Они с братом накануне поднялись в горы. Финлей поскользнулся и упал, его светлость стал его искать и упал тоже.
— Как он оказался здесь?
— Я возвращалась из Марсэя и проезжала через лес. Я услышала крик и бросилась на помощь. Его светлость был изранен и бредил. Он почти сразу потерял сознание, так что я не смогла выяснить, что случилось. Я привезла его в замок и стала лечить раны.
— И он, когда вспомнил о падении брата, уехал отсюда? Один? Наступило молчание. Потом Якоб бросил взгляд на дочь и резко помотал головой.
— Нет. С ним отправилась моя дочь.
— Я беспокоилась, что он отправляется в такую дальнюю дорогу, еще не совсем поправившись. Мы взяли с собой запасную лошадь в надежде, что найдем Финлея и он сможет ехать верхом. Мы и нашли его… его переломанное и окровавленное тело у подножия утеса. Он застрял между камнями в реке, лицом вниз. Мертвый.
О, лгала она хорошо. Так хорошо, что Нэш почти мог бы ей поверить. Рассказ девушки был так убедителен, что он испытал искушение принять его за правду. Однако она еще не кончила говорить.
— Я помогла его светлости вытащить тело из воды и погрузить его на запасную лошадь. Мы поехали обратно, в сторону Элайты, но на опушке леса расстались: его светлость вернулся домой, чтобы похоронить брата. — Девушка отвернулась и стала ворошить угли в камине. Ее отец протянул руку и трогательным жестом откинул волосы с ее лица. Якоб верил дочери.
Нэш встал и отошел к окну, чтобы дать себе время обдумать услышанное. Лгала ли она? Нэш никак не мог прийти к окончательному решению. Однако если все это — правда, значит, Финлей Дуглас — не Враг. Так кем же был тот человек, что столь искусно бежал из тюрьмы и скрылся?
И почему он носил кольцо Финлея?
— Мне очень жаль, что приходится расспрашивать вас об этом печальном событии, миледи, — пробормотал Нэш, боясь, что голос его выдаст. — Вам, должно быть, оказалось очень неприятно найти молодого человека мертвым. Вы хорошо его знали?
— Я его никогда не встречала, — ответила она, снова встав за креслом отца. — Я знала о нем только по рассказам его светлости.
— Во время путешествия из Шан Мосса в Элайту? Конечно. Скажите мне, когда вы нашли Финлея, был ли у него на руке перстень-печатка?
— Не знаю… Я не обратила внимания. А в чем дело? Такая наивная, такая скромная, так потрясенная несчастьем…
Нэш готов был ее расцеловать.
— ао человеке, которого держали в Килфедире, вы ничего не слышали? О колдовстве?
— О колдовстве? — Девушка рассмеялась, и тут-то Нэшу все стало ясно! — Откуда мне что-то знать о колдовстве?
Да! Теперь он был уверен. Безупречная ложь. Такая же безупречная, как и все остальные, только сейчас он знал, что она лжет. Ей все известно о колдовстве, ее силу он ощутил еще в Марсэе, когда она так умело сопротивлялась его нажиму. И сейчас она лгала — так же ловко, как делала это раньше.
Но зачем? Чтобы выгородить Финлея? Должно быть, так. Значит, это именно Финлей бежал из тюрьмы, а она отправилась ему навстречу с лошадьми… и в обществе его брата.
Да, все так и было. Нэшу отчаянно хотелось снова надавить на нее, противопоставить свою силу ее силе, но он не осмелился. Если она почувствует его вмешательство, она поймет, что и в Марсэе это был он, а не Вогн, а для такого открытия время еще не пришло. И все же Нэш не смог устоять перед искушением прибегнуть к уловке малахи.
— Удивляюсь, милорд, что вы позволили дочери отправиться в лес ночью, да еще с человеком, которого считаете предателем.
— Мои чувства к Роберту, советник, вас не касаются. Не трудитесь возражать. Что же касается Дженнифер… то я вовсе ей ничего подобного не разрешал. Она выскользнула тайком, считая, что поступает правильно.
— Но подобный поступок… Со стороны высокородной леди… Как будто нарочно, чтобы подразнить Нэша, Якоб улыбнулся и взял руку дочери в свои.
— Вы должны знать, советник, что у моей дочери было… весьма необычное детство. Некоторые рано обретенные привычки трудно переломить. Впрочем, должен сказать, что я очень за нее горд.
— О, конечно! У вас есть для этого все основания. — Нэш искренне улыбнулся девушке. Бесспорно, ею следовало гордиться — хотя и не теми качествами, которыми гордился Якоб. — Теперь я покину вас. Мне следует заняться еще и другими делами. Благодарю вас за то время, что вы мне уделили.
Нэш поклонился и вышел из комнаты, унося с собой образ девушки. Такая могущественная, такая прекрасная… и очень, очень опасная. Бессмысленно было бы пытаться принудить ее к признанию, она воспротивилась бы этому, как уже делала раньше. Нет.
Правду придется вытянуть из кого-то другого. Кого-то, кто тоже был в лесу, кого-то, кто не сможет ему сопротивляться. Из Роберта Дугласа.
Когда дверь за Нэшем закрылась, Дженн попыталась высвободить руку, но сильные пальцы Якоба не отпустили ее. Вместо этого отец притянул девушку к себе, так что их глаза оказались на одном уровне.
— Запомни, дочь! Ты никогда больше не увидишь Данлорна! Слышишь? Никогда!
— Но, отец, он же не сделал ничего дурного…
— Ты не можешь оставаться моей дочерью и уделять внимание этому человеку. Не важно, что он вернул тебя мне: это мой долг, и я расплачусь с ним, как сочту нужным. Но ты будешь поступать так, как я тебе велю: ты дашь мне слово никогда не видеться и не разговаривать с ним. Обещай мне!
Дженн попыталась найти слова, чтобы выиграть время и убедить отца в его неправоте, но десять лет ненависти нанесли урон, который она не могла исправить за несколько коротких месяцев. Для Якоба Роберт символизировал несчастье. Он был худшим из предателей, человеком, променявшим верность своей стране на блеск и славу на службе королю-узурпатору. Тому королю, который способен с легкостью и не задумываясь уничтожать древние Дома, как он уничтожил Люсару. Если она не согласится, она станет такой же предательницей.
О боги, что могла она сказать? Роберт обещал вернуться, и когда это случится, она увидится с ним… Ей придется с ним увидеться…
Но все было безнадежно. Со свинцовой тяжестью на сердце Дженн опустила голову, с трудом сдерживая слезы.
— Да, отец. Я обещаю.
19
Патрик расхаживал перед вратами, не обращая внимания на вечерний холод и пронизывающий до костей ветер. Капризы погоды с ним вместе терпели Айн и Генри; все они ждали одного и того же: приезда Роберта и Финлея.
Что может их задержать? Прошло уже больше четырех часов с того момента, как был получен сигнал: они начали подъем. И все же они не появлялись. С путниками ничего, конечно, не могло случиться: часовые бы увидели. Они предупредили бы Айн, а сами отправились на помощь.
Так где же они, черт возьми?
Он мог, конечно, выйти за врата и пройти по тропе навстречу путешественникам. Он делал это раньше — один раз, при дневном свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
— Как он оказался здесь?
— Я возвращалась из Марсэя и проезжала через лес. Я услышала крик и бросилась на помощь. Его светлость был изранен и бредил. Он почти сразу потерял сознание, так что я не смогла выяснить, что случилось. Я привезла его в замок и стала лечить раны.
— И он, когда вспомнил о падении брата, уехал отсюда? Один? Наступило молчание. Потом Якоб бросил взгляд на дочь и резко помотал головой.
— Нет. С ним отправилась моя дочь.
— Я беспокоилась, что он отправляется в такую дальнюю дорогу, еще не совсем поправившись. Мы взяли с собой запасную лошадь в надежде, что найдем Финлея и он сможет ехать верхом. Мы и нашли его… его переломанное и окровавленное тело у подножия утеса. Он застрял между камнями в реке, лицом вниз. Мертвый.
О, лгала она хорошо. Так хорошо, что Нэш почти мог бы ей поверить. Рассказ девушки был так убедителен, что он испытал искушение принять его за правду. Однако она еще не кончила говорить.
— Я помогла его светлости вытащить тело из воды и погрузить его на запасную лошадь. Мы поехали обратно, в сторону Элайты, но на опушке леса расстались: его светлость вернулся домой, чтобы похоронить брата. — Девушка отвернулась и стала ворошить угли в камине. Ее отец протянул руку и трогательным жестом откинул волосы с ее лица. Якоб верил дочери.
Нэш встал и отошел к окну, чтобы дать себе время обдумать услышанное. Лгала ли она? Нэш никак не мог прийти к окончательному решению. Однако если все это — правда, значит, Финлей Дуглас — не Враг. Так кем же был тот человек, что столь искусно бежал из тюрьмы и скрылся?
И почему он носил кольцо Финлея?
— Мне очень жаль, что приходится расспрашивать вас об этом печальном событии, миледи, — пробормотал Нэш, боясь, что голос его выдаст. — Вам, должно быть, оказалось очень неприятно найти молодого человека мертвым. Вы хорошо его знали?
— Я его никогда не встречала, — ответила она, снова встав за креслом отца. — Я знала о нем только по рассказам его светлости.
— Во время путешествия из Шан Мосса в Элайту? Конечно. Скажите мне, когда вы нашли Финлея, был ли у него на руке перстень-печатка?
— Не знаю… Я не обратила внимания. А в чем дело? Такая наивная, такая скромная, так потрясенная несчастьем…
Нэш готов был ее расцеловать.
— ао человеке, которого держали в Килфедире, вы ничего не слышали? О колдовстве?
— О колдовстве? — Девушка рассмеялась, и тут-то Нэшу все стало ясно! — Откуда мне что-то знать о колдовстве?
Да! Теперь он был уверен. Безупречная ложь. Такая же безупречная, как и все остальные, только сейчас он знал, что она лжет. Ей все известно о колдовстве, ее силу он ощутил еще в Марсэе, когда она так умело сопротивлялась его нажиму. И сейчас она лгала — так же ловко, как делала это раньше.
Но зачем? Чтобы выгородить Финлея? Должно быть, так. Значит, это именно Финлей бежал из тюрьмы, а она отправилась ему навстречу с лошадьми… и в обществе его брата.
Да, все так и было. Нэшу отчаянно хотелось снова надавить на нее, противопоставить свою силу ее силе, но он не осмелился. Если она почувствует его вмешательство, она поймет, что и в Марсэе это был он, а не Вогн, а для такого открытия время еще не пришло. И все же Нэш не смог устоять перед искушением прибегнуть к уловке малахи.
— Удивляюсь, милорд, что вы позволили дочери отправиться в лес ночью, да еще с человеком, которого считаете предателем.
— Мои чувства к Роберту, советник, вас не касаются. Не трудитесь возражать. Что же касается Дженнифер… то я вовсе ей ничего подобного не разрешал. Она выскользнула тайком, считая, что поступает правильно.
— Но подобный поступок… Со стороны высокородной леди… Как будто нарочно, чтобы подразнить Нэша, Якоб улыбнулся и взял руку дочери в свои.
— Вы должны знать, советник, что у моей дочери было… весьма необычное детство. Некоторые рано обретенные привычки трудно переломить. Впрочем, должен сказать, что я очень за нее горд.
— О, конечно! У вас есть для этого все основания. — Нэш искренне улыбнулся девушке. Бесспорно, ею следовало гордиться — хотя и не теми качествами, которыми гордился Якоб. — Теперь я покину вас. Мне следует заняться еще и другими делами. Благодарю вас за то время, что вы мне уделили.
Нэш поклонился и вышел из комнаты, унося с собой образ девушки. Такая могущественная, такая прекрасная… и очень, очень опасная. Бессмысленно было бы пытаться принудить ее к признанию, она воспротивилась бы этому, как уже делала раньше. Нет.
Правду придется вытянуть из кого-то другого. Кого-то, кто тоже был в лесу, кого-то, кто не сможет ему сопротивляться. Из Роберта Дугласа.
Когда дверь за Нэшем закрылась, Дженн попыталась высвободить руку, но сильные пальцы Якоба не отпустили ее. Вместо этого отец притянул девушку к себе, так что их глаза оказались на одном уровне.
— Запомни, дочь! Ты никогда больше не увидишь Данлорна! Слышишь? Никогда!
— Но, отец, он же не сделал ничего дурного…
— Ты не можешь оставаться моей дочерью и уделять внимание этому человеку. Не важно, что он вернул тебя мне: это мой долг, и я расплачусь с ним, как сочту нужным. Но ты будешь поступать так, как я тебе велю: ты дашь мне слово никогда не видеться и не разговаривать с ним. Обещай мне!
Дженн попыталась найти слова, чтобы выиграть время и убедить отца в его неправоте, но десять лет ненависти нанесли урон, который она не могла исправить за несколько коротких месяцев. Для Якоба Роберт символизировал несчастье. Он был худшим из предателей, человеком, променявшим верность своей стране на блеск и славу на службе королю-узурпатору. Тому королю, который способен с легкостью и не задумываясь уничтожать древние Дома, как он уничтожил Люсару. Если она не согласится, она станет такой же предательницей.
О боги, что могла она сказать? Роберт обещал вернуться, и когда это случится, она увидится с ним… Ей придется с ним увидеться…
Но все было безнадежно. Со свинцовой тяжестью на сердце Дженн опустила голову, с трудом сдерживая слезы.
— Да, отец. Я обещаю.
19
Патрик расхаживал перед вратами, не обращая внимания на вечерний холод и пронизывающий до костей ветер. Капризы погоды с ним вместе терпели Айн и Генри; все они ждали одного и того же: приезда Роберта и Финлея.
Что может их задержать? Прошло уже больше четырех часов с того момента, как был получен сигнал: они начали подъем. И все же они не появлялись. С путниками ничего, конечно, не могло случиться: часовые бы увидели. Они предупредили бы Айн, а сами отправились на помощь.
Так где же они, черт возьми?
Он мог, конечно, выйти за врата и пройти по тропе навстречу путешественникам. Он делал это раньше — один раз, при дневном свете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124