— А правда, что маги всегда жили в замках? — звонко отчеканила она.
— Нет. Это распространенное заблуждение основано на том, что практически в каждом феоде, если хорошенько поискать, можно найти как минимум один замок. Но большинство из них — это всего лишь руины, остатки малокофортабельных жилищ старинных баронов… Маг может жить где угодно: в уютном коттедже на берегу реки, в темной и сырой пещере, в деревенской хибаре или в подземелье полуразрушенного и давно пустующего замка… Хотя некоторые из магов действительно отстраивали древние здания — или же наоборот, сносили их до фундамента, чтобы воздвигнуть на том же месте точную копию средневековой крепости, только на этот раз с помощью магии или грамотных архитекторов, потому что традиции — традициями, а сквозняки — сквозняками!.. Делалось это, как правило, магами молодыми, стремящимися упрочить свое положение в новопокоренном феоде точным следованием устойчивому архетипу мага, как властелина в мрачной готической твердыне. Случались и самозванцы — например, в одном крохотном феоде на границе Австрии и Венгрии шайка жуликов выдавала себя за чиновников при замке великого и могучего мага Вествеста, которого никто и никогда не видел…
Феликс понимал, что идет на поводу у хитроумных студентов, задумавших сорвать опрос путем превращения оного в пустопорожний треп, но пресекать этот маленький бунт не собирался. «В конце концов, из моих рассказов они извлекут куда больше практической пользы, чем из уложения о дорогах и трактах», — рассудил он.
— А маг может поселиться в городе? — заинтересовался Патрик.
— На моей памяти был всего один такой случай… Некий швейцарец, родом, по-моему, из Женевы, приехав на учебу в Ингольштадт, вдруг открыл у себя магические способности, и, будучи по натуре своей трусоват, побоялся вступать в противоборство с кем-нибудь из магов за власть в феоде. Вместо этого он обосновался при университете и, не придумав ничего лучшего, взялся за сотворение гомункулюса. В результате на свет появился отвратительный кадавр, который сразу прибил своего создателя и принялся терроризировать окрестности Ингольштадта, а после — и все швейцарские муниципии… У меня ушло два года, чтобы выследить и затравить этого монстра. Но этот случай — скорее то самое исключение, которое подтверждает правило: маги сторонятся городов, и в первую очередь потому, что их присутствие там слишком легко обнаружить. Для этого достаточно спуститься в канализацию и проверить, не кишат ли там магические твари, без которых не обходится никакое колдовство. Ко всему прочему, маг, дерзнувший преступить конвенцию, в первую очередь становится объектом охоты своих коллег, а уже потом — героев. Возможно, именно поэтому мы так мало знаем о подобных эпизодах…
— Но как магам удавалось уничтожить ренегата, если им самим путь в город был закрыт все той же конвенцией? — спросил Патрик с недоумением.
— Видишь ли, — терпеливо сказал Феликс, — мы можем только догадываться о том, как на самом деле происходят схватки магов и переделы границ феодов. Единственное, в чем мы уверены — при магической дуэли реальное местоположение противников не играет никакой роли. Огюстен полагает, что сам бой магов недоступен восприятию простых смертных, и только по его отражениям, таким, как внезапное буйство природы — гроза, землетрясение, ураган и прочие бедствия — можно догадаться о том, что два могучих мага на разных концах Ойкумены занялись взаимоистреблением. Как я уже сказал, в деле построения гипотез о сущности магов Огюстену нет равных… Это уже звонок? — нахмурился Феликс, когда из коридора донеслось дребезжание колокольчика.
Судя по тому, как отреагировали на дребезжание господа студенты, это был именно звонок. Феликс когда-то читал об опытах профессора Павлова, который взялся доказать, что собаки одинаково реагируют как на еду, так и на звонок или свет, с которыми еда появляется. Он еще тогда подумал, что подобные издевательства над собаками излишни, ведь для подтверждения своей теории о рефлексах профессору достаточно было посетить любое учебное заведение и увидеть, какое сильное воздействие на студентов оказывает самый обыкновенный колокольчик.
— Всего хорошего, господа! — Феликс повысил голос, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание спешно покидающих аудиторию студентов. — Олаф, будь добр, открой фрамугу, пусть здесь немного проветрится! Патрик, задержись на минутку, а вы, Хильда, помогите мне снять карту…
Ногти Феликс стриг коротко, и выковыривать канцелярские кнопки ему было трудно, а обрывать и без того излохмаченные края ветхого учебного пособия он не хотел. Хильда справилась с этой задачей легко и быстро, и пока Феликс сворачивал карту в рулон, она пыталась разобрать полустертые каракули, обнаружившиеся на доске.
— Кенхр… фарей… дипсада… — шевелила губами она, водя пальцем по осыпающимся меловым загогулинам. — Ехидна… Сепс… Якул… Простер…
— Престер, — поправил ее Феликс.
— А что все это значит? — удивилась она.
— Это магические змеи, обитающие в ливийской пустыне. Судя по кошмарному почерку, это писал Леопольд. Он у вас еще не читает? Ах да, серпентология начинается со второго курса…
— Ну и как я буду это вытирать, если тряпка опять куда-то задевалась? — расстроилась Хильда.
— Надо проявлять изобретательность, — важно сказал Патрик, подходя к доске и убирая чернильницу в холстяной мешочек. — Вы хотели меня видеть? — обратился он к Феликсу.
— Да-да, — ответил Феликс, пытаясь удержать в руках стопку контрольных, журнал и рулон с картой. — Подержи вот эту ерунду, пока я… ага, спасибо!
— Какую такую изобретательность? — спросила Хильда, наивно хлопнув ресницами.
— О! — сказал Патрик. — Для героя изобретательность — это самое главное! — заявил он и перевернул доску на другую сторону.
При этом он едва успел отскочить в сторону, так как от резкого движения с доски сорвалось облако меловой пыли, и Хильда оглушительно чихнула. Исходя из количества разнообразных надписей и рисунков не всегда пристойного содержания, обратную сторону доски не вытирали на протяжении нескольких лет.
— М-да, — хмыкнул Феликс. — Изобретательный нынче пошел студент! Патрик, проводи меня до деканата, я хочу с тобой поговорить… А заодно помоги донести всю эту макулатуру.
Они вышли из аудитории, оставив девушку розоветь от смущения при виде рисунков, афоризмов и стихотворений, которые с легкостью опровергали теорию Огюстена о тяге к геройству, как сублимации полового влечения.
С чем-чем, а с влечением студенты Школы проблем не испытывали.
2
После третьей пары тишина в Школе приобретала совершенно другой оттенок. До этого в длинных и гулких коридорах царило обманчивое безмолвие, набрякшее сотней мелких звуков:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85