В тот день — день, когда он впервые шагнул в дверь Эджвуда, чтобы — в определенном смысле — никогда оттуда не выйти.
Возможно. Но не исключено, что это произошло раньше или позднее. Разве можно вычислить тот день, когда в его жизнь вторглось первое волшебство или когда он сам, ни о чем не подозревая, на него наткнулся. Ведь за первым вскоре последовало второе, потом третье; они сменяли одно другое по собственному закону, каждое определялось предыдущим, и ни одно нельзя было выбросить. Сама попытка их распутать повлекла бы за собой новые чары. Так или иначе, они представляли собой не цепочку причин и следствий, а последовательное удаление оболочек, китайские шкатулки, вложенные одна в другую, причем чем дальше продвигаешься, тем больше они становятся. Напуганный перспективой бесконечных изменений, Смоки радовался тому, что некоторые вещи оставались прежними, и главной среди них была любовь Элис. Она и позвала его в путешествие, только она могла стронуть его с места, однако Смоки чувствовал, что она осталась позади. В то же время он нес ее с собой.
— Мы должны встретить собаку, — проговорила Софи, беря его за руку. — И пересечь реку.
Стоило Смоки сойти с крыльца, как в его сердце начало зарождаться нечто: то ли предчувствие, то ли намек на откровение.
Все взвалили на плечи сумки и прочее снаряжение и, вполголоса переговариваясь, двинулись по подъездной аллее. Но Смоки остановился, поскольку понял, что через эти ворота ему нет хода; он не может выйти тем же путем, которым вошел. Слишком много чар этому препятствовало. Ворота не были прежними воротами, и он тоже переменился.
— Долгий путь, — сказала Лайлак, увлекая мать за собой, — долгий-долгий путь.
С обеих сторон его опережали попутчики, нагруженные багажом, державшиеся за руки, но он встал как вкопанный. Он все еще хотел, все еще стремился вперед, но только не передвигал ноги.
В день венчания они с Дейли Элис ходили меж гостями, сидевшими на траве. Многие дарили им подарки, и все без исключения говорили «спасибо». Спасибо, потому что Смоки хотел, хотел взять на себя этот труд во всей его полноте; прожить свою жизнь ради других, в кого он даже по-настоящему не верил; тратить себя, чтобы довести до конца Повесть, в которой ему не было отведено роли. И вот он сделал это, и все еще хотел, но благодарить его не было смысла ни теперь, ни раньше. Ибо — подозревали они об этом или нет — Смоки знал, что Элис стояла бы в тот день рядом с ним перед алтарем даже в том случае, если бы они не выбрали его ей в супруги; воспротивилась бы их воле, не отреклась бы от него. Он в этом не сомневался.
Он обманул их. Происходившее сейчас не имело значения. Достигнет ли он того места, куда все направлялись, или нет, отправится в путешествие или останется дома — у него есть своя повесть. Он держал ее в руках. Пускай она кончится, пускай — все равно ее никто не отнимет. Смоки не мог идти туда же, куда и все, но это было неважно, поскольку он все время там был.
Но где же оно все-таки, то место, куда все идут?
— А, вижу, — сказал он, хотя с его уст не слетело ни единого звука. Нечто, зародившееся в его сердце, выросло еще больше; оно впустило внутрь потоки вечернего воздуха, стаю стрижей, пчел в кусте штокрозы. Оно ранило без боли и не хотело исчезать. Оно принимало в себя Софи и его дочерей, и его сына Оберона, а также многих умерших. Смоки знал, чем заканчивалась Повесть и кто там будет.
— Лицом к лицу, — проговорила Мардж Джунипер, опережая Смоки. — Лицом к лицу.
Но Смоки был теперь глух ко всему, кроме ветра Откровения, гулявшего в его груди. На этот раз он не станет бежать. В голубой сердцевине входившего в него Откровения он увидел Лайлак, которая, обернувшись, с любопытством на него смотрела, и понял по ее лицу, что прав.
Повесть была позади их. Туда они и путешествовали. Им нужно было сделать всего один шаг; они уже были там.
«Назад», — попытался он сказать, не способный повернуть сам; назад, старался крикнуть он, назад, туда, где стоит дом, освещенный, ждущий, Парк, и веранды, и сад за стеной, и дорожки, которые ведут в неведомую даль, и дверь в лето. Если он смог бы сейчас повернуть (а он не мог; это, правда, не имело значения, но не мог), то оказался бы перед летним домом, а там на балконе делала бы ему знаки Дейли Элис. Она спустила бы с плеч старый коричневый халат, показывая ему в тени листьев свою наготу. Дейли Элис, его невеста, Добрая Госпожа, богиня страны, расстилавшейся за ними. Они стояли на границе этой страны, страны под названием Повесть. Если бы Смоки мог добраться до каменных воротных столбов (но ему туда не добраться), оказалось бы, что он просто сворачивает с дороги, чтобы в них войти. День середины лета, пчелы в штокрозе, старая женщина на веранде перевертывает карты.
Поминки
Под полной луной, такой раздувшейся, что, казалось, вот-вот лопнет, Сильвия шла к дому, который как будто все больше отодвигался по мере ее приближения. Ей предстояло перебраться через каменную ограду и пройти буковую рощу, а в конце пересечь поток или громадную реку, стремительные воды которой сверкали в лунном свете золотой пеной. После долгих раздумий на берегу Сильвия соорудила из коры лодку, вместо паруса использовав широкий лист, вместо линей — паутину, а черпаком ей послужила чашечка желудя. Ее едва не затянуло в темное озеро, где река уходила под землю, но она добралась до дальнего берега. Сверху на Сильвию сурово взирал огромный, как собор, дом, темный тис нацелил на нее свои ветки, веранды с каменными колонками гнали ее прочь. А Оберон всегда говорил, что это будет светлый и радостный дом!
Подумав о том, что подойти к самым стенам ей не удастся никогда, а если все-таки удастся, то такой крохотулечкой, что недолго будет и затеряться в трещинах мощеной дорожки, Сильвия остановилась и прислушалась. Сквозь гудение жуков и крики козодоев откуда-то пробивалась музыка, торжественная, но Как-то исполненная радости, и Сильвия пошла на ее зов. Музыка росла, становилась не громче, но полней; вокруг Сильвии, в бархатной темноте подлеска, показались огни процессии; во всяком случае, это могли быть светлячки и ночные цветы, выстроившиеся в процессию, которая включала в себя и Сильвию. Удивляясь и чувствуя, как музыка переполняет ее сердце, она приблизилась к месту, куда направлялись огни, и прошла через порталы под взорами множества глаз, за ней наблюдавших. Она ступила на спящие цветы аллеи, которая вела к поляне, куда, в дополнение к многочисленным собравшимся, все прибывал и прибывал народ. Под цветущим деревом там стоял стол, накрытый белой скатертью; среди множества приготовленных стульев один из центральных предназначался ей. Но это был не пир, как она подумала, то есть не только пир, но и поминки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205