Неожиданно громко заурчавший живот заставил улыбку на мгновение исчезнуть с губ женщины. Искорки в глазах младенца забегали чуть быстрее и стали ярче. Света, исходящего от них, хватало, чтобы без труда разглядеть и лицо ребенка, и руки женщины. Кормилица вновь улыбнулась — ей было невероятно хорошо.
— Пойдем, — послышался негромкий голос, исходящий неведомо откуда, но женщина совершенно не испугалась. В очередной раз ласково погладив младенца по голове и чуть взъерошив короткие волосы, она послушно поднялась и медленно двинулась вперед, к низкой арке, обрамляющей выход из небольшого зальчика, в котором кормилица провела последние часы.
А потом она оказалась в совсем другом месте. Только что вокруг была темнота, и вот уже мрак расступился, и она оказалась в не слишком большой уютной комнате, богато обставленной и освещенной несколькими свечами. Прикрытые занавесями окна не могли скрыть черного неба с большим мутным белесым пятном — свет луны пробивался сквозь тучи. Комната была пуста, но сквозь приоткрытую дверь слышались чьи-то приглушенные голоса и тихий смех. Внимание женщины привлек стоящий чуть в стороне столик, на котором поблескивало большое серебряное блюдо с фруктами, изящный кувшин и пара кубков, покрытых эмалью.
— Спасибо тебе, — не понимая, к кому, собственно, обращается, прошептала кормилица и, подскочив к столику, схватила свободной рукою гроздь винограда и с жадностью стала запихивать ее в рот. Ягоды были чуть сморщенными, но сладкими, подобное угощение в это время года, да еще в Мэсфальде, было большой редкостью.
В соседней комнате все еще продолжался разговор. Находящиеся там, похоже, не слышали, как появилась кормилица.
Женщина, быстро покончив с ягодами, сделала несколько больших глотков из первого же попавшегося кубка. К удивлению кормилицы, в нем оказалась вода, но это обстоятельство обрадовало женщину: вино могло навредить ребенку. Отставив почти опустевший кубок, она схватила несколько яблок и запихнула их за пазуху, а затем снова принялась за еду.
Остановиться кормилицу заставил едва слышный скрип приоткрываемой двери и удивленный вскрик:
— Кто ты? Что ты здесь делаешь?!
Женщина резко повернулась, стискивая в объятиях младенца, и увидела стоящую на пороге девушку… или нет, очень молодую даму, облаченную в дорогое, расшитое бисером и камнями платье. В ее взгляде, кроме удивления, проглядывали недоверие и толика страха.
— Госпожа, я… Госпожа… — залепетала перепуганная еще больше кормилица, не в силах найти подходящих для объяснения слов. — Я… Госпожа, простите меня… Понимаете…
Это было единственное, что успела произнести кормилица, поскольку хозяйка комнат, занервничав, истерично завопила:
— Стража! Сюда!
Почти одновременно с тем, как с губ женщины сорвался этот пронзительный крик, кормилица исчезла, будто растворившись в воздухе. Этого дама уже вынести не смогла и, еще раз вскрикнув, упала без чувств. Когда в комнату вбежал высокий, чуть лысоватый мужчина, а следом за ним двое воинов, они обнаружили только лежащую на полу женщину, которая, придя в себя, так и не смогла вразумительно объяснить, что с ней произошло.
А кормилица, перепуганная, плачущая и дрожащая, вновь очутилась в подземелье, среди затхлого воздуха и полной темноты. Ребенок тоже стал плакать, но негромко, а будто вторя женщине, и это, как ни странно, успокоило ее. Утерев слезы тыльной стороной ладони, кормилица расположилась у стены и принялась кормить младенца. И женщина ни разу не вспомнила об игре цветных искорок в зрачках ребенка, а тот, словно в знак благодарности, снова затих.
Но никто из них не заметил крохотную помаргивающую искорку, проскользнувшую под самым потолком и описавшую небольшой круг над головой кормилицы.
* * *
Утро выдалось не слишком радостным. Пришли новые вести из войск, и ничего утешительного в них не смог бы усмотреть даже самый закоренелый оптимист. Армия короля Сундарама еще больше потеснила солдат Маттео, захватив несколько деревень и организовав для себя надежный канал снабжения. Провизию и оружие подвозили регулярно, и золониане ни в чем не испытывали недостатка. Кроме того, против обыкновения, захватчики почти не грабили деревень, а это уже говорило о далеко идущих планах короля Сундарама. В его замыслы не входил только захват добычи, он желал получить все.
Маттео уже серьезно подумывал о том, чтобы отправиться к войскам, как хотел перед бегством Дагмар. Разумеется, Советнику приходило в голову, что король после своего исчезновения из дворца вполне мог попробовать добраться до своих воинов и в этом случае те поддержали бы именно его, а отнюдь не Маттео, занявшего его место на троне. Чтобы избежать этого, Советник сразу же после прихода к власти отослал к местам боев три десятка доверенных людей, которым поручалось следить за всеми прибывающими в войско людьми и в случае обнаружения Дагмара сделать так, чтобы тот не успел сказать и слова солдатам. Но пока никаких известий о появлении короля не поступало. По всему выходило, что король затаился где-то и выжидает. Но чего именно?
Да, для радости повода не намечалось. Еще и вчерашний разговор с призраком Халиока из головы не шел. Маг вроде бы говорил все без утайки, но у Советника после этой беседы родилось столько вопросов, что казалось — лучше бы встречи с призраком не было вообще. Хотя, с другой стороны, были в этом разговоре и приятные моменты: взять хотя бы обещание мага расправиться с богоравным. Маттео не ведал, для чего Халиоку, а точнее, Райгару это нужно, но Маттео это было на пользу.
А вот то, что Халиок ни с того ни с сего спас Вазгера, Маттео сильно смущало. Какой Незабвенному прок от Вазгера? Для чего понадобился богу чуть живой старый воин, которого теперь никто не подпустит даже к воротам Мэсфальда?
Разговор с магом оставил в душе Советника неприятный осадок. Маттео казалось, что Халиок намекал на что-то опасное, но не был уверен в собственных догадках.
Раздавшийся стук в дверь заставил Советника оторваться от раздумий. Пересилив свое недовольство тем, что его мысли прервали, он крикнул:
— Войди!
Не успел затихнуть отзвук его голоса, как в комнате оказался высокий мужчина. Маттео не сразу признал в нем казначея, с которым до недавнего времени ему приходилось встречаться столь часто и в несколько иной обстановке. Сейчас на Парроте вместо его неизменного малинового плаща и розовато-красного камзола были аккуратные черно-синие одежды, благодаря которым нескладная и костистая фигура казначея выглядела чуть более презентабельной.
— Паррот? — проговорил Советник. — Не ожидал тебя сегодня увидеть, но, если уж ты пришел, я полагаю, у тебя были для этого достаточно веские основания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149