Эти две вороны и так обирают российскую казну ради своего отца — черногорского короля, а теперь, наверное, задумали и трон российский к рукам прибрать… Все говорят, что в Новой Знаменке у великого князя двор пышнее и влиятельнее, чем у нее, царицы. Что будет, если великий князь, став главнокомандующим, начнет одерживать победы и получит власть и влияние над всей Россией?! Ведь он тогда без труда избавится от нетвердого Ники! А вместе и от нее! А как же с мечтой стать такой же великой и всесильной, сделаться доброй покровительницей всей Европы, какой была ее замечательная предшественница на русском троне и тоже немка — Екатерина Вторая?
Горькие думы бесконечной чередой проходили через беспокойный и необузданный мозг Александры Федоровны, ввергая ее то в бешенство, то в отчаяние. Императрице нужна была нервная разрядка, выход энергии.
Надушенный седеющий красавец граф Гендриков, личный секретарь ее величества, испросил через камер-лакея разрешения войти к своей повелительнице и сообщил ей, что сегодня в ночь его высочество великий князь Николай Николаевич отбывает поездом на свою Ставку, в местечко Барановичи. Министр двора почтительнейше интересуется, будут ли ее и его величества провожать верховною главнокомандующего российским воинством?
— Почему же великий князь избрал время своего отъезда ближе к полночи? — желчно спросила царица.
Гендриков стал лепетать что-то про военную тайну, про германские аэропланы, которые могут забросать поезд главнокомандующего бомбами…
— Я буду справляться о решении его величества, граф… — отпустила царица секретаря нервным жестом.
«Наконец-то выскажу все Ники», — решила Александра Федоровна и, как только граф, пятясь и кланяясь, удалился, решительными шагами направилась к кабинету Николая.
Император пребывал в ровном расположении духа. С утра он поиграл в теннис, затем выкупался в заливе, где вода оставалась необыкновенно теплой, и сидел теперь, раскладывая пасьянс. Он чуть поморщился, увидев лицо Аликс, покрытое красными пятнами от возбуждения, заплаканные глаза и узкие побелевшие губы.
«Опять предстоит серьезный разговор…» — лениво подумал Николай.
— Ники, Фредерикс намекает, что нам следует поехать проводить великого князя, отъезжающего на Ставку… — без предисловия начала царица. — Ты уже дал свое согласие?
— Дорогая, барон придет ко мне с бумагами несколько позже… — уклончиво, не отрываясь от пасьянса, спокойно ответил Николай.
Александра Федоровна решительно села у карточного столика и испытующе уставилась на мужа.
— Ники, почему ты назначил этого необузданного, высокомерного и заносчивого человека верховным главнокомандующим? Почему ты не взял эту великую миссию — спасти Россию — на себя? — с еле сдерживаемыми истеричными слезами вопросила императрица.
Николай с сожалением посмотрел на почти сошедшийся пасьянс, чуть слышно вздохнул, понимая, что надо наконец объясниться с бедной Аликс, так тяжело переживавшей все последние дни. Ласково глядя на нее, он принялся излагать свои соображения.
— Дорогая! — начал он. — Когда я высказал свое намерение стать во главе армии на заседании совета министров, все принялись умолять меня не делать этого! Даже председатель совета Горемыкин, а с ним и такие верные люди, как Кривошеин и Щегловитов… Особенно Сазонов. Он сказал даже пылкую речь в обоснование мнения моих министров. Потом, ты знаешь, наши союзники тоже желали видеть Николашу главнокомандующим… Ты помнишь, когда он в двенадцатом году ездил в Париж на маневры, его там и принимали как главнокомандующего…
— Но ведь он глюпий и вздорный безобразник! — от волнения Александра Федоровна заговорила с еще большим, чем обычно, немецким акцентом.
— К сожалению, это так! — согласился царь. — Но когда я позже спросил военного министра, почему он, зная мое желание быть с доблестными войсками и во главе их, не высказался в пользу такого решения, добряк Сухомлинов оправдался тем, что был в одиночестве и это не давало ему нравственного права идти против мнения всех… Я понял, что он сам мечтал стать верховным главнокомандующим, и в шутку предложил назначить его на эту должность.
— И что же? Сухомлинов, во всяком случае, не хуже, чем этот наш родственник… — поджала губы царица.
— Да, он достаточно разумный человек! — согласился Николай. — Он не потерял головы от такого предложения и спросил меня, что в таком случае будет делать на войне Николаша… Я ответил, что предназначаю его командовать Шестой армией. Тогда Сухомлинов очень тактично выразил сомнение, будет ли это соответствовать рангу и авторитету великого князя в армии… Вот чем мне нравится старик — терпеть не может Николашу, а рассуждает вполне разумно: ведь на самом деле армия стоит за Николашей.
— Это-то и страшно, Ники! — скривила рот Александра Федоровна. — Он всех покорил — за него горой генералы, гвардия, Сазоновы и прочие… Он ведь может забрать себе всю власть, и ничего не останется ни тебе, ни маленькому… Господи, что же будет!.. — взмолилась императрица.
Николай оставался непоколебимо спокоен.
— Не надо так переживать, Аликс! — пытался он утешить жену. — Пойми, я не мог сделать иное назначение… За Николашей двор и армия. Пока он не оступится в сражениях, а это случится очень скоро, его будут считать военным гением…
— Это не так! Это не так! — словно прокаркала Аликс в ответ.
— Дорогая, я все прекрасно понимаю! — бесстрастно продолжал Николай Александрович. — И не собираюсь отдавать ему всю полноту власти. По законам Российской империи Николаша будет ее иметь только в полосе фронтов, а что касается всего государства, то военные дела останутся у нашего милого военного министра, а гражданские — у министра внутренних дел и совета министров, кои и шага не сделают без моего слова…
Красивые глаза государя злорадно заблестели.
— Не волнуйся, дорогая! — неторопливо продолжал Николай… — Если он станет выходить из повиновения, я его немедленно смещу…
— Ах, Ники! — капризно воскликнула Аликс, не думая сдаваться. — Мосолов мне доверительно рассказал, а Аня подтвердила, что в Новой Знаменке у великого князя при «малом дворе» уже назначения делают… Притом в ведомства, к которым князь отношения не имеет… Эти противные черногорки — Анастасия и Милица — даже прошения о помиловании принимают, словно Николаша царь, а не ты!..
— Да, да! — подтвердил император. — И Фредерикс мне говорил как-то на днях, что радость по поводу назначения верховным главнокомандующим приглушила у великого князя чувство ответственности и осознание трудности возложенного на него поручения…
— Вот видишь, Ники!.. — хищно выпалила царица. — Хмель власти уже ударил ему в голову!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Горькие думы бесконечной чередой проходили через беспокойный и необузданный мозг Александры Федоровны, ввергая ее то в бешенство, то в отчаяние. Императрице нужна была нервная разрядка, выход энергии.
Надушенный седеющий красавец граф Гендриков, личный секретарь ее величества, испросил через камер-лакея разрешения войти к своей повелительнице и сообщил ей, что сегодня в ночь его высочество великий князь Николай Николаевич отбывает поездом на свою Ставку, в местечко Барановичи. Министр двора почтительнейше интересуется, будут ли ее и его величества провожать верховною главнокомандующего российским воинством?
— Почему же великий князь избрал время своего отъезда ближе к полночи? — желчно спросила царица.
Гендриков стал лепетать что-то про военную тайну, про германские аэропланы, которые могут забросать поезд главнокомандующего бомбами…
— Я буду справляться о решении его величества, граф… — отпустила царица секретаря нервным жестом.
«Наконец-то выскажу все Ники», — решила Александра Федоровна и, как только граф, пятясь и кланяясь, удалился, решительными шагами направилась к кабинету Николая.
Император пребывал в ровном расположении духа. С утра он поиграл в теннис, затем выкупался в заливе, где вода оставалась необыкновенно теплой, и сидел теперь, раскладывая пасьянс. Он чуть поморщился, увидев лицо Аликс, покрытое красными пятнами от возбуждения, заплаканные глаза и узкие побелевшие губы.
«Опять предстоит серьезный разговор…» — лениво подумал Николай.
— Ники, Фредерикс намекает, что нам следует поехать проводить великого князя, отъезжающего на Ставку… — без предисловия начала царица. — Ты уже дал свое согласие?
— Дорогая, барон придет ко мне с бумагами несколько позже… — уклончиво, не отрываясь от пасьянса, спокойно ответил Николай.
Александра Федоровна решительно села у карточного столика и испытующе уставилась на мужа.
— Ники, почему ты назначил этого необузданного, высокомерного и заносчивого человека верховным главнокомандующим? Почему ты не взял эту великую миссию — спасти Россию — на себя? — с еле сдерживаемыми истеричными слезами вопросила императрица.
Николай с сожалением посмотрел на почти сошедшийся пасьянс, чуть слышно вздохнул, понимая, что надо наконец объясниться с бедной Аликс, так тяжело переживавшей все последние дни. Ласково глядя на нее, он принялся излагать свои соображения.
— Дорогая! — начал он. — Когда я высказал свое намерение стать во главе армии на заседании совета министров, все принялись умолять меня не делать этого! Даже председатель совета Горемыкин, а с ним и такие верные люди, как Кривошеин и Щегловитов… Особенно Сазонов. Он сказал даже пылкую речь в обоснование мнения моих министров. Потом, ты знаешь, наши союзники тоже желали видеть Николашу главнокомандующим… Ты помнишь, когда он в двенадцатом году ездил в Париж на маневры, его там и принимали как главнокомандующего…
— Но ведь он глюпий и вздорный безобразник! — от волнения Александра Федоровна заговорила с еще большим, чем обычно, немецким акцентом.
— К сожалению, это так! — согласился царь. — Но когда я позже спросил военного министра, почему он, зная мое желание быть с доблестными войсками и во главе их, не высказался в пользу такого решения, добряк Сухомлинов оправдался тем, что был в одиночестве и это не давало ему нравственного права идти против мнения всех… Я понял, что он сам мечтал стать верховным главнокомандующим, и в шутку предложил назначить его на эту должность.
— И что же? Сухомлинов, во всяком случае, не хуже, чем этот наш родственник… — поджала губы царица.
— Да, он достаточно разумный человек! — согласился Николай. — Он не потерял головы от такого предложения и спросил меня, что в таком случае будет делать на войне Николаша… Я ответил, что предназначаю его командовать Шестой армией. Тогда Сухомлинов очень тактично выразил сомнение, будет ли это соответствовать рангу и авторитету великого князя в армии… Вот чем мне нравится старик — терпеть не может Николашу, а рассуждает вполне разумно: ведь на самом деле армия стоит за Николашей.
— Это-то и страшно, Ники! — скривила рот Александра Федоровна. — Он всех покорил — за него горой генералы, гвардия, Сазоновы и прочие… Он ведь может забрать себе всю власть, и ничего не останется ни тебе, ни маленькому… Господи, что же будет!.. — взмолилась императрица.
Николай оставался непоколебимо спокоен.
— Не надо так переживать, Аликс! — пытался он утешить жену. — Пойми, я не мог сделать иное назначение… За Николашей двор и армия. Пока он не оступится в сражениях, а это случится очень скоро, его будут считать военным гением…
— Это не так! Это не так! — словно прокаркала Аликс в ответ.
— Дорогая, я все прекрасно понимаю! — бесстрастно продолжал Николай Александрович. — И не собираюсь отдавать ему всю полноту власти. По законам Российской империи Николаша будет ее иметь только в полосе фронтов, а что касается всего государства, то военные дела останутся у нашего милого военного министра, а гражданские — у министра внутренних дел и совета министров, кои и шага не сделают без моего слова…
Красивые глаза государя злорадно заблестели.
— Не волнуйся, дорогая! — неторопливо продолжал Николай… — Если он станет выходить из повиновения, я его немедленно смещу…
— Ах, Ники! — капризно воскликнула Аликс, не думая сдаваться. — Мосолов мне доверительно рассказал, а Аня подтвердила, что в Новой Знаменке у великого князя при «малом дворе» уже назначения делают… Притом в ведомства, к которым князь отношения не имеет… Эти противные черногорки — Анастасия и Милица — даже прошения о помиловании принимают, словно Николаша царь, а не ты!..
— Да, да! — подтвердил император. — И Фредерикс мне говорил как-то на днях, что радость по поводу назначения верховным главнокомандующим приглушила у великого князя чувство ответственности и осознание трудности возложенного на него поручения…
— Вот видишь, Ники!.. — хищно выпалила царица. — Хмель власти уже ударил ему в голову!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140