густой загар, крепкую мускулистую шею, тени от ресниц на высоких скулах.
Анатоль прижал локон подушечкой большого пальца и с неизъяснимым выражением проговорил, обращаясь к самому себе или к другому, невидимому Медлин собеседнику:
— Это цвет огня.
— Мне очень жаль, — отозвалась Медлин, при этом сама не понимая, за что извиняется. Может быть, дело было в том, что всю сознательную жизнь ей приходилось стесняться рыжих кудрей, которые так отличали ее от прочих белокурых членов семейства Бертон.
Девушка выдернула локон из пальцев Анатоля, отбросила назад, попятилась и, только оказавшись на достаточном расстоянии от мужа, перевела дыхание.
— Жаль, что мои волосы вам не нравятся, — расстроено повторила она.
— Я не сказал, что не нравятся. Безусловно, любые волосы предпочтительней этого нелепого парика, а к их цвету просто надо привыкнуть. Осмелюсь заметить, вы будете выглядеть лучше, когда причешетесь.
— То же самое я могу сказать о вас, сэр, — не удержалась от замечания Медлин, устремив взгляд на буйную темную гриву.
Пропустив мимо ушей эти слова, Анатоль продолжал изучать ее как некий неодушевленный предмет. На этот раз он приподнял подол абрикосового платья выше щиколоток. Медлин с возмущенным восклицанием вырвала юбку у него из рук, а он как ни в чем не бывало спросил:
— Что это у вас на ногах?
— Обычные туфли на каблуках.
— Я так и подумал, когда увидел, как вы передвигаетесь. Совершенно непрактичная обувь. Вы шею себе сломаете на наших лестницах. Избавьтесь от них.
Сейчас? — хотела было спросить Медлин, но сразу поняла, что это глупый вопрос. Прислонившись к мраморному столу-тумбе, она скинула туфельки. Ее рост сразу уменьшился на несколько дюймов. Теперь — без туфель и без парика — она едва доставала макушкой до плеча Анатоля.
— Хотите, чтобы я еще что-нибудь сняла? — с вызовом произнесла Медлин и тут же пожалела о сказанном, потому что в глазах Анатоля вспыхнул опасный огонек, а взгляд устремился на вырез лифа.
Но он лишь холодно бросил:
— Нет. Если снять что-нибудь еще, от вас совсем ничего не останется.
Малый рост всегда служил причиной тайных страданий Медлин. У нее загорелось лицо.
— Если наш договор остается в силе, сэр, вы воздержитесь от любых упоминаний относительно моих размеров, особенно… — Она замялась, сложила руки на груди. — Я достаточно велика для любых практических нужд.
— Решено. — Губы Анатоля дрогнули в сардонической усмешке.
Медлин продолжала оскорбленным тоном:
— Я полагаю, вас больше привлекают особы с пышными формами, наподобие моей кузины Хэриетт, но вам придется научиться сдерживать свои порывы. По крайней мере, в моем присутствии.
Улыбка Анатоля превратилась в неприятный оскал, а на скулах вспыхнули багровые пятна.
— Если наш договор останется в силе, мадам, вы воздержитесь от любых упоминаний об этом случае. По крайней мере, я предпочитаю о нем забыть.
— Решено. — Но Медлин слишком хорошо понимала, что поцелуй, который Анатоль подарил Хэриетт, был не просто формальным приветствием, и эта мысль не давала ей покоя, как соринка в глазу. — Хотя довольно трудно забыть, как твой жених обнимал другую женщину.
— Черт возьми, я просто ошибся! Неужели мне, придется выслушивать напоминания об этой глупой ошибке до конца жизни?
— Я не собираюсь больше упоминать об этом прискорбном случае. Но дело в том, что мы с Хэриетт не так воспитаны, чтобы с нами можно было обращаться словно с трактирными девками. Ни она, ни я не привыкли к подобному поведению. Хэриетт до этого случая никогда не целовалась… А я вообще никогда.
— Это жалоба?
— Нет, разумеется, нет.
— А мне показалось, что так оно и есть, — предостерегающе заметил Анатоль.
Но Медлин никогда не могла завершить спор, не оставив за собой последнего слова.
— Я лишь хочу довести до вашего сведения, что было довольно неприятно наблюдать, как вы целуете мою кузину и даже не думаете поцеловать меня.
— Прекрасно! Сейчас я исправлю это упущение. — Анатоль сделал шаг — и девушка поняла, что зашла слишком далеко, но было уже поздно.
Испуганно вскрикнув, Медлин отпрянула, и между нею и Анатолем оказалось тяжелое кожаное кресло и массивный стол-тумба.
Однако Анатоль неумолимо приближался, и Медлин с ужасом увидела, как громоздкая мебель разлетается с его пути, причем ей почудилось, что это происходит еще до того, как он успевает коснуться предмета.
Придя в ужас от разгула первобытной силы, Медлин бросилась к двери, схватилась за ручку, но та не думала поворачиваться, словно ее сдерживала невидимая рука.
Девушка все еще судорожно дергала дверную ручку, когда на плечи ей легли тяжелые руки Анатоля. Одним рывком он повернул ее к себе.
— Нет! Ради бога! — вскрикнула она, упершись руками в грудь Анатоля. Сердце Медлин билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. — Я… я прошу прощения! Я никогда больше словом не обмолвлюсь о том поцелуе.
— Ничуть не сомневаюсь в этом, черт побери! — прорычал Анатоль. Он завел руки Медлин ей за спину и стиснул железными пальцами запястья.
Другой рукой он обхватил ее за шею и притянул к себе. Перед расширенными от ужаса глазами Медлин на миг мелькнул хищный профиль Анатоля, а потом к ее губам прижались его губы — горячие, твердые и беспощадные. Медлин ничего не оставалось, как подчиниться их властному напору, но вдруг она с удивлением поняла, что, кроме ужаса и протеста, в ней просыпается невыразимое томление, исходящее из темной, доселе непознанной глубины естества. Боль, которую причинял губам этот поцелуй, отзывалась в ее душе сладостной мукой.
Когда Анатоль наконец отпустил Медлин, у нее дрожали и подгибались колени. Теперь она понимала, почему Хэриетт упала в обморок.
Она встретила пронзительный взгляд темных глаз Анатоля, заметила, каким частым и прерывистым стало его дыхание.
— Ну вот, — сказал он. — Думаю, жалоб больше не будет.
Медлин молча покачала головой.
Анатоль стоял перед ней, широко расставив ноги, уперев руки в мускулистые бедра. На его лице не отражалось ни малейшего волнения. Очевидно, поцелуй, который так потряс Медлин, его самого, оставив совершенно равнодушным.
— Теперь ступайте, располагайтесь в отведенных вам комнатах и позаботьтесь о кузине. У меня есть более важные дела, но вы можете распоряжаться Триггом. Если станет упрямиться, скажите, что ему придется иметь дело со мной.
— Но… я не могу выйти отсюда, — пролепетала Медлин. — Дверь заперта.
На губах Анатоля мелькнула странная улыбка.
— Уже нет.
— Не может быть! — Медлин подергала ручку — и та легко повернулась. Пристыженная и подавленная, девушка молча покинула кабинет.
Только оказавшись одна, Медлин остановилась, прижала ладони к пылающим щекам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Анатоль прижал локон подушечкой большого пальца и с неизъяснимым выражением проговорил, обращаясь к самому себе или к другому, невидимому Медлин собеседнику:
— Это цвет огня.
— Мне очень жаль, — отозвалась Медлин, при этом сама не понимая, за что извиняется. Может быть, дело было в том, что всю сознательную жизнь ей приходилось стесняться рыжих кудрей, которые так отличали ее от прочих белокурых членов семейства Бертон.
Девушка выдернула локон из пальцев Анатоля, отбросила назад, попятилась и, только оказавшись на достаточном расстоянии от мужа, перевела дыхание.
— Жаль, что мои волосы вам не нравятся, — расстроено повторила она.
— Я не сказал, что не нравятся. Безусловно, любые волосы предпочтительней этого нелепого парика, а к их цвету просто надо привыкнуть. Осмелюсь заметить, вы будете выглядеть лучше, когда причешетесь.
— То же самое я могу сказать о вас, сэр, — не удержалась от замечания Медлин, устремив взгляд на буйную темную гриву.
Пропустив мимо ушей эти слова, Анатоль продолжал изучать ее как некий неодушевленный предмет. На этот раз он приподнял подол абрикосового платья выше щиколоток. Медлин с возмущенным восклицанием вырвала юбку у него из рук, а он как ни в чем не бывало спросил:
— Что это у вас на ногах?
— Обычные туфли на каблуках.
— Я так и подумал, когда увидел, как вы передвигаетесь. Совершенно непрактичная обувь. Вы шею себе сломаете на наших лестницах. Избавьтесь от них.
Сейчас? — хотела было спросить Медлин, но сразу поняла, что это глупый вопрос. Прислонившись к мраморному столу-тумбе, она скинула туфельки. Ее рост сразу уменьшился на несколько дюймов. Теперь — без туфель и без парика — она едва доставала макушкой до плеча Анатоля.
— Хотите, чтобы я еще что-нибудь сняла? — с вызовом произнесла Медлин и тут же пожалела о сказанном, потому что в глазах Анатоля вспыхнул опасный огонек, а взгляд устремился на вырез лифа.
Но он лишь холодно бросил:
— Нет. Если снять что-нибудь еще, от вас совсем ничего не останется.
Малый рост всегда служил причиной тайных страданий Медлин. У нее загорелось лицо.
— Если наш договор остается в силе, сэр, вы воздержитесь от любых упоминаний относительно моих размеров, особенно… — Она замялась, сложила руки на груди. — Я достаточно велика для любых практических нужд.
— Решено. — Губы Анатоля дрогнули в сардонической усмешке.
Медлин продолжала оскорбленным тоном:
— Я полагаю, вас больше привлекают особы с пышными формами, наподобие моей кузины Хэриетт, но вам придется научиться сдерживать свои порывы. По крайней мере, в моем присутствии.
Улыбка Анатоля превратилась в неприятный оскал, а на скулах вспыхнули багровые пятна.
— Если наш договор останется в силе, мадам, вы воздержитесь от любых упоминаний об этом случае. По крайней мере, я предпочитаю о нем забыть.
— Решено. — Но Медлин слишком хорошо понимала, что поцелуй, который Анатоль подарил Хэриетт, был не просто формальным приветствием, и эта мысль не давала ей покоя, как соринка в глазу. — Хотя довольно трудно забыть, как твой жених обнимал другую женщину.
— Черт возьми, я просто ошибся! Неужели мне, придется выслушивать напоминания об этой глупой ошибке до конца жизни?
— Я не собираюсь больше упоминать об этом прискорбном случае. Но дело в том, что мы с Хэриетт не так воспитаны, чтобы с нами можно было обращаться словно с трактирными девками. Ни она, ни я не привыкли к подобному поведению. Хэриетт до этого случая никогда не целовалась… А я вообще никогда.
— Это жалоба?
— Нет, разумеется, нет.
— А мне показалось, что так оно и есть, — предостерегающе заметил Анатоль.
Но Медлин никогда не могла завершить спор, не оставив за собой последнего слова.
— Я лишь хочу довести до вашего сведения, что было довольно неприятно наблюдать, как вы целуете мою кузину и даже не думаете поцеловать меня.
— Прекрасно! Сейчас я исправлю это упущение. — Анатоль сделал шаг — и девушка поняла, что зашла слишком далеко, но было уже поздно.
Испуганно вскрикнув, Медлин отпрянула, и между нею и Анатолем оказалось тяжелое кожаное кресло и массивный стол-тумба.
Однако Анатоль неумолимо приближался, и Медлин с ужасом увидела, как громоздкая мебель разлетается с его пути, причем ей почудилось, что это происходит еще до того, как он успевает коснуться предмета.
Придя в ужас от разгула первобытной силы, Медлин бросилась к двери, схватилась за ручку, но та не думала поворачиваться, словно ее сдерживала невидимая рука.
Девушка все еще судорожно дергала дверную ручку, когда на плечи ей легли тяжелые руки Анатоля. Одним рывком он повернул ее к себе.
— Нет! Ради бога! — вскрикнула она, упершись руками в грудь Анатоля. Сердце Медлин билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. — Я… я прошу прощения! Я никогда больше словом не обмолвлюсь о том поцелуе.
— Ничуть не сомневаюсь в этом, черт побери! — прорычал Анатоль. Он завел руки Медлин ей за спину и стиснул железными пальцами запястья.
Другой рукой он обхватил ее за шею и притянул к себе. Перед расширенными от ужаса глазами Медлин на миг мелькнул хищный профиль Анатоля, а потом к ее губам прижались его губы — горячие, твердые и беспощадные. Медлин ничего не оставалось, как подчиниться их властному напору, но вдруг она с удивлением поняла, что, кроме ужаса и протеста, в ней просыпается невыразимое томление, исходящее из темной, доселе непознанной глубины естества. Боль, которую причинял губам этот поцелуй, отзывалась в ее душе сладостной мукой.
Когда Анатоль наконец отпустил Медлин, у нее дрожали и подгибались колени. Теперь она понимала, почему Хэриетт упала в обморок.
Она встретила пронзительный взгляд темных глаз Анатоля, заметила, каким частым и прерывистым стало его дыхание.
— Ну вот, — сказал он. — Думаю, жалоб больше не будет.
Медлин молча покачала головой.
Анатоль стоял перед ней, широко расставив ноги, уперев руки в мускулистые бедра. На его лице не отражалось ни малейшего волнения. Очевидно, поцелуй, который так потряс Медлин, его самого, оставив совершенно равнодушным.
— Теперь ступайте, располагайтесь в отведенных вам комнатах и позаботьтесь о кузине. У меня есть более важные дела, но вы можете распоряжаться Триггом. Если станет упрямиться, скажите, что ему придется иметь дело со мной.
— Но… я не могу выйти отсюда, — пролепетала Медлин. — Дверь заперта.
На губах Анатоля мелькнула странная улыбка.
— Уже нет.
— Не может быть! — Медлин подергала ручку — и та легко повернулась. Пристыженная и подавленная, девушка молча покинула кабинет.
Только оказавшись одна, Медлин остановилась, прижала ладони к пылающим щекам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98