Они вдвоем обсуждали все детали, прежде чем принять решение, и Даврону неизменно приходили самые удачные мысли. Даврон с предусмотрительностью и заботой организовывал их путешествия и вместе со Скоу бдительно охранял Керис. Их с Керис теперь связывала дружба, в которой веселья было не меньше, чем боли. Даврон мог быть жизнерадостным, романтичным, насмешливым; он не лишился всех этих качеств, хоть и жил на острие ножа: с одной стороны, его ожидала смерть от рук друзей, с другой — гибель друзей от его руки — и Карасма в любой момент мог повернуть рукоятку ножа.
Керис казалось просто чудом, что Даврон способен запереть этот ужас за стальной дверью боли и заставить свои глаза сиять любовью и весельем.
В те моменты, когда Керис не могла побороть печаль, когда она чувствовала упадок сил, девушка любила смотреть на город из окна своей спальни. Ей никогда еще не приходилось видеть такого большого застекленного окна — лишь леу давала возможность изготавливать такие стекла, — и открывавшийся вид всегда заставлял Керис восхищенно вздыхать. Вправо и влево уходили крыши Шилда, похожие в своем разнообразии на творения фей, а прямо перед Керис лежало озеро. Может быть, ей никогда не удастся посмотреть на океан, о котором она мечтала в детстве, но здесь перед ней был водный простор, которого она никогда не надеялась увидеть. Море, решила девушка, должно быть таким же синим. Она любовалась сменами настроения озера, отражением неба и облаков, блеском солнца на волнах, серым унынием в плохую погоду. Керис очень нравилось следить за рыбацкими лодками с их треугольными парусами, наполненными ветром.
Смотреть на все это ей никогда не надоедало. Если уж океан ей недоступен, по крайней мере озеро у нее никто не отнимет.
Корриан все еще жила в доме Керис, и там же останавливался Хамелеон, когда бывал в городе. Большую часть времени, впрочем, он проводил в Неустойчивости, выслеживая Приспешников. Керис боялась, что его жизни грозит опасность, но он, казалось, был заколдован; на самом деле, конечно, от нападений его спасала способность становиться невидимым. Он путешествовал пешком и в одиночестве. Несмотря на постоянные стенания о собственной неизлечимой трусости — достойной, по его словам, самого ползучего из пресмыкающихся, — Квирк явно наслаждался своими опасными вылазками в Неустойчивость. Он все время твердил, что ужасно страдает от скуки.
— Приспешники, — часто говорил Квирк, — самые унылые создания на свете. Они ничего не делают, только шпыняют друг друга и натравливают Подручных одного на другого. И следить часами за такими тварями ничуть не интереснее, чем глазеть на паучьи свадьбы.
Жалобы Квирка на скуку маркграф игнорировал: Мелдор продолжал считать, что Хамелеон добывает бесценную информацию. Благодаря ему было можно направлять стражу туда, где скапливалось больше всего Приспешников.
— Знать, где находится враг, — значит выиграть первое сражение, — говорил Мелдор Квирку.
Корриан осела в Шилде и не собиралась никуда больше ехать. На жизнь она зарабатывала, помогая на кухне, где и с одной рукой прекрасно управлялась. К тому же она завела дружбу с одноногим метельщиком улиц и развлекала всех, кто был готов ее слушать, рассуждениями о постельных достижениях партнеров, у которых на двоих всего шесть конечностей. Большую же часть времени Корриан теперь тратила на то, что лечила местных женщин травами. Ей удавалось помогать при самых разных недугах — от судорог до бесплодия; в результате к кухонной двери тянулся постоянный поток посетительниц, и Корриан могла себе позволить самый лучший табак (невероятно дорогой в Шилде) для своей трубки. Мисси, жена Колибрана, растопырив усы, возмущенно жаловалась, что Корриан превратила дом в аптеку, — но только когда старой женщины не было поблизости.
Керис теперь видела Мелдора, только когда он приходил, чтобы повидаться с Фавеллис и Дитой и обсудить их дела: женщинам было поручено сжигать карты тромплери подходящих для этого участков. Эти встречи всегда происходили поздно ночью, когда все уже спали, и на них, кроме Мелдора и Фавеллис с Дитой, присутствовали только сама Керис, Даврон и Скоу. Мелдор продолжал требовать соблюдения строжайшей секретности. Фавеллис и Дита производили свои опыты в пустыне к югу от Звезды Надежды, подальше от глаз Приспешников, и сообщали о результатах только уже посвященным в это людям.
Обнаружилось, что сожжение любой карты тромплери приводит всегда к одному и тому же результату: немедленному и постоянному возвращению стабильности. Единственное ограничение заключалось в самих картах — мелкий масштаб и неточности не давали им стать картами тромплери, а поэтому такие карты не могли использоваться для борьбы с Неустойчивостью.
— Значит, это будет очень медленный и постепенный процесс, — пожаловался однажды Даврон, — каждый раз всего лишь маленький участок.
Мелдор ответил на эти слова загадочной улыбкой, так что у всех сложилось впечатление, что старик доволен таким положением вещей.
— Да это и хорошо, — сказал Скоу. — Нужно ли напоминать, что мы, меченые, умираем в Постоянствах? А все отверженные сообщают, что новые неизменные точки, возникшие, когда были сожжены карты Деверли, для них неблагоприятны, в отличие от прежних.
Керис задумалась об иронии случившегося. Они с Давроном, Мелдором и Скоу нашли способ покончить с Неустойчивостью, — и они же были среди тех, кому это не принесет пользы. Даже Фавеллис с Дитой были обречены — они тоже не могли обходиться без леу.
— И все-таки, — сказала Керис, — я думаю, что и старые неизменные точки возникли так же. Наверное, меченые теперь могут там жить, потому что с течением времени там перемешалась стабильность с неустойчивостью. И еще я думаю, что тысячу лет назад они были и больше, и стабильнее.
— Тысяча лет — слишком долгий срок, чтобы дожидаться появления неизменных точек, где мы могли бы жить, — мрачно сказал Скоу.
— Звезда Надежды никогда не станет Постоянством, — ответил Мелдор, и Керис впервые услышала в его голосе резкость. — Никогда. У нас всегда будет Звезда Надежды.
Дальнейшие опыты Фавеллис и Диты показали, что меченым грозит и другая опасность. Когда женщины сожгли карту участка, на котором стражники оставили шесть пойманных меченых животных, три из них в мучениях умерли сразу же, а остальные взбесились. Опыт был проведен и с нормальным зверем — одной из собак Фавеллис (хозяйка предварительно напоила ее снотворным, зельем). Собака осталась жива, но несколько дней болела и Фавеллис не могла себе простить такой жестокости. После этого никто уже не предлагал проводить опыты с живыми существами.
Фавеллис и Дита продолжали следить за теми участками, которые сделались неизменными точками, высматривая признаки перемен, и пришли к выводу, что Керис была права:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Керис казалось просто чудом, что Даврон способен запереть этот ужас за стальной дверью боли и заставить свои глаза сиять любовью и весельем.
В те моменты, когда Керис не могла побороть печаль, когда она чувствовала упадок сил, девушка любила смотреть на город из окна своей спальни. Ей никогда еще не приходилось видеть такого большого застекленного окна — лишь леу давала возможность изготавливать такие стекла, — и открывавшийся вид всегда заставлял Керис восхищенно вздыхать. Вправо и влево уходили крыши Шилда, похожие в своем разнообразии на творения фей, а прямо перед Керис лежало озеро. Может быть, ей никогда не удастся посмотреть на океан, о котором она мечтала в детстве, но здесь перед ней был водный простор, которого она никогда не надеялась увидеть. Море, решила девушка, должно быть таким же синим. Она любовалась сменами настроения озера, отражением неба и облаков, блеском солнца на волнах, серым унынием в плохую погоду. Керис очень нравилось следить за рыбацкими лодками с их треугольными парусами, наполненными ветром.
Смотреть на все это ей никогда не надоедало. Если уж океан ей недоступен, по крайней мере озеро у нее никто не отнимет.
Корриан все еще жила в доме Керис, и там же останавливался Хамелеон, когда бывал в городе. Большую часть времени, впрочем, он проводил в Неустойчивости, выслеживая Приспешников. Керис боялась, что его жизни грозит опасность, но он, казалось, был заколдован; на самом деле, конечно, от нападений его спасала способность становиться невидимым. Он путешествовал пешком и в одиночестве. Несмотря на постоянные стенания о собственной неизлечимой трусости — достойной, по его словам, самого ползучего из пресмыкающихся, — Квирк явно наслаждался своими опасными вылазками в Неустойчивость. Он все время твердил, что ужасно страдает от скуки.
— Приспешники, — часто говорил Квирк, — самые унылые создания на свете. Они ничего не делают, только шпыняют друг друга и натравливают Подручных одного на другого. И следить часами за такими тварями ничуть не интереснее, чем глазеть на паучьи свадьбы.
Жалобы Квирка на скуку маркграф игнорировал: Мелдор продолжал считать, что Хамелеон добывает бесценную информацию. Благодаря ему было можно направлять стражу туда, где скапливалось больше всего Приспешников.
— Знать, где находится враг, — значит выиграть первое сражение, — говорил Мелдор Квирку.
Корриан осела в Шилде и не собиралась никуда больше ехать. На жизнь она зарабатывала, помогая на кухне, где и с одной рукой прекрасно управлялась. К тому же она завела дружбу с одноногим метельщиком улиц и развлекала всех, кто был готов ее слушать, рассуждениями о постельных достижениях партнеров, у которых на двоих всего шесть конечностей. Большую же часть времени Корриан теперь тратила на то, что лечила местных женщин травами. Ей удавалось помогать при самых разных недугах — от судорог до бесплодия; в результате к кухонной двери тянулся постоянный поток посетительниц, и Корриан могла себе позволить самый лучший табак (невероятно дорогой в Шилде) для своей трубки. Мисси, жена Колибрана, растопырив усы, возмущенно жаловалась, что Корриан превратила дом в аптеку, — но только когда старой женщины не было поблизости.
Керис теперь видела Мелдора, только когда он приходил, чтобы повидаться с Фавеллис и Дитой и обсудить их дела: женщинам было поручено сжигать карты тромплери подходящих для этого участков. Эти встречи всегда происходили поздно ночью, когда все уже спали, и на них, кроме Мелдора и Фавеллис с Дитой, присутствовали только сама Керис, Даврон и Скоу. Мелдор продолжал требовать соблюдения строжайшей секретности. Фавеллис и Дита производили свои опыты в пустыне к югу от Звезды Надежды, подальше от глаз Приспешников, и сообщали о результатах только уже посвященным в это людям.
Обнаружилось, что сожжение любой карты тромплери приводит всегда к одному и тому же результату: немедленному и постоянному возвращению стабильности. Единственное ограничение заключалось в самих картах — мелкий масштаб и неточности не давали им стать картами тромплери, а поэтому такие карты не могли использоваться для борьбы с Неустойчивостью.
— Значит, это будет очень медленный и постепенный процесс, — пожаловался однажды Даврон, — каждый раз всего лишь маленький участок.
Мелдор ответил на эти слова загадочной улыбкой, так что у всех сложилось впечатление, что старик доволен таким положением вещей.
— Да это и хорошо, — сказал Скоу. — Нужно ли напоминать, что мы, меченые, умираем в Постоянствах? А все отверженные сообщают, что новые неизменные точки, возникшие, когда были сожжены карты Деверли, для них неблагоприятны, в отличие от прежних.
Керис задумалась об иронии случившегося. Они с Давроном, Мелдором и Скоу нашли способ покончить с Неустойчивостью, — и они же были среди тех, кому это не принесет пользы. Даже Фавеллис с Дитой были обречены — они тоже не могли обходиться без леу.
— И все-таки, — сказала Керис, — я думаю, что и старые неизменные точки возникли так же. Наверное, меченые теперь могут там жить, потому что с течением времени там перемешалась стабильность с неустойчивостью. И еще я думаю, что тысячу лет назад они были и больше, и стабильнее.
— Тысяча лет — слишком долгий срок, чтобы дожидаться появления неизменных точек, где мы могли бы жить, — мрачно сказал Скоу.
— Звезда Надежды никогда не станет Постоянством, — ответил Мелдор, и Керис впервые услышала в его голосе резкость. — Никогда. У нас всегда будет Звезда Надежды.
Дальнейшие опыты Фавеллис и Диты показали, что меченым грозит и другая опасность. Когда женщины сожгли карту участка, на котором стражники оставили шесть пойманных меченых животных, три из них в мучениях умерли сразу же, а остальные взбесились. Опыт был проведен и с нормальным зверем — одной из собак Фавеллис (хозяйка предварительно напоила ее снотворным, зельем). Собака осталась жива, но несколько дней болела и Фавеллис не могла себе простить такой жестокости. После этого никто уже не предлагал проводить опыты с живыми существами.
Фавеллис и Дита продолжали следить за теми участками, которые сделались неизменными точками, высматривая признаки перемен, и пришли к выводу, что Керис была права:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140