Но сейчас она была пустая. Волосы Модести были собраны в тугой пук на затылке.
— Я возьму «кольт» тридцать второго калибра, Принцесса — сказал Вилли и двинулся к мастерской.
— Вы, кажется, цитировали Боултера, — сказала Модести Тарранту.
— Да, мы сегодня утром встречались. Надо сказать, что он принял мой шантаж с удивительной легкостью.
— Боултер реалист. Если бы вы завели дело о недостаточных мерах безопасности, ему пришлось бы повертеться. Ну так рассказал он вам что-то интересное?
Вилли появился с «кольтом», на ходу проверяя патроны в барабане.
— У вас поразительная интуиция, Модести, — сказал Таррант. — Вы предположили, что главный в этой операции нанимал убийц анонимно, действуя через доверенных лиц или посредников, и что где-то кто-то должен был наследить.
— Так?
— Боултер назвал мне одну фамилию. Это руководитель некой преступной группировки в Греции. К нему обратились с заказом на подобное убийство, но он отверг предложение. Есть основания полагать, что этот человек знает, кто направил к нему посредника. Вот вам и потенциальный след.
— Он заговорил?
— К сожалению, нет. Его подставил второй человек в его группировке, который был недоволен тем, что его босс отверг такое выгодное предложение.
— Как же его надули?
— Он отправился по подложным документам в Югославию, чтобы вывезти оттуда любовницу попавшего в опалу политического деятеля. Тот сам еле успел выехать из страны, обхитрив тайную полицию, а любовница его спряталась. Поскольку за ее вывоз предлагались большие деньги, этот грек решил попытать удачи.
— Но Кролли сгорел, — как ни в чем не бывало продолжила Модести. — В Югославии его уже поджидали.
— Откуда вы знаете, что его имя Кролли? — удивился Таррант.
— Он работал у меня в Сети. И неплохо работал. Когда я решила отойти от дел, я оставила ему тот район для операций. — Она посмотрела на Вилли и сказала: — Похоже на правду. Кролли такими делами не занимается.
— Ну и что, югославы отправили его в расход?
— Нет, они поступили умнее. Приговорили к десяти годам каторжных работ за попытку государственного переворота и содействие врагам народа.
— Десятка! — присвистнул Вилли, глядя на Модести. — Ну и ну!
— Югославия входит в Интерпол, — сказала она Тарранту. — Почему они не допросили его?
— Допросить-то они его допросили, только он ничего не сказал. Они, конечно, могли бы его заставить заговорить, но похоже, это их мало интересовало. Ни одного югослава в списках клиентов загадочных шантажистов не значилось, да и тамошние представители Интерпола слушаются своего правительства.
— Мне Кролли все рассказал бы, — задумчиво произнесла Модести.
— Сильно сомневаюсь, что вам позволят с ним увидеться, моя дорогая, — заметил Таррант.
— Я не об этом, — сказала она и посмотрела на Вилли, отчего тот заулыбался. — Переодевайся, Вилли-солнышко. Я позвоню Венгу и попрошу его все подготовить. Насвистывая, Вилли отправился в раздевалку. Таррант проследовал за Модести в мастерскую, где в углу на полке стоял телефон.
— Что вы задумали? — тревожно спросил он.
— Хочу поговорить с Кролли. — Она стала набирать номер. — Мы с Вилли можем появиться в Югославии через два дня. К этому времени все уже будет готово.
— Но…
— Десять лет каторги, — перебила его Модести, и, хотя в выражении ее лица вроде бы ничего не изменилось, Тарранта словно ударило электричеством. — Кролли однажды принял пулю, которая предназначалась мне. Он сделал это совершенно сознательно. — Затем она сказала в трубку: — Ты, Венг? Слушай меня внимательно.
Глава 9
Трудно было понять, что «шевроле-мипала» зеленого цвета. Пыль с немощеной дороги покрыла автомобиль плотным слоем.
Женщина, сидевшая рядом с водителем, усталым взглядом обвела деревенскую площадь, где остановилась машина. Голова ее была повязана платком, из-под которого виднелась бахрома крашеных белокурых волос. На ней также были темные очки, а тяжелый грим скрывал привычный цвет лица. Недалеко от машины начала собираться толпа из мужчин, женщин, а в основном из детей, рассматривавших новоприбывших с мрачным любопытством. Местные были одеты в шерстяные свитера домашней вязки, обильно расшитые цветными нитками. На головах них были шапочки, напоминавшие пилотки, на ногах мягкие мокасины, именуемые здесь «опанки», цветные вязаные чулки и шаровары, перетянутые у лодыжек. Некоторые женщины носили шали, закрывавшие часть лица.
В нескольких шагах от машины крупный мужчина говорил по-английски с американским акцентом, обращаясь к группе местных жителей. Он то и дело жестикулировал и показывал на карту, которую держал в руке.
— Ну, что они говорят, Чак? — крикнула ему женщина, произнося слова в нос, как это делают американцы. Мужчина пожал плечами. На нем была соломенная шляпа с широкой лентой, легкий бежевый пиджак, голубая рубашка. На плече у него висела кинокамера.
— Не понимаю, киса, — сказал он. — Я просто… — Тут его глаза засветились — он увидел, как двое ребятишек устроили потасовку из-за того, кому должна принадлежать палка с привязанной на конце бечевкой. Посмеиваясь, он присел и, наставив на них свою камеру, стал снимать сражение.
— Чак, ради Бога, перестань, — недовольно крикнула женщина. — Лучше выясни, как нам вернуться на главное шоссе. — Тут она презрительно фыркнула и повторила: — Главное шоссе. Протяженностью в тридцать футов.
Человек прекратил съемку, убрал камеру в футляр и медленно подошел к машине.
— Видишь ли, Джейни, — сказал он, — я делаю, что могу, но здешнее население совершенно не желает понимать по-английски.
— Ну, а что там на карте? — осведомилась женщина, и в ее интонациях послышалось явное раздражение. — Ты же на нее смотрел, причем смотрел минут десять, когда мы свернули на этот чертов проселок. Говорил, что все будет о'кей, а что теперь?
В толпе послышался легкий гул голосов, люди расступились, давая дорогу седому человеку, которого сопровождал что-то тараторивший ему юноша. Седой подошел к иностранцам и сказал:
— Я говорю по-английски. Чего вы хотите?
— Вот как? — Американец поманил его рукой, а сам расстелил карту на пыльном капоте. — Видите, тут есть дорога, которая обходит гору. Мы должны были выехать на нее уже давно, но никак не можем ее найти. Понимаете?
— Понимаю. Но там нельзя проехать. Только идти пешком. Они делают дорогу, но пока рано. Закончат через два-три года.
— Через два-три года, — фыркнула женщина, испепеляя мужа взглядом. — Ну, сиди жди, когда ее построят. Только у тебя кончится вся твоя пленка.
— Зачем ты так, Джейни? Ведь на карте же дорога обозначена как настоящая, для машин.
— Карта, шмарта… Солнце уже садится, и через полчаса стемнеет. Я не собираюсь тащиться три часа до того шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Я возьму «кольт» тридцать второго калибра, Принцесса — сказал Вилли и двинулся к мастерской.
— Вы, кажется, цитировали Боултера, — сказала Модести Тарранту.
— Да, мы сегодня утром встречались. Надо сказать, что он принял мой шантаж с удивительной легкостью.
— Боултер реалист. Если бы вы завели дело о недостаточных мерах безопасности, ему пришлось бы повертеться. Ну так рассказал он вам что-то интересное?
Вилли появился с «кольтом», на ходу проверяя патроны в барабане.
— У вас поразительная интуиция, Модести, — сказал Таррант. — Вы предположили, что главный в этой операции нанимал убийц анонимно, действуя через доверенных лиц или посредников, и что где-то кто-то должен был наследить.
— Так?
— Боултер назвал мне одну фамилию. Это руководитель некой преступной группировки в Греции. К нему обратились с заказом на подобное убийство, но он отверг предложение. Есть основания полагать, что этот человек знает, кто направил к нему посредника. Вот вам и потенциальный след.
— Он заговорил?
— К сожалению, нет. Его подставил второй человек в его группировке, который был недоволен тем, что его босс отверг такое выгодное предложение.
— Как же его надули?
— Он отправился по подложным документам в Югославию, чтобы вывезти оттуда любовницу попавшего в опалу политического деятеля. Тот сам еле успел выехать из страны, обхитрив тайную полицию, а любовница его спряталась. Поскольку за ее вывоз предлагались большие деньги, этот грек решил попытать удачи.
— Но Кролли сгорел, — как ни в чем не бывало продолжила Модести. — В Югославии его уже поджидали.
— Откуда вы знаете, что его имя Кролли? — удивился Таррант.
— Он работал у меня в Сети. И неплохо работал. Когда я решила отойти от дел, я оставила ему тот район для операций. — Она посмотрела на Вилли и сказала: — Похоже на правду. Кролли такими делами не занимается.
— Ну и что, югославы отправили его в расход?
— Нет, они поступили умнее. Приговорили к десяти годам каторжных работ за попытку государственного переворота и содействие врагам народа.
— Десятка! — присвистнул Вилли, глядя на Модести. — Ну и ну!
— Югославия входит в Интерпол, — сказала она Тарранту. — Почему они не допросили его?
— Допросить-то они его допросили, только он ничего не сказал. Они, конечно, могли бы его заставить заговорить, но похоже, это их мало интересовало. Ни одного югослава в списках клиентов загадочных шантажистов не значилось, да и тамошние представители Интерпола слушаются своего правительства.
— Мне Кролли все рассказал бы, — задумчиво произнесла Модести.
— Сильно сомневаюсь, что вам позволят с ним увидеться, моя дорогая, — заметил Таррант.
— Я не об этом, — сказала она и посмотрела на Вилли, отчего тот заулыбался. — Переодевайся, Вилли-солнышко. Я позвоню Венгу и попрошу его все подготовить. Насвистывая, Вилли отправился в раздевалку. Таррант проследовал за Модести в мастерскую, где в углу на полке стоял телефон.
— Что вы задумали? — тревожно спросил он.
— Хочу поговорить с Кролли. — Она стала набирать номер. — Мы с Вилли можем появиться в Югославии через два дня. К этому времени все уже будет готово.
— Но…
— Десять лет каторги, — перебила его Модести, и, хотя в выражении ее лица вроде бы ничего не изменилось, Тарранта словно ударило электричеством. — Кролли однажды принял пулю, которая предназначалась мне. Он сделал это совершенно сознательно. — Затем она сказала в трубку: — Ты, Венг? Слушай меня внимательно.
Глава 9
Трудно было понять, что «шевроле-мипала» зеленого цвета. Пыль с немощеной дороги покрыла автомобиль плотным слоем.
Женщина, сидевшая рядом с водителем, усталым взглядом обвела деревенскую площадь, где остановилась машина. Голова ее была повязана платком, из-под которого виднелась бахрома крашеных белокурых волос. На ней также были темные очки, а тяжелый грим скрывал привычный цвет лица. Недалеко от машины начала собираться толпа из мужчин, женщин, а в основном из детей, рассматривавших новоприбывших с мрачным любопытством. Местные были одеты в шерстяные свитера домашней вязки, обильно расшитые цветными нитками. На головах них были шапочки, напоминавшие пилотки, на ногах мягкие мокасины, именуемые здесь «опанки», цветные вязаные чулки и шаровары, перетянутые у лодыжек. Некоторые женщины носили шали, закрывавшие часть лица.
В нескольких шагах от машины крупный мужчина говорил по-английски с американским акцентом, обращаясь к группе местных жителей. Он то и дело жестикулировал и показывал на карту, которую держал в руке.
— Ну, что они говорят, Чак? — крикнула ему женщина, произнося слова в нос, как это делают американцы. Мужчина пожал плечами. На нем была соломенная шляпа с широкой лентой, легкий бежевый пиджак, голубая рубашка. На плече у него висела кинокамера.
— Не понимаю, киса, — сказал он. — Я просто… — Тут его глаза засветились — он увидел, как двое ребятишек устроили потасовку из-за того, кому должна принадлежать палка с привязанной на конце бечевкой. Посмеиваясь, он присел и, наставив на них свою камеру, стал снимать сражение.
— Чак, ради Бога, перестань, — недовольно крикнула женщина. — Лучше выясни, как нам вернуться на главное шоссе. — Тут она презрительно фыркнула и повторила: — Главное шоссе. Протяженностью в тридцать футов.
Человек прекратил съемку, убрал камеру в футляр и медленно подошел к машине.
— Видишь ли, Джейни, — сказал он, — я делаю, что могу, но здешнее население совершенно не желает понимать по-английски.
— Ну, а что там на карте? — осведомилась женщина, и в ее интонациях послышалось явное раздражение. — Ты же на нее смотрел, причем смотрел минут десять, когда мы свернули на этот чертов проселок. Говорил, что все будет о'кей, а что теперь?
В толпе послышался легкий гул голосов, люди расступились, давая дорогу седому человеку, которого сопровождал что-то тараторивший ему юноша. Седой подошел к иностранцам и сказал:
— Я говорю по-английски. Чего вы хотите?
— Вот как? — Американец поманил его рукой, а сам расстелил карту на пыльном капоте. — Видите, тут есть дорога, которая обходит гору. Мы должны были выехать на нее уже давно, но никак не можем ее найти. Понимаете?
— Понимаю. Но там нельзя проехать. Только идти пешком. Они делают дорогу, но пока рано. Закончат через два-три года.
— Через два-три года, — фыркнула женщина, испепеляя мужа взглядом. — Ну, сиди жди, когда ее построят. Только у тебя кончится вся твоя пленка.
— Зачем ты так, Джейни? Ведь на карте же дорога обозначена как настоящая, для машин.
— Карта, шмарта… Солнце уже садится, и через полчаса стемнеет. Я не собираюсь тащиться три часа до того шоссе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83