Отец-настоятель сказал, что должен быть Знак, однако так никому и не объяснил, как его опознать, что он должен повлечь за собой, и почему этот Знак так важен. “Вы все узнаете в свое время, братия”, — сказал он.
Обычно Лумиан серьезно относился ко всем поручениям, но сейчас он готов был проклясть тот день, когда пришел в обитель Черных Монахов. Выросший на юге, в постоянном тепле, Лумиан, как никто другой, страдал от холода, почти круглый год царящего в горах. Раньше он еще мог терпеть, однако нынешняя осень выдалась в Северных горах особенно холодной и ветреной. По этой причине все свободное время Лумиан старался проводить в пещере, но избежать нынешнего дежурства ему не удалось.
Становилось все холоднее, и монах совсем закоченел. Не вставая, чтобы не попасть под удары ветра, приносящего с собой все больше снежных крупинок, Лумиан попытался размять вконец закоченевшие руки и ноги, но это не принесло ожидаемого облегчения. Хочешь, не хочешь, а нужно было подниматься и идти дальше, чтобы согреться хотя бы посредством ходьбы. Еще раз глотнув из бутылочки, Лумиан, громко охая и придерживаясь руками за каменные стены расщелины, поднялся, а затем медленно направился по тропинке, уже покрывшейся снегом до щиколоток.
— Хоть волоком тащите, а сюда я больше ни ногой, — ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал монах. Ворвавшийся сквозь приоткрытый рот ледяной воздух ожег легкие, у Лумиана перехватило дыхание, и он закашлялся.
Неожиданно среди заснеженных камней мелькнула какая-то смутная тень, но Лумиан не сразу смог унять кашель, чтобы разглядеть, кто это такой.
Лумиану, наконец, удалось восстановить дыхание, и он стал пристально вглядываться сквозь снежную пелену. Огромные валуны и отвесные каменные стены, даже находящиеся всего в нескольких шагах от монаха, почти невозможно было увидеть. Лумиан крепко зажмурился, а затем снова внимательно осмотрелся — нет, наверное, показалось. Неоткуда тут живому существу взяться, голый камень кругом — ни троп, ни горных перевалов поблизости нет, даже случайный путник не забредет…
На этот раз что-то проскользнуло справа. Лумиан резко обернулся, тщетно пытаясь поймать взглядом ускользающую тень.
— Эй, кто здесь? — не выдержал наконец монах и потянулся к поясу, где в специальной петле висела недлинная тяжелая палка, заостренная с одного конца и окованная тонкими медными листами, — другого оружия Черным Монахам не полагалось.
Тень просочилась между двумя огромными валунами и остановилась в нескольких шагах от Лумиана, несколько выше по тропинке. Это оказалась фигура чуть ниже трех локтей роста, закутанная в меховые одежды, почти такие же, какие были сейчас на монахе.
— Кто ты? — спросил Лумиан, осторожно приближаясь. Фигура тоже подалась вперед и монах смог разглядеть, что это был не кто иной, как стуканец — маленький горный рудокоп. Он был молод, однако густая каштановая борода, обрамлявшая круглое лицо, делала его похожим на старика. Длинные волосы были заплетены в четыре жиденькие косы, которые выбились из-под шапки и разметались по плечам. Одежда обледенела и была припорошена снегом. Из-за спины его торчала небольшая кирка, по размеру как раз подходящая низенькому стуканцу. Некоторое время монах и рудокоп молчаливо взирали друг на друга, и Лумиан лихорадочно размышлял, что могло понадобиться стуканцу в такую погоду в этих местах. Маленькие рудокопы селились гораздо ниже, где было теплее и росли деревья, а осенью и вообще старались не подниматься в горы. Этот же, изменив всем обычаям, в снегопад добрался почти до самых пещер Черных Монахов, что само по себе было очень странно.
— Меня зовут Озенкольт, — неожиданно нарушил затянувшееся молчание рудокоп. Голос его оказался неожиданно сильным и хриплым, он никак не вязался с небольшим ростом стуканца. — А ты один из Ордена, верно?
— Я — Лумиан, — представился монах, приветствуя стуканца едва заметным кивком. — Позволь узнать, что ты здесь ищешь?
Рудокоп внезапно улыбнулся и указал на большой плоский камень, стоящий неподалеку:
— Присядем, у нас еще очень много времени впереди. Ничего не понимая, Лумиан посмотрел на валун у самого края тропинки. Тот был гораздо выше взрослого человека и весь покрыт коркой льда. Видя недоумение во взгляде монаха, Озенкольт подошел к камню и коснулся его ладонью. Лумиан успел разглядеть, что рудокоп не носил рукавиц, хотя холод стоял просто жуткий. Камень между тем заколебался, стал как будто туманным, и в его боку появилась широкая лестница. Лед сам собой исчез, а летящий с неба снег, не достигая поверхности камня, таял, обращаясь в пар. Озенкольт сделал приглашающий жест и первым поднялся на валун. Лумиану ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Камень оказался неожиданно теплым, и это не было иллюзией. Здесь не чувствовалось даже ветра, хотя камень стоял на открытом месте. На ощупь он был шершавым и чем-то похожим на грубо обструганное дерево.
Стуканец уже уселся, скрестив ноги и положив кирку перед собой. Лумиан вспомнил, что этим жестом маленькие рудокопы выказывали свое расположение к собеседнику, и внутренне порадовался — разговор обещал быть приятельским. Монах также присел, постаравшись принять позу, подобную той, в какой находился сейчас Озенкольт, однако еще не совсем отошедшие от мороза конечности отказывались сгибаться, так что со стороны потуги Лумиана выглядели довольно забавно. Рудокоп не сдержался и хихикнул, но почти тут же поспешил спрятать улыбку в бороде, взглянув на помрачневшего схимника. Когда же оба наконец расселись, стуканец заговорил:
— Тебя, наверное, удивляет мое присутствие здесь? Можешь не отвечать, я вижу и так. Но знай, у меня есть на то веская причина. Я только что говорил с вашим отцом настоятелем, и он ясно дал мне понять, что больше не собирается платить нашему роду за позволение проживать в этих горах. Последние триста лет мы жили друг с другом в мире и согласии. Еще самый первый ваш настоятель подписал с нами договор. Он обязался платить нам каждые полвека по шесть изумрудов. Как ты понимаешь, эта плата чисто символическая — мы за год добываем сотни и сотни гораздо более дорогих камней. Но эти шесть изумрудов — обычай. Все, кто когда-либо приходил в наши горы, должны были платить нам за это. И никто еще не отказывался, кроме нынешнего настоятеля Ордена. Я не знаю, что толкнуло его на этот шаг, но хочу, чтобы вы знали: мы, стуканцы, умеем охранять свои владения от посягательств чужих и не потерпим попрания наших обычаев. Если настоятель не изменит своего решения — все монахи Ордена будут изгнаны из Северных гор. А нам бы этого не хотелось: горы пусты и даже несколько человек могут хотя бы на время оживить их, понимаешь меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149
Обычно Лумиан серьезно относился ко всем поручениям, но сейчас он готов был проклясть тот день, когда пришел в обитель Черных Монахов. Выросший на юге, в постоянном тепле, Лумиан, как никто другой, страдал от холода, почти круглый год царящего в горах. Раньше он еще мог терпеть, однако нынешняя осень выдалась в Северных горах особенно холодной и ветреной. По этой причине все свободное время Лумиан старался проводить в пещере, но избежать нынешнего дежурства ему не удалось.
Становилось все холоднее, и монах совсем закоченел. Не вставая, чтобы не попасть под удары ветра, приносящего с собой все больше снежных крупинок, Лумиан попытался размять вконец закоченевшие руки и ноги, но это не принесло ожидаемого облегчения. Хочешь, не хочешь, а нужно было подниматься и идти дальше, чтобы согреться хотя бы посредством ходьбы. Еще раз глотнув из бутылочки, Лумиан, громко охая и придерживаясь руками за каменные стены расщелины, поднялся, а затем медленно направился по тропинке, уже покрывшейся снегом до щиколоток.
— Хоть волоком тащите, а сюда я больше ни ногой, — ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал монах. Ворвавшийся сквозь приоткрытый рот ледяной воздух ожег легкие, у Лумиана перехватило дыхание, и он закашлялся.
Неожиданно среди заснеженных камней мелькнула какая-то смутная тень, но Лумиан не сразу смог унять кашель, чтобы разглядеть, кто это такой.
Лумиану, наконец, удалось восстановить дыхание, и он стал пристально вглядываться сквозь снежную пелену. Огромные валуны и отвесные каменные стены, даже находящиеся всего в нескольких шагах от монаха, почти невозможно было увидеть. Лумиан крепко зажмурился, а затем снова внимательно осмотрелся — нет, наверное, показалось. Неоткуда тут живому существу взяться, голый камень кругом — ни троп, ни горных перевалов поблизости нет, даже случайный путник не забредет…
На этот раз что-то проскользнуло справа. Лумиан резко обернулся, тщетно пытаясь поймать взглядом ускользающую тень.
— Эй, кто здесь? — не выдержал наконец монах и потянулся к поясу, где в специальной петле висела недлинная тяжелая палка, заостренная с одного конца и окованная тонкими медными листами, — другого оружия Черным Монахам не полагалось.
Тень просочилась между двумя огромными валунами и остановилась в нескольких шагах от Лумиана, несколько выше по тропинке. Это оказалась фигура чуть ниже трех локтей роста, закутанная в меховые одежды, почти такие же, какие были сейчас на монахе.
— Кто ты? — спросил Лумиан, осторожно приближаясь. Фигура тоже подалась вперед и монах смог разглядеть, что это был не кто иной, как стуканец — маленький горный рудокоп. Он был молод, однако густая каштановая борода, обрамлявшая круглое лицо, делала его похожим на старика. Длинные волосы были заплетены в четыре жиденькие косы, которые выбились из-под шапки и разметались по плечам. Одежда обледенела и была припорошена снегом. Из-за спины его торчала небольшая кирка, по размеру как раз подходящая низенькому стуканцу. Некоторое время монах и рудокоп молчаливо взирали друг на друга, и Лумиан лихорадочно размышлял, что могло понадобиться стуканцу в такую погоду в этих местах. Маленькие рудокопы селились гораздо ниже, где было теплее и росли деревья, а осенью и вообще старались не подниматься в горы. Этот же, изменив всем обычаям, в снегопад добрался почти до самых пещер Черных Монахов, что само по себе было очень странно.
— Меня зовут Озенкольт, — неожиданно нарушил затянувшееся молчание рудокоп. Голос его оказался неожиданно сильным и хриплым, он никак не вязался с небольшим ростом стуканца. — А ты один из Ордена, верно?
— Я — Лумиан, — представился монах, приветствуя стуканца едва заметным кивком. — Позволь узнать, что ты здесь ищешь?
Рудокоп внезапно улыбнулся и указал на большой плоский камень, стоящий неподалеку:
— Присядем, у нас еще очень много времени впереди. Ничего не понимая, Лумиан посмотрел на валун у самого края тропинки. Тот был гораздо выше взрослого человека и весь покрыт коркой льда. Видя недоумение во взгляде монаха, Озенкольт подошел к камню и коснулся его ладонью. Лумиан успел разглядеть, что рудокоп не носил рукавиц, хотя холод стоял просто жуткий. Камень между тем заколебался, стал как будто туманным, и в его боку появилась широкая лестница. Лед сам собой исчез, а летящий с неба снег, не достигая поверхности камня, таял, обращаясь в пар. Озенкольт сделал приглашающий жест и первым поднялся на валун. Лумиану ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Камень оказался неожиданно теплым, и это не было иллюзией. Здесь не чувствовалось даже ветра, хотя камень стоял на открытом месте. На ощупь он был шершавым и чем-то похожим на грубо обструганное дерево.
Стуканец уже уселся, скрестив ноги и положив кирку перед собой. Лумиан вспомнил, что этим жестом маленькие рудокопы выказывали свое расположение к собеседнику, и внутренне порадовался — разговор обещал быть приятельским. Монах также присел, постаравшись принять позу, подобную той, в какой находился сейчас Озенкольт, однако еще не совсем отошедшие от мороза конечности отказывались сгибаться, так что со стороны потуги Лумиана выглядели довольно забавно. Рудокоп не сдержался и хихикнул, но почти тут же поспешил спрятать улыбку в бороде, взглянув на помрачневшего схимника. Когда же оба наконец расселись, стуканец заговорил:
— Тебя, наверное, удивляет мое присутствие здесь? Можешь не отвечать, я вижу и так. Но знай, у меня есть на то веская причина. Я только что говорил с вашим отцом настоятелем, и он ясно дал мне понять, что больше не собирается платить нашему роду за позволение проживать в этих горах. Последние триста лет мы жили друг с другом в мире и согласии. Еще самый первый ваш настоятель подписал с нами договор. Он обязался платить нам каждые полвека по шесть изумрудов. Как ты понимаешь, эта плата чисто символическая — мы за год добываем сотни и сотни гораздо более дорогих камней. Но эти шесть изумрудов — обычай. Все, кто когда-либо приходил в наши горы, должны были платить нам за это. И никто еще не отказывался, кроме нынешнего настоятеля Ордена. Я не знаю, что толкнуло его на этот шаг, но хочу, чтобы вы знали: мы, стуканцы, умеем охранять свои владения от посягательств чужих и не потерпим попрания наших обычаев. Если настоятель не изменит своего решения — все монахи Ордена будут изгнаны из Северных гор. А нам бы этого не хотелось: горы пусты и даже несколько человек могут хотя бы на время оживить их, понимаешь меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149