Георгиевский спуск, став совершенно непреодолимым для карет и лошадей, мигом превратился в излюбленное место малолетних виртуозов лыж и салазок, а более пологие улицы Города за один день украсились кривобокими фигурами снеговиков, застывших, словно часовые, у ворот почти каждого дома. В городском парке из снега были воздвигнуты два бастиона, где с утра и до вечера кипели потешные сражения, а рядом с полем боя самодеятельные художники, испросив дозволения бургомистра, устроили выставку ледяных скульптур. По какой-то странной причине, все без исключения фигуры изображали магических тварей, и чем безобразнее была тварь на самом деле, тем удивительнее и чарующее выглядела она, будучи вырублена из глыбы сверкающего прозрачного льда. Достаточно заметить, что самым красивым обитателем ледяного зверинца был признан тролль восьми футов роста, ставший любимцем всех детей и ласково прозванный Клыкачом. Побывав на выставке вместе с Агнешкой и своими глазами увидев, как малышня обожает своего Клыкача, Феликс решил, что в мире что-то серьезно перевернулось: раньше тролли любили детей, но никак не наоборот! Причем тяга троллей к людскому молодняку всегда носила исключительно гастрономический характер, и именно эта склонность к каннибализму вкупе с угрожающим видом монстра вызывала у ребятни большее восхищение, нежели скрупулезная работа скульптора…
Как бы то ни было, но ледяной зверинец оставался самым популярным аттракционом в заснеженной Столице вплоть до того дня, когда погода испортилась. С северо-запада подул холодный порывистый ветер, небо затянуло седыми космами; сделалась метель, и Город утонул в снежной круговерти. Не стало ни дня, ни ночи — круглые сутки за окнами была серая каша. Загудело, завыло в трубах, подняло в воздух и развеяло в прах лежалые сугробы, хлестнуло по крышам и ставням черной крупой, и закачались, заскрипели деревья, рухнули неприступные снежные бастионы, попадали и разлетелись на мелкие кусочки ледяные монстры, и забушевала в ухоженных некогда парковых аллеях настоящая лесная пурга.
Три дня Город находился во власти стихии. Три дня никто и носу не высовывал на улицу. Закрылись лавки и трактиры, разошелся по домам магистрат, замкнулись двери цеховых мастерских, приостановилась учеба в Школе и гимназиях, и даже фабричные трубы перестали дымить! Буран захватил Столицу врасплох, посрамив все прогнозы, и безраздельно властвовал в ней на протяжении трех суток, гоняя по узким улочкам тучи сухого снега и сшибаясь на площадях пружинными спиралями вихрей.
На четвертый день все стихло: ударил мороз. Не тот легкий, игривый, щиплющий нос холодок, которым забавлялась зима до метели — а настоящий, лютый, трескучий мороз упал на Столицу, и впервые на памяти старожилов река покрылась толстым слоем темного, с алебастровыми прожилками, льда. Выглянуло в прорехи облаков стылое солнце, подернулся молочной дымкой Сивардов Яр, а оттуда туман пополз на Нижний Город, и воздух стал звонким и хрупким, и немыслимо было любое движение во всей этой звонкости и хрупкости, и даже дышать было боязно, ибо на вкус новый, стеклянной прозрачности воздух оказался колючим и обжигающим. А пока горожане приходили в себя после трехдневного неистовства метели, мороз крепчал с каждой минутой, и уже к вечеру его игольчатые лапы обхватили Столицу всю, целиком, от роскошных особняков Старого Квартала и до убогих заводских бараков на окраине Нижнего Города. За одну ночь иней на окнах превратился в ажурные узорчатые барельефы голубоватого льда; гибкие ветви плакучих ив во дворе Школы оделись в хрустальные футлярчики; припорошенные снегом черепичные крыши обледенели и оскалились острыми клыками мутно-сизых сталактитов… Утром стало ясно, что зима пришла в Город всерьез и надолго.
Тут же выяснилось, что не зря — и ох как не зря! — последние пару лет в Городе раскапывали то одну, то другую улицу, и укладывали в канавы толстые кишки труб, обмотанных каким-то мочалом, а потом еще и уродовали городской пейзаж приземистыми коробчатыми домиками из красного кирпича, увенчанными чрезмерно высокими дымоходами. Такие домики назывались «котельными», а сама новинка сезона (она же — придурь бургомистра, как окрестили этот проект горожане, возмущенные до глубины души видом канав посреди проспекта Свободы) именовалась «паровым отоплением» и, оставшись невостребованной прошлой зимой в силу своей дороговизны и очевидной бесполезности при теплой и сырой погоде, какая обычно и стояла в Городе всю зиму, в этом году с наступлением жесточайших холодов вдруг начала пользоваться небывалым спросом. Однако хороша ложка к обеду, и проводить в дома это самое паровое отопление при такой погоде оказалось решительно невозможно. Ретрограды и снобы, пренебрегшие новинкой прогресса, вынуждены были теперь пополнять запасы угля и дров по мигом взлетевшим ввысь ценам, и оставалось только тихо радоваться, что Сигизмунд еще летом озаботился оснастить здание Школы по последнему слову нагревательной техники. Весь июль и половину августа в Школе гремели кувалды, шкворчала ацетиленовая сварка и воняло карбидом — но зато теперь под каждым подоконником присоседился ребристый калорифер грязно-серого цвета, и буквально в первый же день лютого мороза эти непривычные агрегаты будто по волшебству налились теплом, а затем и вовсе раскалились до такого состояния, что даже руку к ним приложить стало нельзя!
Итак, благодаря предусмотрительности Сигизмунда, нынешней зимой в аудиториях Школы было жарко, как в финской бане. Феликс потел и с нетерпением посматривал на осиную талию песочных часов, где кружился водоворот мельчайших жемчужных песчинок. Песку в верхней половине стеклянного сосуда оставалось чуть меньше трети, когда Феликс сказал:
— Закругляемся, господа студенты!
Господа студенты еще ниже склонились над своими контрольными работами и еще старательнее заскрипели перьями. Феликс вытащил платок, промокнул лоб и обвел взглядом аудиторию. Студентов было десятеро: Сигизмунд всегда придерживался теории, согласно которой знания, получаемые слушателями лекций, обратно пропорциональны числу этих самых слушателей — не подкрепленная ничем, кроме личного опыта Сигизмунда, эта теория позволяла разбить полсотни первокурсников на пять групп и создать таким образом достаточное количество учебных часов. Обратной стороной такого решения была необходимость читать одну лекцию по пять раз кряду, а проведение семинаров вообще превращалось в пытку: на сегодня это была уже третья контрольная, и еще две предстояло провести завтра…
Из десяти взопревших (то ли от жары, то ли от усердия) борзописцев один лишь Патрик не проявлял признаков волнения по поводу истекающего вместе с песком времени, отведенного для завершения работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Как бы то ни было, но ледяной зверинец оставался самым популярным аттракционом в заснеженной Столице вплоть до того дня, когда погода испортилась. С северо-запада подул холодный порывистый ветер, небо затянуло седыми космами; сделалась метель, и Город утонул в снежной круговерти. Не стало ни дня, ни ночи — круглые сутки за окнами была серая каша. Загудело, завыло в трубах, подняло в воздух и развеяло в прах лежалые сугробы, хлестнуло по крышам и ставням черной крупой, и закачались, заскрипели деревья, рухнули неприступные снежные бастионы, попадали и разлетелись на мелкие кусочки ледяные монстры, и забушевала в ухоженных некогда парковых аллеях настоящая лесная пурга.
Три дня Город находился во власти стихии. Три дня никто и носу не высовывал на улицу. Закрылись лавки и трактиры, разошелся по домам магистрат, замкнулись двери цеховых мастерских, приостановилась учеба в Школе и гимназиях, и даже фабричные трубы перестали дымить! Буран захватил Столицу врасплох, посрамив все прогнозы, и безраздельно властвовал в ней на протяжении трех суток, гоняя по узким улочкам тучи сухого снега и сшибаясь на площадях пружинными спиралями вихрей.
На четвертый день все стихло: ударил мороз. Не тот легкий, игривый, щиплющий нос холодок, которым забавлялась зима до метели — а настоящий, лютый, трескучий мороз упал на Столицу, и впервые на памяти старожилов река покрылась толстым слоем темного, с алебастровыми прожилками, льда. Выглянуло в прорехи облаков стылое солнце, подернулся молочной дымкой Сивардов Яр, а оттуда туман пополз на Нижний Город, и воздух стал звонким и хрупким, и немыслимо было любое движение во всей этой звонкости и хрупкости, и даже дышать было боязно, ибо на вкус новый, стеклянной прозрачности воздух оказался колючим и обжигающим. А пока горожане приходили в себя после трехдневного неистовства метели, мороз крепчал с каждой минутой, и уже к вечеру его игольчатые лапы обхватили Столицу всю, целиком, от роскошных особняков Старого Квартала и до убогих заводских бараков на окраине Нижнего Города. За одну ночь иней на окнах превратился в ажурные узорчатые барельефы голубоватого льда; гибкие ветви плакучих ив во дворе Школы оделись в хрустальные футлярчики; припорошенные снегом черепичные крыши обледенели и оскалились острыми клыками мутно-сизых сталактитов… Утром стало ясно, что зима пришла в Город всерьез и надолго.
Тут же выяснилось, что не зря — и ох как не зря! — последние пару лет в Городе раскапывали то одну, то другую улицу, и укладывали в канавы толстые кишки труб, обмотанных каким-то мочалом, а потом еще и уродовали городской пейзаж приземистыми коробчатыми домиками из красного кирпича, увенчанными чрезмерно высокими дымоходами. Такие домики назывались «котельными», а сама новинка сезона (она же — придурь бургомистра, как окрестили этот проект горожане, возмущенные до глубины души видом канав посреди проспекта Свободы) именовалась «паровым отоплением» и, оставшись невостребованной прошлой зимой в силу своей дороговизны и очевидной бесполезности при теплой и сырой погоде, какая обычно и стояла в Городе всю зиму, в этом году с наступлением жесточайших холодов вдруг начала пользоваться небывалым спросом. Однако хороша ложка к обеду, и проводить в дома это самое паровое отопление при такой погоде оказалось решительно невозможно. Ретрограды и снобы, пренебрегшие новинкой прогресса, вынуждены были теперь пополнять запасы угля и дров по мигом взлетевшим ввысь ценам, и оставалось только тихо радоваться, что Сигизмунд еще летом озаботился оснастить здание Школы по последнему слову нагревательной техники. Весь июль и половину августа в Школе гремели кувалды, шкворчала ацетиленовая сварка и воняло карбидом — но зато теперь под каждым подоконником присоседился ребристый калорифер грязно-серого цвета, и буквально в первый же день лютого мороза эти непривычные агрегаты будто по волшебству налились теплом, а затем и вовсе раскалились до такого состояния, что даже руку к ним приложить стало нельзя!
Итак, благодаря предусмотрительности Сигизмунда, нынешней зимой в аудиториях Школы было жарко, как в финской бане. Феликс потел и с нетерпением посматривал на осиную талию песочных часов, где кружился водоворот мельчайших жемчужных песчинок. Песку в верхней половине стеклянного сосуда оставалось чуть меньше трети, когда Феликс сказал:
— Закругляемся, господа студенты!
Господа студенты еще ниже склонились над своими контрольными работами и еще старательнее заскрипели перьями. Феликс вытащил платок, промокнул лоб и обвел взглядом аудиторию. Студентов было десятеро: Сигизмунд всегда придерживался теории, согласно которой знания, получаемые слушателями лекций, обратно пропорциональны числу этих самых слушателей — не подкрепленная ничем, кроме личного опыта Сигизмунда, эта теория позволяла разбить полсотни первокурсников на пять групп и создать таким образом достаточное количество учебных часов. Обратной стороной такого решения была необходимость читать одну лекцию по пять раз кряду, а проведение семинаров вообще превращалось в пытку: на сегодня это была уже третья контрольная, и еще две предстояло провести завтра…
Из десяти взопревших (то ли от жары, то ли от усердия) борзописцев один лишь Патрик не проявлял признаков волнения по поводу истекающего вместе с песком времени, отведенного для завершения работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85