Проводник продолжил осмотр вагонов. По коже у него бежали мурашки. В вагоне-баре ему попалась, среди пустых стаканов и раздавленных сигарет, колода карт, старинных карт, разбросанная словно бы в ярости.
— Кто-то играл в пятьдесят две, — сказал он.
Фигуры на картах — валеты, короли и дамы, не похожие на тех, к каким он привык, — казалось, молили его собрать их, и проводник внял призыву. Последнюю карту (вероятно, джокера — человека с бородой, который падал с лошади в реку) он нашел застрявшей на краю окна. Джокер глядел наружу и словно бы собирался убежать. Когда проводник собрал и аккуратно сложил всю колоду, он застыл с картами в руках, чувствуя всем существом целый мир и свое в нем место — где-то в самом центре, а также значение, которое спустя века будет придано его нынешнему одинокому пребыванию в пустом поезде, на покинутой станции.
Ибо Тирану, Расселу Айгенблику, не было суждено забвение. Его народ ждали долгие трудные времена, горькие времена, когда враги Тирана, оставшись без него, ополчились друг на друга, и непрочная республика не раз раскалывалась и принимала все новые формы. В ходе длительной борьбы новое поколение должно было забыть невзгоды и тяготы, перенесенные их родителями под властью Зверя; они станут с растущей ностальгией, с глубоким чувством потери оглядываться назад, на те годы, только-только скрывшиеся за горизонтом живой человеческой памяти, когда, как им будет казаться, солнце не сходило с небосвода. Труд Айгенблика, скажут они, остался незавершенным, Откровение — несбывшимся; уйдя, он покинул свой народ в неволе.
Но он не умер. Нет, он ушел, исчез, ускользнул как-то ночью перед рассветом, но нет, не умер. Где-то в Туманных или Скалистых горах, глубоко в кратерном озере или далеко под руинами самой Столицы лежит он, заснувший, в окружении своих верных помощников, а его рыжая борода отрастает все длиннее. Он ждет того дня (о котором говорят многочисленные предсказания), когда, ради спасения народа от величайшей опасности, ему предстоит пробудиться вновь.
Глава пятая
Вы есть или вас нет? Ощущаете вы свое существование или нет? Где вы: в стране или на границе? Смертные вы или бессмертные?
«Парламент птиц»
— Мне нужна чистая чашка, — прервал ее Шляпник. — Пусть каждый пересядет на соседний стул.
«Алиса в Стране чудес»
То, что предсказанная Софи собака, которая приветствовала Дейли Элис во дворе, оказалась Спарком, не слишком ее удивило, но могла ли она ожидать, что в старике на том берегу, назначенном ей в проводники, она узнает Джорджа Мауса.
— Я не считала тебя стариком, Джордж. Только не стариком.
— Слушай, я старше тебя, а ведь ты, детка, совсем не младенец.
— Как ты сюда попал?
— А куда я попал? — переспросил он.
Ее благословение
Они шли рядом через темный лес, беседуя о множестве вещей. Дорога была долгой, весна расцвела еще больше, леса благословение сделались гуще. Элис не была уверена, что нуждается в проводнике, но общество Джорджа ее радовало. Леса были незнакомые и жуткие, а Джордж нес толстую палку и знал дорогу. «Чащоба», — сказала она и вспомнила при этом свое свадебное путешествие; вспомнила, как Смоки спросил про деревья у дома Руди Флада, не тот ли это лес, на краю которого расположен Эджвуд. Вспомнила ночь в мшистой пещере. Вспомнила, как они шли через лес к дому Эми и Криса. «Ну и чащоба», — сказал Смоки, и она отозвалась: «Зато защищены». Одно за другим в ней пробуждались и разворачивались как живые эти и многие другие воспоминания, но, едва успев расцвести, тут же бледнели и опадали, и Элис понимала, что явились они к ней в последний раз, или, вернее, все вызванные памятью картины тут же переставали быть воспоминаниями и Как-то делались предчувствиями, то есть тем, чего не было в прошлом, но что Элис с глубокой радостью могла вообразить себе в будущем.
— Ну ладно, — произнес Джордж. — Я вроде бы дальше не пойду.
Они подошли к опушке леса. Вдали виднелись ярко освещенные прогалины, похожие на лужи, солнечные лучи падали на них прямоугольными пятнами сквозь кроны высоких деревьев. Далее лежал ослепительный солнечный мир, недоступный их привыкшим к тусклой окраске глазам.
— Тогда до свиданья. Ты придешь на пир?
— Конечно. А как же иначе?
Они немного постояли молча, а потом Джордж — смущенный, потому что никогда не делал этого прежде, — попросил у Элис благословения, и она охотно благословила и его, и его стада, и все плоды трудов его, и его старую голову. Она наклонилась, чтобы поцеловать его, опустившегося на колени, а потом пошла дальше.
Такой большой
Ряд похожих на лужи прогалин тянулся долго. Эта часть пути, подумала Элис, была пока самой лучшей: фиалки, свежий, омытый росой папоротник, камни в сером лишайнике, потоки благодетельного солнца. «Такой большой, — подумала она. — Такой большой». Мелкая живность отвлеклась от своих весенних занятий, чтобы посмотреть, как она проходит мимо; гул недавно народившихся насекомых напоминал непрерывное дыхание. «Папе бы тут понравилось», — мелькнуло в голове у Элис, и в ту же секунду ей стало ясно, каким образом он научился (или научится) понимать язык животных: она и сама их понимала, достаточно было просто слушать.
Молчаливые кролики и шумные сойки, большие рыгающие лягушки и бурундуки с их остроумными замечаниями… но кто это там, на следующей прогалине, стоит на одной ноге, поднимая по левое, то правое крыло? Аист, ведь верно?
— Мы знакомы? — спросила Элис, подойдя. Птица испуганно отпрыгнула. Вид у нее был виноватый и смущенный.
— Не уверена, — ответила птица. Свесив длинный красный клюв, она взглянула на Элис вначале одним глазом, потом обоими. Похоже было, что она, одновременно встревоженно и строго, рассматривает собеседницу через пенсне. — Совсем не уверена. Говоря правду, я вообще ни в чем не уверена полностью.
— Мне кажется, да. Не случалось ли вам некогда выводить потомство на крыше Эджвуда?
— Может, и случалось. — Аистиха начала чистить клювом перья, но так неуклюже, словно не ожидала обнаружить на себе оперение. Элис расслышала, как она бормотала себе под нос: «Похоже, это будет очень тяжкое испытание».
Элис помогла ей высвободить маховое перо, повернутое не в ту сторону, и аистиха, с некоторым стеснением распушив перья, спросила:
— Не будете ли вы возражать, если я немного с вами пройдусь?
— Конечно, не буду. Если вы уверены, что хотите идти, а не лететь.
— Лететь? — встревожилась птица. — Лететь?
— Я, собственно, и не знаю, куда иду. Я только-только сюда попала.
— Неважно, — кивнула аистиха, — Я и сама, можно сказать, только-только сюда попала.
Они пошли вместе. Аистиха ступала так, как обычно ходят аисты: длинными, осторожными шагами, словно опасаясь наступить на что-нибудь неприятное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
— Кто-то играл в пятьдесят две, — сказал он.
Фигуры на картах — валеты, короли и дамы, не похожие на тех, к каким он привык, — казалось, молили его собрать их, и проводник внял призыву. Последнюю карту (вероятно, джокера — человека с бородой, который падал с лошади в реку) он нашел застрявшей на краю окна. Джокер глядел наружу и словно бы собирался убежать. Когда проводник собрал и аккуратно сложил всю колоду, он застыл с картами в руках, чувствуя всем существом целый мир и свое в нем место — где-то в самом центре, а также значение, которое спустя века будет придано его нынешнему одинокому пребыванию в пустом поезде, на покинутой станции.
Ибо Тирану, Расселу Айгенблику, не было суждено забвение. Его народ ждали долгие трудные времена, горькие времена, когда враги Тирана, оставшись без него, ополчились друг на друга, и непрочная республика не раз раскалывалась и принимала все новые формы. В ходе длительной борьбы новое поколение должно было забыть невзгоды и тяготы, перенесенные их родителями под властью Зверя; они станут с растущей ностальгией, с глубоким чувством потери оглядываться назад, на те годы, только-только скрывшиеся за горизонтом живой человеческой памяти, когда, как им будет казаться, солнце не сходило с небосвода. Труд Айгенблика, скажут они, остался незавершенным, Откровение — несбывшимся; уйдя, он покинул свой народ в неволе.
Но он не умер. Нет, он ушел, исчез, ускользнул как-то ночью перед рассветом, но нет, не умер. Где-то в Туманных или Скалистых горах, глубоко в кратерном озере или далеко под руинами самой Столицы лежит он, заснувший, в окружении своих верных помощников, а его рыжая борода отрастает все длиннее. Он ждет того дня (о котором говорят многочисленные предсказания), когда, ради спасения народа от величайшей опасности, ему предстоит пробудиться вновь.
Глава пятая
Вы есть или вас нет? Ощущаете вы свое существование или нет? Где вы: в стране или на границе? Смертные вы или бессмертные?
«Парламент птиц»
— Мне нужна чистая чашка, — прервал ее Шляпник. — Пусть каждый пересядет на соседний стул.
«Алиса в Стране чудес»
То, что предсказанная Софи собака, которая приветствовала Дейли Элис во дворе, оказалась Спарком, не слишком ее удивило, но могла ли она ожидать, что в старике на том берегу, назначенном ей в проводники, она узнает Джорджа Мауса.
— Я не считала тебя стариком, Джордж. Только не стариком.
— Слушай, я старше тебя, а ведь ты, детка, совсем не младенец.
— Как ты сюда попал?
— А куда я попал? — переспросил он.
Ее благословение
Они шли рядом через темный лес, беседуя о множестве вещей. Дорога была долгой, весна расцвела еще больше, леса благословение сделались гуще. Элис не была уверена, что нуждается в проводнике, но общество Джорджа ее радовало. Леса были незнакомые и жуткие, а Джордж нес толстую палку и знал дорогу. «Чащоба», — сказала она и вспомнила при этом свое свадебное путешествие; вспомнила, как Смоки спросил про деревья у дома Руди Флада, не тот ли это лес, на краю которого расположен Эджвуд. Вспомнила ночь в мшистой пещере. Вспомнила, как они шли через лес к дому Эми и Криса. «Ну и чащоба», — сказал Смоки, и она отозвалась: «Зато защищены». Одно за другим в ней пробуждались и разворачивались как живые эти и многие другие воспоминания, но, едва успев расцвести, тут же бледнели и опадали, и Элис понимала, что явились они к ней в последний раз, или, вернее, все вызванные памятью картины тут же переставали быть воспоминаниями и Как-то делались предчувствиями, то есть тем, чего не было в прошлом, но что Элис с глубокой радостью могла вообразить себе в будущем.
— Ну ладно, — произнес Джордж. — Я вроде бы дальше не пойду.
Они подошли к опушке леса. Вдали виднелись ярко освещенные прогалины, похожие на лужи, солнечные лучи падали на них прямоугольными пятнами сквозь кроны высоких деревьев. Далее лежал ослепительный солнечный мир, недоступный их привыкшим к тусклой окраске глазам.
— Тогда до свиданья. Ты придешь на пир?
— Конечно. А как же иначе?
Они немного постояли молча, а потом Джордж — смущенный, потому что никогда не делал этого прежде, — попросил у Элис благословения, и она охотно благословила и его, и его стада, и все плоды трудов его, и его старую голову. Она наклонилась, чтобы поцеловать его, опустившегося на колени, а потом пошла дальше.
Такой большой
Ряд похожих на лужи прогалин тянулся долго. Эта часть пути, подумала Элис, была пока самой лучшей: фиалки, свежий, омытый росой папоротник, камни в сером лишайнике, потоки благодетельного солнца. «Такой большой, — подумала она. — Такой большой». Мелкая живность отвлеклась от своих весенних занятий, чтобы посмотреть, как она проходит мимо; гул недавно народившихся насекомых напоминал непрерывное дыхание. «Папе бы тут понравилось», — мелькнуло в голове у Элис, и в ту же секунду ей стало ясно, каким образом он научился (или научится) понимать язык животных: она и сама их понимала, достаточно было просто слушать.
Молчаливые кролики и шумные сойки, большие рыгающие лягушки и бурундуки с их остроумными замечаниями… но кто это там, на следующей прогалине, стоит на одной ноге, поднимая по левое, то правое крыло? Аист, ведь верно?
— Мы знакомы? — спросила Элис, подойдя. Птица испуганно отпрыгнула. Вид у нее был виноватый и смущенный.
— Не уверена, — ответила птица. Свесив длинный красный клюв, она взглянула на Элис вначале одним глазом, потом обоими. Похоже было, что она, одновременно встревоженно и строго, рассматривает собеседницу через пенсне. — Совсем не уверена. Говоря правду, я вообще ни в чем не уверена полностью.
— Мне кажется, да. Не случалось ли вам некогда выводить потомство на крыше Эджвуда?
— Может, и случалось. — Аистиха начала чистить клювом перья, но так неуклюже, словно не ожидала обнаружить на себе оперение. Элис расслышала, как она бормотала себе под нос: «Похоже, это будет очень тяжкое испытание».
Элис помогла ей высвободить маховое перо, повернутое не в ту сторону, и аистиха, с некоторым стеснением распушив перья, спросила:
— Не будете ли вы возражать, если я немного с вами пройдусь?
— Конечно, не буду. Если вы уверены, что хотите идти, а не лететь.
— Лететь? — встревожилась птица. — Лететь?
— Я, собственно, и не знаю, куда иду. Я только-только сюда попала.
— Неважно, — кивнула аистиха, — Я и сама, можно сказать, только-только сюда попала.
Они пошли вместе. Аистиха ступала так, как обычно ходят аисты: длинными, осторожными шагами, словно опасаясь наступить на что-нибудь неприятное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205