— Как тебе не стыдно! А еще говорил, что никогда не врешь…
3
С Патриком он столкнулся нос к носу уже на улице, едва выйдя за ворота, и это было… это было как холодный душ; или нет, скорее, как если бы ему плеснули в лицо водой из ведра — окатили с ног до головы ледяной, кристально чистой родниковой водой, смыв то липкое, удушливое, гнусное ощущение собственного малодушия, приведшее его в состояние исступления.
«Куда я иду?» — спросил он себя и не нашел ответа. В ушах слегка шумело.
— Здравствуйте, Феликс, — сказал Патрик.
Его голос с трудом пробился сквозь гул прибоя. «Как в раковине, — подумал Феликс. — Я однажды привез Агнешке большую и красивую раковину из розового перламутра. И мы вместе слушали море. Агнешка никогда не видела моря».
— Феликс?
Феликс сглотнул. Морской прибой отступил куда-то далеко-далеко, но не пропал совсем, превратившись в ровный монотонный шум на самом пределе восприятия. Феликс попробовал улыбнуться и кивнуть. Улыбка вышла натужной.
— Феликс? Вам нехорошо?
«Мне? Мне хорошо. Это-то и плохо, что мне хорошо. Мне, старику, чья жизнь уже позади. Мне — хорошо…»
— Нет, Патрик. Все в порядке. Я просто задумался. — От слов саднило горло. Язык ворочался с трудом.
— Вы плохо выглядите, — озабоченно сказал Патрик.
— Правда? Это пройдет. Я не выспался. Вот и…
— Вы очень бледный.
— Это пройдет, — настойчиво повторил Феликс, разглядывая Патрика.
Последний раз они виделись на похоронах Абнера. Голова юноши тогда была еще забинтована, и Феликс запомнил, как дергалось его правое веко при каждом ударе лома о мерзлую землю. Сейчас бинтов уже не было, и Феликсу был виден тонкий белый шрам, пересекающий лоб и правую бровь Патрика. Правый глаз так и остался кривым: внешний уголок века был опущен, словно Патрик все время щурился, и Феликс, осматривая стоящего перед ним полузнакомого парня, то и дело возвращался к этому увечью, не забывая отмечать краешком сознания, что за минувшее время Патрик заметно похудел — черты лица его заострились, и щеки казались впалыми, но это не было признаками болезненного недоедания, напротив, Патрик выглядел возмужавшим и даже окрепшим — худым и жилистым, как молодой леопард. Такое впечатление только усиливалось тем, что присущая ему от природы кошачья гибкость движений теперь обрела некую завершенность в виде расслабленной осанки опытного и ко всему готового бойца и холодного, равнодушно-внимательного взгляда, который из-за вечно прищуренного века казался еще и оценивающим.
Патрик выглядел опасным.
— Это чепуха, — сказал он, прикоснувшись к окривевшему глазу. — Вижу я нормально, а шрам меня не беспокоит. Женщинам даже нравится. Что-то вроде визитной карточки, — улыбнулся он вдруг так светло и открыто, что Феликсу на мгновение показалось, что перед ним снова стоит тот жизнерадостный русоволосый ирландский мальчик, который больше всего на свете любил подшучивать над дядей и двоюродным братом. Впечатление длилось всего секунду и рассеялось без следа.
— Я рад тебя видеть, — сказал Феликс и потрепал Патрика по плечу. — Я очень рад тебя видеть, — повторил он.
— Как Агнешка?
— Как всегда, — сказал Феликс. — Не будем об этом, хорошо?
— Хорошо, — понимающе кивнул Патрик, и они вместе двинулись вниз по улице.
— Постой, — вдруг сообразил Феликс. — А ты как здесь очутился? Ты меня искал? Что-то случилось?
— Да, я вас искал, и нет, ничего не случилось. Точнее, случилось, но давно. Феликс, я хочу, чтобы встретились с одним человеком. Не спрашивайте меня ни о чем, пожалуйста. Просто поедемте со мной, хорошо? Это не отнимет у вас много времени. Я мог бы сам рассказать, но лучше, если вы услышите все от очевидца. Вы сейчас не очень заняты?
— Совсем не занят, — недоуменно сказал Феликс. — Патрик, что это за игра в шпионов?
— Это не игра. Вы скоро все сами поймете. Быстрее, вон омнибус!
Омнибус пришлось догонять. Было что-то около девяти утра — час пик в самом разгаре: в это время сотни лавочников, достаточно зажиточных, чтобы обитать в Верхнем Городе, и слишком прижимистых, чтобы ездить в пролетках, забивали муниципальные транспорт под завязку, и переполненные омнибусы, доставляющие добропорядочных бюргеров к месту работы на другом берегу реки, даже и не думали останавливаться, чтобы подобрать еще парочку пассажиров. Патрик легко, почти не касаясь земли, догнал неповоротливый омнибус, вскочил на подножку, распихав озлобленно пыхтящих пассажиров, ухватился за ременную петлю и свесился наружу, протянув руку Феликсу. Феликс, с колотящимся сердцем и сладкой, полузабытой мышечной болью в икрах, на бегу протянул руку Патрику и был буквально вдернут в омнибус, мимолетно пожалев, что пробежка оказалась такой короткой. Бег — быстрый, летящий, самозабвенный, с ветром в лицо и острой болью в боку — вот что ему было надо! Бежать куда глаза глядят — вот чего он хотел все это время…
— Куда прешь, дедуля?! — гавкнул краснорожий детина в военной униформе. — Не видишь, что места нету? — выразил он мнение всех прочих потных, злых и утрамбованных до свирепости пассажиров, за что моментально схлопотал две увесистые оплеухи от Патрика.
— Рот закрой, вояка! — негромко, но внушительно сказал Патрик, после чего он и Феликс смогли почти беспрепятственно пробраться к винтовой лестнице и подняться на крышу омнибуса, где было посвободнее и даже были пустые сидячие места (проезд на втором, открытом этаже омнибуса стоил в два раза дороже). Расплатившись с кондуктором, они заняли сиденья у левого бортика, об который снаружи похлопывал криво подвешенный рекламный щит. Что он призывал покупать, Феликсу видно не было…
— Лихо ты его, — сказал он Патрику тоном, в котором при желании можно было различить нотки как одобрения, так и осуждения.
— А по-другому нельзя, — пожал плечами Патрик. — Уж поверьте моему опыту. С этим быдлом надо обращаться как… как с быдлом. Иначе — затопчут.
— Может, ты и прав, — рассеянно сказал Феликс и украдкой сунул руку за пазуху, поправив пришитую к подкладке петлю, в которой была закреплена дубинка из шкуры носорога. Если бы не лихость Патрика, краснорожему солдафону досталось бы на порядок сильнее. — Погоди, а какому опыту? Ты же мне так и не сказал, где работаешь!
— Я не работаю… — поправил Патрик. — Я служу. Знаете, как собачки служат? Вот и я служу. Сторожевым псом. Охраняю одного фабриканта. Личный телохранитель, слыхали про такую должность? Платят недурно, работа не пыльная, и опыта в обращении с быдлом набрался уже по самое не хочу.
— На кой ляд фабриканту телохранитель?
— Для престижу. Лестно иметь несостоявшегося героя в роли личного холуя. Его я на работу провожаю, сынишку из гимназии забираю, дочуркину невинность оберегаю, ухажеров ее отпугиваю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
3
С Патриком он столкнулся нос к носу уже на улице, едва выйдя за ворота, и это было… это было как холодный душ; или нет, скорее, как если бы ему плеснули в лицо водой из ведра — окатили с ног до головы ледяной, кристально чистой родниковой водой, смыв то липкое, удушливое, гнусное ощущение собственного малодушия, приведшее его в состояние исступления.
«Куда я иду?» — спросил он себя и не нашел ответа. В ушах слегка шумело.
— Здравствуйте, Феликс, — сказал Патрик.
Его голос с трудом пробился сквозь гул прибоя. «Как в раковине, — подумал Феликс. — Я однажды привез Агнешке большую и красивую раковину из розового перламутра. И мы вместе слушали море. Агнешка никогда не видела моря».
— Феликс?
Феликс сглотнул. Морской прибой отступил куда-то далеко-далеко, но не пропал совсем, превратившись в ровный монотонный шум на самом пределе восприятия. Феликс попробовал улыбнуться и кивнуть. Улыбка вышла натужной.
— Феликс? Вам нехорошо?
«Мне? Мне хорошо. Это-то и плохо, что мне хорошо. Мне, старику, чья жизнь уже позади. Мне — хорошо…»
— Нет, Патрик. Все в порядке. Я просто задумался. — От слов саднило горло. Язык ворочался с трудом.
— Вы плохо выглядите, — озабоченно сказал Патрик.
— Правда? Это пройдет. Я не выспался. Вот и…
— Вы очень бледный.
— Это пройдет, — настойчиво повторил Феликс, разглядывая Патрика.
Последний раз они виделись на похоронах Абнера. Голова юноши тогда была еще забинтована, и Феликс запомнил, как дергалось его правое веко при каждом ударе лома о мерзлую землю. Сейчас бинтов уже не было, и Феликсу был виден тонкий белый шрам, пересекающий лоб и правую бровь Патрика. Правый глаз так и остался кривым: внешний уголок века был опущен, словно Патрик все время щурился, и Феликс, осматривая стоящего перед ним полузнакомого парня, то и дело возвращался к этому увечью, не забывая отмечать краешком сознания, что за минувшее время Патрик заметно похудел — черты лица его заострились, и щеки казались впалыми, но это не было признаками болезненного недоедания, напротив, Патрик выглядел возмужавшим и даже окрепшим — худым и жилистым, как молодой леопард. Такое впечатление только усиливалось тем, что присущая ему от природы кошачья гибкость движений теперь обрела некую завершенность в виде расслабленной осанки опытного и ко всему готового бойца и холодного, равнодушно-внимательного взгляда, который из-за вечно прищуренного века казался еще и оценивающим.
Патрик выглядел опасным.
— Это чепуха, — сказал он, прикоснувшись к окривевшему глазу. — Вижу я нормально, а шрам меня не беспокоит. Женщинам даже нравится. Что-то вроде визитной карточки, — улыбнулся он вдруг так светло и открыто, что Феликсу на мгновение показалось, что перед ним снова стоит тот жизнерадостный русоволосый ирландский мальчик, который больше всего на свете любил подшучивать над дядей и двоюродным братом. Впечатление длилось всего секунду и рассеялось без следа.
— Я рад тебя видеть, — сказал Феликс и потрепал Патрика по плечу. — Я очень рад тебя видеть, — повторил он.
— Как Агнешка?
— Как всегда, — сказал Феликс. — Не будем об этом, хорошо?
— Хорошо, — понимающе кивнул Патрик, и они вместе двинулись вниз по улице.
— Постой, — вдруг сообразил Феликс. — А ты как здесь очутился? Ты меня искал? Что-то случилось?
— Да, я вас искал, и нет, ничего не случилось. Точнее, случилось, но давно. Феликс, я хочу, чтобы встретились с одним человеком. Не спрашивайте меня ни о чем, пожалуйста. Просто поедемте со мной, хорошо? Это не отнимет у вас много времени. Я мог бы сам рассказать, но лучше, если вы услышите все от очевидца. Вы сейчас не очень заняты?
— Совсем не занят, — недоуменно сказал Феликс. — Патрик, что это за игра в шпионов?
— Это не игра. Вы скоро все сами поймете. Быстрее, вон омнибус!
Омнибус пришлось догонять. Было что-то около девяти утра — час пик в самом разгаре: в это время сотни лавочников, достаточно зажиточных, чтобы обитать в Верхнем Городе, и слишком прижимистых, чтобы ездить в пролетках, забивали муниципальные транспорт под завязку, и переполненные омнибусы, доставляющие добропорядочных бюргеров к месту работы на другом берегу реки, даже и не думали останавливаться, чтобы подобрать еще парочку пассажиров. Патрик легко, почти не касаясь земли, догнал неповоротливый омнибус, вскочил на подножку, распихав озлобленно пыхтящих пассажиров, ухватился за ременную петлю и свесился наружу, протянув руку Феликсу. Феликс, с колотящимся сердцем и сладкой, полузабытой мышечной болью в икрах, на бегу протянул руку Патрику и был буквально вдернут в омнибус, мимолетно пожалев, что пробежка оказалась такой короткой. Бег — быстрый, летящий, самозабвенный, с ветром в лицо и острой болью в боку — вот что ему было надо! Бежать куда глаза глядят — вот чего он хотел все это время…
— Куда прешь, дедуля?! — гавкнул краснорожий детина в военной униформе. — Не видишь, что места нету? — выразил он мнение всех прочих потных, злых и утрамбованных до свирепости пассажиров, за что моментально схлопотал две увесистые оплеухи от Патрика.
— Рот закрой, вояка! — негромко, но внушительно сказал Патрик, после чего он и Феликс смогли почти беспрепятственно пробраться к винтовой лестнице и подняться на крышу омнибуса, где было посвободнее и даже были пустые сидячие места (проезд на втором, открытом этаже омнибуса стоил в два раза дороже). Расплатившись с кондуктором, они заняли сиденья у левого бортика, об который снаружи похлопывал криво подвешенный рекламный щит. Что он призывал покупать, Феликсу видно не было…
— Лихо ты его, — сказал он Патрику тоном, в котором при желании можно было различить нотки как одобрения, так и осуждения.
— А по-другому нельзя, — пожал плечами Патрик. — Уж поверьте моему опыту. С этим быдлом надо обращаться как… как с быдлом. Иначе — затопчут.
— Может, ты и прав, — рассеянно сказал Феликс и украдкой сунул руку за пазуху, поправив пришитую к подкладке петлю, в которой была закреплена дубинка из шкуры носорога. Если бы не лихость Патрика, краснорожему солдафону досталось бы на порядок сильнее. — Погоди, а какому опыту? Ты же мне так и не сказал, где работаешь!
— Я не работаю… — поправил Патрик. — Я служу. Знаете, как собачки служат? Вот и я служу. Сторожевым псом. Охраняю одного фабриканта. Личный телохранитель, слыхали про такую должность? Платят недурно, работа не пыльная, и опыта в обращении с быдлом набрался уже по самое не хочу.
— На кой ляд фабриканту телохранитель?
— Для престижу. Лестно иметь несостоявшегося героя в роли личного холуя. Его я на работу провожаю, сынишку из гимназии забираю, дочуркину невинность оберегаю, ухажеров ее отпугиваю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85