Тем временем король подошел к креслу Джессмин и протянул ей руку.
— Миледи? — спокойно сказал он.
Улыбаясь, Джессмин вложила свои пальцы в его ладонь, затем встала и слегка поклонилась ему.
— Да, мой господин.
Их глаза встретились, и взгляды, которыми они обменялись, не остались незамеченными никем из придворных и гостей. Юный граф смотрел им вслед до тех пор, пока Люсьен и Джессмин не вышли из пиршественной залы, но на лице его не было написано сколько-нибудь глубокого сожаления. Фейдир взял его под руку, и юноша повернул к нему свое красивое лицо.
— Она прекрасна, не так ли?
Фейдир слегка нахмурился.
— Вы считаете, что рассердить короля — это мудрый поступок, граф?
Рорик — воплощенная невинность — расширил темно-карие глаза и взмахнул длинными ресницами:
— Его величество, конечно, понимает, что я не имел в виду чего-то такого?
— Вам следует усвоить, граф, и чем быстрее, тем лучше, что здесь отнюдь не юг и не двор короля Роффо, где вельможи могут позволить себе — и позволяют — всякие вольности по отношению к королю. Роффо строит из себя шута, и эта роль очень ему к лицу?
Тут ресницы Рорика снова опустились, и Фейдир решил, что граф пытается спрятать свой гнев.
— Люсьен — молодой король, и очень гордый, — продолжил посол. — Он не потерпит такого поведения. Как вам известно, милорд, — закончил Фейдир более мягким тоном, — мы не испытываем здесь недостатка в красивых женщинах.
— Действительно, — Рорик снова широко раскрыл глаза и улыбнулся. — И хотя ни одна из них не сравнится с принцессой, я уверен, что сумею найти кого-нибудь, кто утешит мое разбитое сердце!
Граф грациозно поклонился Фейдиру, и посланник, улыбаясь, ответил тем же. Как бы ни был безрассуден и горяч юный граф, однако было в нем что-то такое, отчего на него трудно было сердиться длительное время. Фейдир решил, что это молодость, глядя, как Рорик пробирается в дальний конец зала, где несколько вельмож-южан продолжали пировать, не обратив никакого внимания на невежливый жест короля. Укоризненно покачивая головой, Фейдир вышел, направляясь в библиотеку и — наконец-то! — в постель.
***
Ночью в коридорах юго-западного крыла замка раздался пронзительный крик. Фейдир вскочил на кровати и отшвырнул одеяло. Захлебывающийся крик не прекращался, и посланник вышел из комнаты со свечой в руке, двигаясь туда, откуда доносились эти громкие звуки. В этом вопле звучали такие отчаянные и истеричные нотки, что отовсюду стали сбегаться заспанные стражники и захлопали двери других покоев.
Это случилось перед самым рассветом. Свечи в коридоре догорели и погасли, только кое-где в чашках подсвечников подмигивали синие, издыхающие огоньки, которые почти не давали света. В одном из боковых коридоров Фейдир увидел несколько смущенно переминающихся с ноги на ногу солдат и поспешил туда, освещая себе путь своей свечой, которая была единственным источником света. Вопли внезапно прекратились, и в толпе стражников Фейдир увидел Люсьена, все еще одетого в тот же самый камзол, в котором он сидел за столом. У его ног скрючилась фигурка маленького слуги Рорика. Это был раб, не старше четырнадцати лет. Мальчик весь дрожал, и узкие плечи его сотрясались от рыданий. Один из солдат с трудом оторвал его от колен короля, и мальчик снова стал подвывать.
— Умоляю вас, сир, мой господин!.. Он болен, вы должны помочь ему!
Фейдир схватил за плечо солдата, который держал вырывающегося мальчишку.
— Позови врача! — приказал он, протягивая руки к мальчику.
— Как тебя зовут?
— Б-барри, господин. О, пожалуйста, поспешите, не то мой хозяин совсем-совсем умрет!
Слуга потащил Фейдира за собой по коридору, остальные последовали за ними.
В ярко-освещенной комнате для гостей лежал на кровати молодой граф. Он был обнажен, и его тело сотрясалось в страшных конвульсиях. Глаза закатились под лоб, а на губах выступила пена. Раб снова зарыдал, и Фейдир ударил его по щеке.
— Что он ел с тех пор, как вернулся в свою комнату? — спросил маг. — Может быть, он что-нибудь пил?
— Он ничего не ел, господин, только пил вино, — похныкал Барри. — Но я пробовал его. Я все пробую сам, прежде чем господин ест. Я всегда с радостью это делал! Он мой хозяин, и я люблю его больше, чем самого себя!
— Эй, в сторону! Отойдите все! — Гиркан грубо проталкивался сквозь толпу. Он был одет в просторную накидку, которая едва сходилась на его объемистом животе. Повернувшись к солдату, сопровождавшему его, придворный лекарь распорядился:
— Ну-ка, прогони отсюда всех посторонних! Дайте мне место!
Солдаты выгнали в коридор всех зевак и вышли сами, кроме двух стражников, охранявших покои Люсьена. Он сам тоже остался. Барри подбежал к кровати и схватил своего господина за руку, пытаясь удержать его тело на узком матрасе. Фейдир отступил к стене и посмотрел на Люсьена. Тот стоял у дверей и совершенно бесстрастно взирал на то, как умирает юный граф.
Фейдиру было совершенно очевидно, что и на сей раз Гиркану не удастся совершить никакого чуда, которое излечило бы Рорика. Посол холодно наблюдал за тем, как агония достигла своей высшей точки и внезапно прекратилась. Организм графа не выдержал, и он затих, неестественно вытянувшись на кровати. На лице его застыл ужас. Барри, поняв, что его возлюбленный господин мертв, испустил еще один отчаянный вопль и бросился на грудь мертвеца.
Гиркан взял со столика недопитый кубок с вином и, взболтав его содержимое, понюхал.
— Яд! — объявил он, быстро взглянув на Люсьена.
— Не может быть, господин! Я пробовал это вино, — заплакал Барри навзрыд.
— Спросите у леди? — Его заплаканные глаза обежали комнату и лица собравшихся у постели мужчин. — Она должна быть где-то здесь!
— Тут нет никакой леди, — возразил Гиркан.
— Должна быть. Она пришла к господину, чтобы остаться на ночь. Красивая такая, со светлыми волосами, похожими на то, как цветет кукуруза. У нее было голубое платье и голубые глаза?
— Как ее звали? — спросил Люсьен.
— Она не говорила, милорд.
— Здесь не было женщины, — ровным голосом заявил король. — Ты отравил своего хозяина.
— Нет! Как вы можете так говорить?! Никогда!!!
Люсьен нетерпеливо щелкнул пальцами, и двое стражников поволокли Барри к выходу, прочь из комнаты. Его вопли еще долго эхом звучали в пустых каменных коридорах. Гиркан, Фейдир и Люсьен остались втроем.
Лекарь накрыл тело графа простыней. Почесывая свою лысеющую голову, он проговорил:
— С вашего позволения, милорд, я пришлю своих помощников попозже, чтобы они занялись телом.
— Разумеется, — Люсьен жестом отпустил Гиркана, и толстяк вышел.
— Гнусное коварство, — заметил Люсьен, исподлобья взглянув на дядю. — Я назначу суд, после которого щенок будет казнен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104