Он хорошо помнил: предшествующий колдун оттуда не вернулся. Сородичи нашли его мертвым и совершенно седым…
Но Трухлявый смотрел не в сторону пещеры, а на закат, тыкал пальцем и повторял свое бесконечное:
– Ти-ти-ти-ти-ти! Я-я-я-я-я!..
Хотелось зажать уши, или… или убить. Чтобы не поддаться соблазну, Сильнорукий молча ушел в свою хижину. А «ти-ти-ти-ти-ти!» продолжалось всю ночь.
Он появился среди дня и как-то так, что никто не заметил его приближения. Впрочем, в общине происходило слишком важное событие: роды. Долгожданные роды; жена одного из лучших охотников не выкинула (что случалось чаще и чаще), сумела доносить. Ждали трепетно; хотелось верить: будет мальчик, – значит, духи готовы простить…
Полог откинулся, показалось сморщенное старушечье лицо повитухи. Глаза ее слезились.
– Девчонка, – прошамкала она беззубым ртом и безнадежно махнула костлявой рукой.
(Не так уж она стара на самом деле, – подумал вдруг Сильнорукий. – Моложе меня, и намного. Не годы старят, не годы…)
Новоявленный отец тяжело вздохнул.
– В жертву принести нужно, – глухо, ни на кого не глядя, сказал он. – Духам Горы. Может, смилуются…
– Бесполезно, – возразил колдун. – Приносили уже первенцев, и не раз. Духи не принимают жертвы.
– Все равно. – Охотник упрямо насупился. – Все равно она не жилец. Лучше уж сразу…
– Почему ты думаешь, что не жилец? – для чего-то спросил Сильнорукий.
– По всему. Бескормица, – вождь знает и сам. Дичь… словно кто отводит след… А выживет – того хуже, лишний рот. Этих-то…
Он кивнул в сторону трех сбившихся в кучу замызганных девчушек лет пяти-семи.
– Этих-то не прокормить. Нет. Будь что будет, принесу жертву. Сам. Прямо сейчас.
И в этот момент раздался незнакомый голос:
– НЕТ.
Сильнорукий узнал Его сразу, хотя прошла вся жизнь и вроде бы ничто не напоминало в худом, суровом старике молодого Чужака — вечно сутулящегося, молчаливого, не поднимающего глаз… Этот, по-чужому одетый, седобородый, с длинной седой косой, перекинутой за спину, смотрел спокойно и ясно. Как властный. И невольно хотелось отвести глаза…
– Кто ты? – задал обязательный вопрос вождь детей Тигрольва. – И зачем ты здесь?
Голос пришельца был необычайно звучен и молод:
– Я тот, кому вы, сыновья Тигрольва, дали мужское имя Аймик и прозвище Чужак! Я тот, кто всю свою жизнь провел в скитаниях, – чужой среди чужих! Я тот, кто дошел до Края Мира и прикоснулся к могуществу Могучих! И вот я пришел к вам, дети Тигрольва, мои сородичи, с Вестью от Них, Могучих и Неведомых!
Молчание. Почувствовав, что кто-то копошится у его ног, Сильнорукий опустил глаза и увидел Трухлявого. С неожиданной силой оттеснив в стороны вождя и колдуна, тот на коленях выполз вперед и замер, протянув навстречу Вестнику трясущуюся левую руку, больше похожую на птичью лапу. Правая, отсохшая рука болталась, как кусок кожи. Старец не бормотал, лишь прерывистое дыхание со свистом вырывалось из его глотки. Вождь не мог видеть его лица, но… в этот миг тот, кто некогда был его дядей, вовсе не казался безумцем.
Какое-то время Вестник смотрел на своего среднего брата, и лицо его не выражало ни торжества, ни злорадства, ни жалости.
– Ты, вождь, и ты, колдун детей Тигрольва! Я действительно тот, кого вы ждете.
Он повернулся к старцу:
– Пейяган! Срок настал, ты отпущен!
– Аймик! – прошептал тот, опускаясь к ногам своего бывшего врага. Не безумец произнес свое последнее на Земле слово. В нем отчетливо слышались понимание и… радость.
Сильнорукий с недоумением и страхом смотрел в лицо… Трухлявого?! Нет, теперь, после смерти, оно выглядело таким просветленным и мудрым, что это привычное прозвище не годилось никак. Такого Пейягана не знал никто и никогда. В растерянности он перевел взгляд на колдуна…
(Ваши колдунские дела! Я, в конце концов, только охотник.)
…и тот кивнул: Пришелец действительно Вестник!
– Вестник! – заговорил тогда вождь, и голос его дрогнул. – Ты был нашим собратом. Взгляни: твой Род почти вымер… как и люди Ледяной Лисицы. Что же говорят Могучие Духи? Есть ли еще надежда для нас или ты пришел сказать, что надежды нет и мы обречены?
Аймик чувствовал, что Земная Тропа действительно подошла к концу. Прошлое прошло, и последний долг уплачен. И он по-настоящему счастлив тем, что разделит с этими людьми свой последний привал… (ведь, что ни говори – это его сородичи!) …и откроет им волю Могучих.
– Пусть Сильнорукий, великий вождь детей Тигрольва, распорядится, чтобы позаботились о мертвом. Пусть пошлет гонцов в соседние общины и соберет самых мудрых сыновей Тигрольва и Ледяной Лисицы. Когда Отпущенный Могучими уйдет по Тропе Мертвых, меня позовут. И тогда я скажу, что вам делать, чтобы узнать волю Могучих… А пока – не позаботится ли великий вождь о том, чтобы Вестник после долгого пути мог поесть и отдохнуть?
Вестнику отвели хижину колдуна, который перебрался на эту ночь в жилище вождя. Аймик растянулся на свежей лежанке, закинув за голову руки и прислушиваясь к доносящемуся снаружи взволнованному гомону. К вечеру собрались те, за кем посылали гонцов. Все ли? Аймик не знал. Утром дети Тигрольва должны проводить своего Старца на Тропу Мертвых. Как это будет? Вестнику нет дела до этого. Он дошел. Но чтобы передать Весть сородичам, ему должен быть подан Знак…
…Не очень-то заботится мудрый колдун детей Тигрольва о своей кровле: надо же, вся в дырьях. Впрочем, истинно мудрому – не до таких мелочей, а остальным, видать, и впрямь не до чего…
Глядя на еще светлое, хоть и ночное небо, Аймик вспоминал трапезу.
(Они трапезничали втроем в жилище вождя: Сильнорукий, колдун и Аймик. Совместная еда, даже столь скудная, сближает, и Сильнорукий сам не заметил, как разговорился и, слово за слово, стал обращаться к Аймику уже почти совсем по-родственному.
«Что творится с нами со всеми, сам видишь… Как только… ну, когда вы ушли, так все и началось. Голод, мор. Вожди сразу поумирали; от колдунов – никакого толку… Ваш… ну, то есть, который детей Волка… сказал: уходить! Что ж, пошли; твой отец нас и повел… да сам не дошел. Не он один; и половины наших не дошло. Вот живем теперь, как можем…»
Аймик ел скупо, говорил мало. Внезапная болтливость Сильнорукого его не удивляла: многое накопилось за годы – нужно выговориться. Как ни странно, он и сам ощущал внезапно возникшую родственную близость. И это было даже приятно.
Молодой колдун ел молча, время от времени бросая на Аймика осторожные взгляды.
Снаружи послышались голоса; видимо, стали собираться мужчины из соседних общин.
«Послушай, Сильнорукий, – спохватился Аймик, – а кроме вас, живет кто-нибудь в этих краях?»
«Живут, только неблизко. Какие-то узкоглазые; мы с ними не якшаемся, да и они наши земли стороной обходят… Видно, нелюбо пришлось, – зло усмехнулся вождь какому-то своему воспоминанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Но Трухлявый смотрел не в сторону пещеры, а на закат, тыкал пальцем и повторял свое бесконечное:
– Ти-ти-ти-ти-ти! Я-я-я-я-я!..
Хотелось зажать уши, или… или убить. Чтобы не поддаться соблазну, Сильнорукий молча ушел в свою хижину. А «ти-ти-ти-ти-ти!» продолжалось всю ночь.
Он появился среди дня и как-то так, что никто не заметил его приближения. Впрочем, в общине происходило слишком важное событие: роды. Долгожданные роды; жена одного из лучших охотников не выкинула (что случалось чаще и чаще), сумела доносить. Ждали трепетно; хотелось верить: будет мальчик, – значит, духи готовы простить…
Полог откинулся, показалось сморщенное старушечье лицо повитухи. Глаза ее слезились.
– Девчонка, – прошамкала она беззубым ртом и безнадежно махнула костлявой рукой.
(Не так уж она стара на самом деле, – подумал вдруг Сильнорукий. – Моложе меня, и намного. Не годы старят, не годы…)
Новоявленный отец тяжело вздохнул.
– В жертву принести нужно, – глухо, ни на кого не глядя, сказал он. – Духам Горы. Может, смилуются…
– Бесполезно, – возразил колдун. – Приносили уже первенцев, и не раз. Духи не принимают жертвы.
– Все равно. – Охотник упрямо насупился. – Все равно она не жилец. Лучше уж сразу…
– Почему ты думаешь, что не жилец? – для чего-то спросил Сильнорукий.
– По всему. Бескормица, – вождь знает и сам. Дичь… словно кто отводит след… А выживет – того хуже, лишний рот. Этих-то…
Он кивнул в сторону трех сбившихся в кучу замызганных девчушек лет пяти-семи.
– Этих-то не прокормить. Нет. Будь что будет, принесу жертву. Сам. Прямо сейчас.
И в этот момент раздался незнакомый голос:
– НЕТ.
Сильнорукий узнал Его сразу, хотя прошла вся жизнь и вроде бы ничто не напоминало в худом, суровом старике молодого Чужака — вечно сутулящегося, молчаливого, не поднимающего глаз… Этот, по-чужому одетый, седобородый, с длинной седой косой, перекинутой за спину, смотрел спокойно и ясно. Как властный. И невольно хотелось отвести глаза…
– Кто ты? – задал обязательный вопрос вождь детей Тигрольва. – И зачем ты здесь?
Голос пришельца был необычайно звучен и молод:
– Я тот, кому вы, сыновья Тигрольва, дали мужское имя Аймик и прозвище Чужак! Я тот, кто всю свою жизнь провел в скитаниях, – чужой среди чужих! Я тот, кто дошел до Края Мира и прикоснулся к могуществу Могучих! И вот я пришел к вам, дети Тигрольва, мои сородичи, с Вестью от Них, Могучих и Неведомых!
Молчание. Почувствовав, что кто-то копошится у его ног, Сильнорукий опустил глаза и увидел Трухлявого. С неожиданной силой оттеснив в стороны вождя и колдуна, тот на коленях выполз вперед и замер, протянув навстречу Вестнику трясущуюся левую руку, больше похожую на птичью лапу. Правая, отсохшая рука болталась, как кусок кожи. Старец не бормотал, лишь прерывистое дыхание со свистом вырывалось из его глотки. Вождь не мог видеть его лица, но… в этот миг тот, кто некогда был его дядей, вовсе не казался безумцем.
Какое-то время Вестник смотрел на своего среднего брата, и лицо его не выражало ни торжества, ни злорадства, ни жалости.
– Ты, вождь, и ты, колдун детей Тигрольва! Я действительно тот, кого вы ждете.
Он повернулся к старцу:
– Пейяган! Срок настал, ты отпущен!
– Аймик! – прошептал тот, опускаясь к ногам своего бывшего врага. Не безумец произнес свое последнее на Земле слово. В нем отчетливо слышались понимание и… радость.
Сильнорукий с недоумением и страхом смотрел в лицо… Трухлявого?! Нет, теперь, после смерти, оно выглядело таким просветленным и мудрым, что это привычное прозвище не годилось никак. Такого Пейягана не знал никто и никогда. В растерянности он перевел взгляд на колдуна…
(Ваши колдунские дела! Я, в конце концов, только охотник.)
…и тот кивнул: Пришелец действительно Вестник!
– Вестник! – заговорил тогда вождь, и голос его дрогнул. – Ты был нашим собратом. Взгляни: твой Род почти вымер… как и люди Ледяной Лисицы. Что же говорят Могучие Духи? Есть ли еще надежда для нас или ты пришел сказать, что надежды нет и мы обречены?
Аймик чувствовал, что Земная Тропа действительно подошла к концу. Прошлое прошло, и последний долг уплачен. И он по-настоящему счастлив тем, что разделит с этими людьми свой последний привал… (ведь, что ни говори – это его сородичи!) …и откроет им волю Могучих.
– Пусть Сильнорукий, великий вождь детей Тигрольва, распорядится, чтобы позаботились о мертвом. Пусть пошлет гонцов в соседние общины и соберет самых мудрых сыновей Тигрольва и Ледяной Лисицы. Когда Отпущенный Могучими уйдет по Тропе Мертвых, меня позовут. И тогда я скажу, что вам делать, чтобы узнать волю Могучих… А пока – не позаботится ли великий вождь о том, чтобы Вестник после долгого пути мог поесть и отдохнуть?
Вестнику отвели хижину колдуна, который перебрался на эту ночь в жилище вождя. Аймик растянулся на свежей лежанке, закинув за голову руки и прислушиваясь к доносящемуся снаружи взволнованному гомону. К вечеру собрались те, за кем посылали гонцов. Все ли? Аймик не знал. Утром дети Тигрольва должны проводить своего Старца на Тропу Мертвых. Как это будет? Вестнику нет дела до этого. Он дошел. Но чтобы передать Весть сородичам, ему должен быть подан Знак…
…Не очень-то заботится мудрый колдун детей Тигрольва о своей кровле: надо же, вся в дырьях. Впрочем, истинно мудрому – не до таких мелочей, а остальным, видать, и впрямь не до чего…
Глядя на еще светлое, хоть и ночное небо, Аймик вспоминал трапезу.
(Они трапезничали втроем в жилище вождя: Сильнорукий, колдун и Аймик. Совместная еда, даже столь скудная, сближает, и Сильнорукий сам не заметил, как разговорился и, слово за слово, стал обращаться к Аймику уже почти совсем по-родственному.
«Что творится с нами со всеми, сам видишь… Как только… ну, когда вы ушли, так все и началось. Голод, мор. Вожди сразу поумирали; от колдунов – никакого толку… Ваш… ну, то есть, который детей Волка… сказал: уходить! Что ж, пошли; твой отец нас и повел… да сам не дошел. Не он один; и половины наших не дошло. Вот живем теперь, как можем…»
Аймик ел скупо, говорил мало. Внезапная болтливость Сильнорукого его не удивляла: многое накопилось за годы – нужно выговориться. Как ни странно, он и сам ощущал внезапно возникшую родственную близость. И это было даже приятно.
Молодой колдун ел молча, время от времени бросая на Аймика осторожные взгляды.
Снаружи послышались голоса; видимо, стали собираться мужчины из соседних общин.
«Послушай, Сильнорукий, – спохватился Аймик, – а кроме вас, живет кто-нибудь в этих краях?»
«Живут, только неблизко. Какие-то узкоглазые; мы с ними не якшаемся, да и они наши земли стороной обходят… Видно, нелюбо пришлось, – зло усмехнулся вождь какому-то своему воспоминанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134