ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

он имел в виду не только погоду. Он одним глотком осушил стакан и вынул из пластиковой сумки толстый конверт, предназначенный для Хоксквилл. Обратного адреса на нем не было. Хоксквилл поставила подпись в книге.
— Не самая подходящая погода для работы, — проговорила она.
— Ни дождь, ни морось, ни снег, — сказал Фред, — и сова, хоть и в перьях, продрогла.
— Не хотите ли задержаться на минутку? Камин растоплен.
— Если я задержусь на минутку, — Фред перенес тяжесть тела на правую ногу, — то я задержусь на час, и ничего хорошего из этого не выйдет, — заключил он, перенося тяжесть тела на левую ногу. Со шляпы его стекал ручеек. Фред выпрямился и с поклоном удалился.
Когда Фред работал, а такое с ним случалось нечасто, более добросовестного трудяги было не найти. Хоксквилл затворила за ним дверь (представляя его себе в виде темного челнока, который скреплял стежками мокрый от дождя город) и вернулась в гостиную.
В толстом конверте оказалась пачка крупных новеньких банкнот и короткая записка на бумаге с эмблемой «Клуба охотников и рыболовов с Шумного моста»: «Условленный гонорар по делу Р. А. Вы уже пришли к заключению?» Подпись отсутствовала.
Хоксквилл уронила записку на открытый том Бруно, который перед этим изучала, и по дороге к камину принялась подсчитывать свой внушительный и пока что не вполне заслуженный гонорар, но тут в ее сознании блеснула некая мысль. Хоксквилл подошла к столу, включила яркий свет и тщательно изучила заметку на полях книги, о которой она раздумывала до появления записки из Клуба.
Курсив, как известно, читается легко. Однако некоторые заглавные буквы, написанные размашисто, как бы в спешке, могли ввести в заблуждение. И вправду: при близком рассмотрении слова «возвращение Р. К.» превратились в «возвращение Р. А.».
Ну, куда, черт возьми, подевались эти карты, если их действительно не взял черт?
География
Старея, Нора Клауд казалась окружающим все более грузной и массивной. Ей самой тоже чудилось, что она растет, хотя вес ее не увеличивался. Когда ее возраст приблизился к трехзначному и она медленно передвигалась по Эджвуду с помощью двух тростей, служивших опорой ее солидным годам, можно было подумать, что она горбится не от слабости, а в попытке ловчее протиснуться в узкие коридоры.
Неторопливо переставляя свои четыре опоры, Нора Клауд спустилась в многоугольную музыкальную комнату и подошла к круглому столу, где под медной лампой с зеленым стеклянным абажуром лежала, ожидая ее, шкатулка, в ней мешочек, а в нем карты. Софи, которая уже несколько лет обучалась у Клауд, ждала тоже. Под грохот упавших тростей и щелканье коленных суставов Клауд опустилась в свое кресло. Зажгла коричневую сигарету и положила поблизости, на блюдце, откуда потянулся витой лентой, похожей на мысли, дым.
— Какой у нас вопрос?
— Как вчера, — отозвалась Софи. — Просто продолжаем.
— Вопроса нет. Хорошо.
Они вместе помолчали. Мигом немой молитвы назвал однажды этот ритуал Смоки — определение, которое удивило и восхитило Клауд. Эти мгновения были посвящены мыслям о вопросе или, как сегодня, об отсутствии вопроса.
Софи, прикрывшая глаза своей длинной нежной ладонью, думала не о вопросе. Она думала о картах, непроницаемых в шкатулке и мешочке. Она не думала о них в отдельности, об отдельных кусках бумаги — не могла думать, даже если бы захотела. Не думала также о них как о понятиях, лицах, местах, предметах. Они представлялись ей в единстве, чем-то вроде истории или интерьера, состоящим из времени и пространства, длинным и огромным, но компактным; чем-то сочлененным, пространственным, вечно разворачивающимся.
— Что ж, — произнесла Клауд мягко, но решительно. Ее рука в бурых пятнах зависла над шкатулкой. — Не выложить ли мне Розу?
— Можно я? — попросила Софи.
Чтобы ей не помешать, Клауд отдернула руку, не успев коснуться шкатулки. Подражая экономным жестам Клауд, ее хладнокровной внимательности, Софи выложила Розу.
Шестерка кубков и четверка жезлов, Узел, Рыболов, туз кубков, Кузен, четверка монет и дама монет. Роза вырастала на круглом столе с железной, но органической силой. Если, как сегодня, вопроса не задавалось, речь шла о всегдашнем вопросе: ответом на какой вопрос является эта Роза? Софи положила центральную карту.
— Снова Шут, — заметила Клауд.
— Противостоит Кузену.
— Да. Но чьему кузену? Его собственному или нашему?
Карта Шут в центре Розы несла на себе изображение бородатого мужчины в доспехах, пересекающего ручей. Подобно Белому Рыцарю, он валился с лошади: головой вниз и не сгибая ног. Лицо у него было доброе, и смотрел он не вниз, в неглубокий поток, где ему предстояло оказаться, а на зрителя, как будто падал намеренно: развлекал публику или, быть может, что-то демонстрировал — тяготение? В одной руке он держал раковину гребешка, в другой — несколько связок сосисок.
Прежде чем интерпретировать падение (этому Клауд уже научила Софи), нужно было решить, как истолковывать в данную минуту сами карты. «Ты можешь считать их историей, и тогда тебе придется найти начало, середину и конец. Можешь рассматривать их как фразу — тогда сделай грамматический разбор. Или как музыкальную пьесу, в которой нужно найти основной тон и ключ. Они могут быть чем угодно, имеющим смысл и составные части».
— Возможно, — сказала Клауд теперь, рассматривая Розу с Шутом в середине, — что здесь мы имеем не историю и не интерьер, а Географию.
Софи спросила, что она имеет в виду, и Клауд призналась, что не уверена. Она подперла щеку ладонью. Не карта или вид, а География. Софи, тоже опершись щекой о ладонь, долго рассматривала свою Розу и недоумевала. География — думала она и спрашивала себя, возможно ли, что здесь, что это, что… Но тут она закрыла глаза и на мгновение отключила мысли: нет, сегодня без вопросов, пожалуйста, и без этого вопроса тоже.
Пробуждения
Жизнь — во всяком случае, ее жизнь, решила Софи со временем — была похожа на многоэтажное здание снов, какие она когда-то умела строить, где спящий, словно попав под холодный душ, постепенно или внезапно начинает осознавать, что спал и видел сны, что просто придумал бессмысленную задачу, мрачный отель, лестничный марш. Образы удаляются, изодранные и нереальные, и он с облегчением пробуждается в собственной постели (хотя последняя, по непонятным причинам, может оказаться на оживленной улице или на водной глади), поднимается, зевая, и переживает странные приключения, но затем (словно попав под холодный душ) пробуждается и начинает осознавать, что всего-навсего заснул здесь, в этом пустынном месте (о, вспоминаю) или (о, понимаю) в этом дворцовом вестибюле и пора уже вставать и браться за дела. И так далее, и так далее. Приблизительно такого рода жизнь вела Софи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205