крупных валунов, под которыми проходили трубы с горячим паром, ведерко и ковшик, тоже из кедра. В воздухе уже висел густой парок. С полка свисали две пары чьих-то ног, слишком тощих, чтобы принадлежать убийцам.
В московских Сандунах или в сибирской бане по-черному — какая разница — российский человек уверен, что нет лучшего средства от всех хвороб, чем хорошая банька. С помощью веника и пара излечиваются и простуды, и артриты, и нервные заболевания, а для похмелья банька — первое дело. На «Полярной звезде» она никогда не пустовала.
Поры Аркадия расширились, на лбу и груди выступили крупные капли пота. Хотя ноги и руки еще не совсем хорошо повиновались ему, сильно обморозиться он не успел. Как только он избавится от трясучки, мысли придут в порядок, голова заработает яснее.
Ковшиком Аркадий плеснул на валуны. Из серых они стали на мгновение черными, но тут же обсохли; горячий пар в помещении стал еще более плотным. На полу лежал березовый веник: им так здорово выгонять из себя излишки спиртного и всякие хвори, но Аркадий никогда не верил в целительность самоистязания, пусть даже и по рецепту врача.
— Собираешься что-нибудь брать в магазине? — донеслась до него сквозь пар английская фраза. Голос принадлежал Ланцу, наблюдателю от американцев. — К черту все, мы идем прямиком в Датч-Харбор. Другие посудины предпочитают ходить в Колумбию или Байю.
— Если только пиво, — ответил ему Дэй, странный тип.
— Не хочешь попробовать травки? Из трубки? Сильна штучка, моментально раскручивает.
— Ну уж спасибо.
— Боишься? Могу сделать тебе замес, выглядит, как обычная сигарета.
— Да я даже не курю. А потом, я собираюсь вернуться в колледж. Не хочу превращаться в наркомана здесь, на Юконе. Нет уж.
— Вот зануда, — проговорил Ланц, когда Дэй, выйдя из облака пара, скрылся за дверью.
Судя по звуку, Ланц высморкался в полотенце. Медленно сполз с полка. Он был кожа да кости, походя на бледную, с длинными конечностями саламандру.
— О, гляньте-ка, кто это подкрадывается тут к людям, чтобы подслушать. Ну что, Ренько, готовишься промотать свои доллары в Датч-Харборе?
— Не думаю, что сойду на берег.
— И никто не сойдет. Говорят, это благодаря твоим выкрутасам.
— Может быть.
— А еще я слышал, что даже если и сойдут, то уж точно без тебя. Так кто же ты, Ренько: полицейский или заключенный?
— Завидная это работенка — идти на траулере к американским берегам.
— Да, если тебя отпускают на берег, а не держат взаперти на борту. Бедный товарищ Ренько.
— Похоже, я много теряю.
— Похоже, тебе много нужно. А на самом деле тебе остается только гулять по палубе и ждать, что кто-нибудь сжалится и принесет тебе пачку сигарет. Очень патетично.
— Очень.
— Я куплю тебе чего-нибудь сладенького, жвачки, что ли. Ты же, видимо, ради этого и устраивался сюда.
Дверь за Ланцем закрылась, Аркадий плеснул еще воды на камни и вновь улегся на лавке. То, что даже американцам было ясно, в какой переплет он попал, испугало его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95