Именно к этой
феодализирующейся знати и служившим ей кругам можно отнести выводы,
сделанные уроженцем Ливана, известным историком арабов Филиппом Хури
Хитти (род. в 1886 г.) о том, что "Мекка, а в еще большей степени
Медина стали за время Омейядов колыбелью песни и консерваторией
музыки. Они доставляли двору (халифов. - Л.К.) в Дамаске все больше
талантов. Напрасно консерваторы и улемы (богословы и законоведы
ислама. - Л.К.) выдвигали обвинения, объединяя музыку и пение с
пьянством и азартными играми; подчеркивали, что это запрещенные
удовольствия (malahi), и приводили хадисы пророка, относящие такого
рода развлечения к наиболее сильным дьявольским соблазнам"[Hitti
Philip К. Dzieje arabow. Warszawa, 1969, s. 229.].
Халифат Омейядов являлся классовым государством, и то, что
позволяла себе господствующая в нем знать, было запретным для народа,
в том числе и для тех певцов и музыкантов, которые развлекали халифа и
его приближенных. Они были вынуждены постоянно опасаться гнева властей
и духовенства, а также тех, кто был фанатично настроен.
Вот иллюстрация - конец карьеры известного певца Са'иба Хасира,
попавшего в Халифат в качестве подати, выплачивавшейся правителем
Ирана. Племянник халифа Али купил право покровительствовать ему.
Однажды Са'иб Хасир оказался у воинов халифа. Чтобы обезопасить себя,
он сказал им: "Я певец... служил эмиру верующих Йазиду, а еще до него
- его отцу". Они сказали: "Так спой и нам!" Он начал петь. Затем один
из них подошел к нему и сказал: "Ты хорошо спел, клянусь Аллахом!" - и
отрубил ему мечом голову. Халиф же, когда ему доложили об этом
убийстве, промолвил: "Поистине, мы принадлежим Аллаху"[См.: Фотиева
В.С. Певцы омейядского периода. - Письменные памятники Востока.
Историко-филологичсские исследования. Ежегодник. 1976-1977, М., 1984,
с. 187, 188.].
Жизнь человеческая в те годы ценилась невысоко. И произвол,
подобный описанному, чинился далеко не одними рядовыми
фанатиками-воинами. Вот еще пример из той же "Китаб аль-агани". Речь
идет о знатном Йахйа ибн аль-Хакаме, эмире Медины. Однажды, выйдя из
дому, он заметил "какого-то человека у солончака, что примыкает к
мечети ал-Ахзаб. Увидев Йахйу, незнакомец сел. Это вызвало в Йахйе
сомнения, и он направил своих помощников, чтобы те привели к нему
незнакомца. Они его привели, и оказалось, что он одет по-женски, в
цветное блестящее платье, по-женски причесан и его руки окрашены хной.
Помощники Йахйи сказали ему, что это Ибн Нугаш, жеманник... Обращаясь
к Ибн Нугашу, Йахйа сказал: "Я не думаю, чтобы ты читал хоть
что-нибудь из Книги Аллаха (из Корана. - Л.К.) - велик он и славен!
Прочти-ка Мать стихов Корана ("Фатиху" - первую суру Корана. - Л.К.).
Ибн Нугаш ответил: "О отец наш, если бы я знал их мать, я бы знал и
дочерей". Иахйа воскликнул в гневе: "Так ты издеваешься над Кораном,
нет матери у тебя!" - и велел отрубить ему голову. Затем он кликнул
клич: "Кто приведет жеманника, тому триста дирхемов!"[Письменные
памятники Востока. Историко-филологические исследования. Ежегодник.
1976-1977, с. 193.].
Это злобное, фанатичное поведение облеченного властью высокого
халифского начальника, как видно из "Китаб аль-агани", после убийства
Ибн Нугаша для многих талантливых людей сыграло зловещую роль.
Преследуемые стали прибегать к маскировке, но людям, привыкшим к
актерской позе, рассчитывавшим, что их остроумие и необычное одеяние
оценят, это далеко не всегда удавалось. Так случилось с популярным
певцом Исой ибн Абдаллахом, которого чаще звали Тувайсом - Маленьким
павлином. Назначенный эмиром Хиджаза некий Абан, услышав пение и игру
на бубне Тувайса, пришел в восторг, даже ласково назвал его "Тавис".
Выслушал Абан и его вынужденное "свидетельство" о том, что он-де
мусульманин, исполняющий все требования и обряды ислама. А затем
сказал Тувайсу: "Говорят, что ты злосчастен". Тувайс ответил: "И еще
как!" - "А в чем проявилось твое злосчастье?" - "Я родился в ночь,
когда был взят (умер. - Л.К.) пророк - да благословит его Аллах и да
приветствует! Я был отнят от груди в ночь, когда умер Абу Бакр - да
будет Аллах доволен им! Я достиг зрелости (иначе - был обрезан. -
Л.К.) в ту ночь, когда был убит Умар - да будет благоволение над ним!
Моя невеста была приведена ко мне в ночь, когда был убит Усман - да
будет Аллах доволен им!" Тогда Абан сказал: "Уходи, чтоб ты пропал!"
Рассказ этот в "Китаб аль-агани" есть и в других вариантах. В
одном из них Абан начинает расспрашивать Тувайса: "Люди утверждают,
что ты неверный", - после чего Тувайс произносит свое "свидетельство" -
шахада. Во всяком случае, современная исследовательница, на наш
взгляд, имела немалые основания охарактеризовать эти рассказы "Китаб
аль-агани" как не оставляющие "сомнения в том, что Тувайс был одним из
тех вольнодумцев, которым и Коран и вообще ислам со всеми его
установлениями был глубоко чужд. Внешне... Тувайс выполнял все или
почти все предписания, выполнение которых требовалось от мусульманина,
внутренне же он, по-видимому, не считал их правомерными... Трудно
сказать, имело ли все это уже тогда политическую подкладку, но мы
видим, с каким презрением и чувством собственного превосходства
относится певец ко всем этим правителям - и большим и
малым"[Письменные памятники Востока. Историко-филологические
исследования. Ежегодник. 1976-1977, с. 194-195.]. Весьма интересны в
связи с этим и рассказы "Китаб аль-агани" о певицах, пользовавшихся
большой признательностью слушателей, даже если они были невольницами
или вольноотпущенницами и на них возводилась клевета и преследование
именитых ретроградов.
Вот небольшой рассказ о певице Аззе аль-Майла, вольноотпущеннице.
Однажды ее решили навестить Абдаллах ибн Джафар, племянник халифа Али,
и Ибн Абу Атик, знатный курейшит, любитель пения. Придя к Аззе, они
увидели, что перед ее дверью стоял посланец эмира, грозно
предупреждавший певицу: "Брось пение, так как жители Медины шумят
из-за тебя. Они сказали, что ты околдовала мужчин и женщин". Тогда Ибн
Джафар сказал ему: "Вернись к своему господину и передай ему следующие
мои слова: "Заклинаю тебя, чтобы ты прокричал в Медине, спрашивая,
какой мужчина стал порочным или какая женщина была соблазнена из-за
Аззы, и требуя, чтобы он открылся в этом, чтобы мы знали и чтобы он
показал нам и тебе свои обстоятельства". И посланец прокричал об этом,
но никто не обнаружился. А Ибн Джафар вошел к Аззе вместе с Ибн Абу
Атиком и сказал ей: "Да не устрашит тебя то, что ты слышала, и давай
спой нам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
феодализирующейся знати и служившим ей кругам можно отнести выводы,
сделанные уроженцем Ливана, известным историком арабов Филиппом Хури
Хитти (род. в 1886 г.) о том, что "Мекка, а в еще большей степени
Медина стали за время Омейядов колыбелью песни и консерваторией
музыки. Они доставляли двору (халифов. - Л.К.) в Дамаске все больше
талантов. Напрасно консерваторы и улемы (богословы и законоведы
ислама. - Л.К.) выдвигали обвинения, объединяя музыку и пение с
пьянством и азартными играми; подчеркивали, что это запрещенные
удовольствия (malahi), и приводили хадисы пророка, относящие такого
рода развлечения к наиболее сильным дьявольским соблазнам"[Hitti
Philip К. Dzieje arabow. Warszawa, 1969, s. 229.].
Халифат Омейядов являлся классовым государством, и то, что
позволяла себе господствующая в нем знать, было запретным для народа,
в том числе и для тех певцов и музыкантов, которые развлекали халифа и
его приближенных. Они были вынуждены постоянно опасаться гнева властей
и духовенства, а также тех, кто был фанатично настроен.
Вот иллюстрация - конец карьеры известного певца Са'иба Хасира,
попавшего в Халифат в качестве подати, выплачивавшейся правителем
Ирана. Племянник халифа Али купил право покровительствовать ему.
Однажды Са'иб Хасир оказался у воинов халифа. Чтобы обезопасить себя,
он сказал им: "Я певец... служил эмиру верующих Йазиду, а еще до него
- его отцу". Они сказали: "Так спой и нам!" Он начал петь. Затем один
из них подошел к нему и сказал: "Ты хорошо спел, клянусь Аллахом!" - и
отрубил ему мечом голову. Халиф же, когда ему доложили об этом
убийстве, промолвил: "Поистине, мы принадлежим Аллаху"[См.: Фотиева
В.С. Певцы омейядского периода. - Письменные памятники Востока.
Историко-филологичсские исследования. Ежегодник. 1976-1977, М., 1984,
с. 187, 188.].
Жизнь человеческая в те годы ценилась невысоко. И произвол,
подобный описанному, чинился далеко не одними рядовыми
фанатиками-воинами. Вот еще пример из той же "Китаб аль-агани". Речь
идет о знатном Йахйа ибн аль-Хакаме, эмире Медины. Однажды, выйдя из
дому, он заметил "какого-то человека у солончака, что примыкает к
мечети ал-Ахзаб. Увидев Йахйу, незнакомец сел. Это вызвало в Йахйе
сомнения, и он направил своих помощников, чтобы те привели к нему
незнакомца. Они его привели, и оказалось, что он одет по-женски, в
цветное блестящее платье, по-женски причесан и его руки окрашены хной.
Помощники Йахйи сказали ему, что это Ибн Нугаш, жеманник... Обращаясь
к Ибн Нугашу, Йахйа сказал: "Я не думаю, чтобы ты читал хоть
что-нибудь из Книги Аллаха (из Корана. - Л.К.) - велик он и славен!
Прочти-ка Мать стихов Корана ("Фатиху" - первую суру Корана. - Л.К.).
Ибн Нугаш ответил: "О отец наш, если бы я знал их мать, я бы знал и
дочерей". Иахйа воскликнул в гневе: "Так ты издеваешься над Кораном,
нет матери у тебя!" - и велел отрубить ему голову. Затем он кликнул
клич: "Кто приведет жеманника, тому триста дирхемов!"[Письменные
памятники Востока. Историко-филологические исследования. Ежегодник.
1976-1977, с. 193.].
Это злобное, фанатичное поведение облеченного властью высокого
халифского начальника, как видно из "Китаб аль-агани", после убийства
Ибн Нугаша для многих талантливых людей сыграло зловещую роль.
Преследуемые стали прибегать к маскировке, но людям, привыкшим к
актерской позе, рассчитывавшим, что их остроумие и необычное одеяние
оценят, это далеко не всегда удавалось. Так случилось с популярным
певцом Исой ибн Абдаллахом, которого чаще звали Тувайсом - Маленьким
павлином. Назначенный эмиром Хиджаза некий Абан, услышав пение и игру
на бубне Тувайса, пришел в восторг, даже ласково назвал его "Тавис".
Выслушал Абан и его вынужденное "свидетельство" о том, что он-де
мусульманин, исполняющий все требования и обряды ислама. А затем
сказал Тувайсу: "Говорят, что ты злосчастен". Тувайс ответил: "И еще
как!" - "А в чем проявилось твое злосчастье?" - "Я родился в ночь,
когда был взят (умер. - Л.К.) пророк - да благословит его Аллах и да
приветствует! Я был отнят от груди в ночь, когда умер Абу Бакр - да
будет Аллах доволен им! Я достиг зрелости (иначе - был обрезан. -
Л.К.) в ту ночь, когда был убит Умар - да будет благоволение над ним!
Моя невеста была приведена ко мне в ночь, когда был убит Усман - да
будет Аллах доволен им!" Тогда Абан сказал: "Уходи, чтоб ты пропал!"
Рассказ этот в "Китаб аль-агани" есть и в других вариантах. В
одном из них Абан начинает расспрашивать Тувайса: "Люди утверждают,
что ты неверный", - после чего Тувайс произносит свое "свидетельство" -
шахада. Во всяком случае, современная исследовательница, на наш
взгляд, имела немалые основания охарактеризовать эти рассказы "Китаб
аль-агани" как не оставляющие "сомнения в том, что Тувайс был одним из
тех вольнодумцев, которым и Коран и вообще ислам со всеми его
установлениями был глубоко чужд. Внешне... Тувайс выполнял все или
почти все предписания, выполнение которых требовалось от мусульманина,
внутренне же он, по-видимому, не считал их правомерными... Трудно
сказать, имело ли все это уже тогда политическую подкладку, но мы
видим, с каким презрением и чувством собственного превосходства
относится певец ко всем этим правителям - и большим и
малым"[Письменные памятники Востока. Историко-филологические
исследования. Ежегодник. 1976-1977, с. 194-195.]. Весьма интересны в
связи с этим и рассказы "Китаб аль-агани" о певицах, пользовавшихся
большой признательностью слушателей, даже если они были невольницами
или вольноотпущенницами и на них возводилась клевета и преследование
именитых ретроградов.
Вот небольшой рассказ о певице Аззе аль-Майла, вольноотпущеннице.
Однажды ее решили навестить Абдаллах ибн Джафар, племянник халифа Али,
и Ибн Абу Атик, знатный курейшит, любитель пения. Придя к Аззе, они
увидели, что перед ее дверью стоял посланец эмира, грозно
предупреждавший певицу: "Брось пение, так как жители Медины шумят
из-за тебя. Они сказали, что ты околдовала мужчин и женщин". Тогда Ибн
Джафар сказал ему: "Вернись к своему господину и передай ему следующие
мои слова: "Заклинаю тебя, чтобы ты прокричал в Медине, спрашивая,
какой мужчина стал порочным или какая женщина была соблазнена из-за
Аззы, и требуя, чтобы он открылся в этом, чтобы мы знали и чтобы он
показал нам и тебе свои обстоятельства". И посланец прокричал об этом,
но никто не обнаружился. А Ибн Джафар вошел к Аззе вместе с Ибн Абу
Атиком и сказал ей: "Да не устрашит тебя то, что ты слышала, и давай
спой нам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87