Он явно нервничал. — Не знаю, как он отнесется к этому, но Бога ради, не действуйте прямолинейно.
— Он сейчас спит? — коротко спросила Модести.
— Не исключено. — Боукер остановился у двери комнаты Люцифера и негромко постучал. Ответа не последовало. — Похоже, спит, — пробормотал Боукер и наклонился, чтобы отодвинуть засов.
— Вы и его запираете?
— Да, он к этому привык в психбольнице. Он уверен, что запирает дверь своей властью.
— А если он вдруг захочет выйти?
— Не захочет. Но даже если он вдруг попробует открыть дверь, а она не откроется, он убедит себя, что просто проверяет, надежно ли она заперта. Люцифер всему находит рациональное объяснение. — Боукер нагнулся и отодвинул второй засов. — Мне не зайти на несколько минут, чтобы как-то его успокоить?
— Нет.
Боукер пожал плечами и тихо отворил дверь. Модести увидела большую комнату с дорогой мебелью и двуспальной кроватью, возле которой тускло горел ночник под красным абажуром. На кровати на спине лежал в черных трусах Люцифер. Он спал.
Дверь бесшумно закрылась. Модести немного подождала потом попробовала открыть ее. У нее ничего не вышло, так как Боукер снова задвинул засовы. Она этого вполне ожидала, хотя и почувствовала легкое неудовольствие. Она все-таки лелеяла слабую надежду пробраться к Стиву и постараться удалить эти проклятые капсулы.
Она сняла сандалии и двинулась к кровати, тихо шурша своим желтым чонсамом. Когда она взглянула на бронзовый торс и молодое лицо спящего, то испытала очередной шок. Люцифер весь был в напряжении. Модести чувствовала это по тому, как напряглись сухожилия на руках и плечах. На лице застыла маска благородной боли и печали. Наклонившись чуть ниже, она заметила следы влаги под закрытыми веками.
Там, в преисподней, Люцифер проносился над огненными безднами, где мучились души осужденных. Обычно он испытывал радость оттого, что продолжал нести бремя, возложенное на него в качестве кары за попытку восстания на небесах. Но иногда это бремя страшно тяготило его, иногда он не мог подавить в себе жалость к тем, кого он был принужден держать в вечном плену. Их агония передавалась ему, и Люцифер, Князь Тьмы, оплакивал их судьбу.
Но теперь что-то повлекло его ввысь, прочь от адского пламени. Он поднимался в верхние сферы своего царства, и его тянула какая-то рука.
Люцифер принял свою земную оболочку, сбросив мохнатую шкуру, клыки и рога. Он открыл глаза.
На краю кровати сидела Модести Блейз, держала его за руку и смотрела на него. На какое-то мгновение он испытал то, что простые смертные могли бы назвать удивлением и испугом, но потом он вспомнил, что сам пожелал видеть ее, и она послушно явилась по его велению. На Модести было то самое желтое платье, которое ему нравилось больше всего, и она была, без сомнения, самой красивой из всех его подданных.
— Ты посылал за мной, Люцифер, — сказала она, и он уловил в ее голосе дрожащие нотки.
— Да, но тебе нечего бояться…
— Это не так-то просто. Я ведь не вхожу в число твоих приближенных. Я простая смертная…
— Да, это так, — сказал Люцифер, сжимая ее руку. — Но я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Модести.
Ему было приятно, что ее рука чуть расслабилась и лицо обрело спокойствие. Модести сказала:
— Ты повелел мне явиться, потому что прочитал мои мысли, о Люцифер, понял, что мне хочется быть с тобой.
— Да, но ты должна сама сказать мне, почему ты хотела меня видеть, — отозвался Люцифер, не спуская с нее глаз.
— Ты все прекрасно знаешь… Я хотела тебя попросить…
— Проси.
— Но ты же сам все знаешь, о Люцифер!
На какое-то мгновение его взгляд сделался пустым, затем он кротко улыбнулся.
— Верно. Но ты должна выразить это словами, Модести, в знак того, что больше не боишься…
Модести снова напряглась, по ее телу пробежала дрожь, словно она боролась сама с собой.
— Я не могу не бояться. Я могу попросить тебя, только если буду думать о тебе как о мужчине, а не как о Люцифере. О том, кто иногда плавает со мной, играет на берегу, говорит о самых обычных вещах.
— Думай обо мне как о таком человеке. Я не стану сердиться.
Модести молчала, потупив взор. Пока все шло хорошо. Люцифер спокойно воспринял ее появление у него в спальне. Более того, когда он только увидел ее, в его глазах засветилась радость. И пока они говорили, он смотрел то на ее лицо, то на ее формы под легким шелком. Его голод лишь дремал, готовый пробудиться, но стоило ей проявить излишний напор, и тогда последствия могут оказаться непредсказуемыми.
Модести без труда справлялась со своей ролью. Его невинность позволяла обходиться без тонких нюансов. Но слова приходилось выбирать тщательно. Она делала осторожный шаг, готовая двинуться дальше или отступить обратно.
— Если ты не сердишься, — пролепетала она, и на лице ее появилась жалкая улыбка, — если бы ты был простым смертным, я бы хотела принадлежать тебе, Люцифер.
Легкий испуг появился и исчез на его лице.
— Ты и так принадлежишь мне, Модести, — сказал он быстро и строго. — И ты это знаешь.
Люцифер сразу понял, к чему она клонит, и дал отпор. Но он не был потрясен, испуган, разгневан. Поэтому можно было попробовать продолжить в том же духе. Запинаясь, Модести сказала:
— Я имела в виду принадлежать не в качестве подданной, о Люцифер. Я имела в виду… — Она оборвала фразу и, помолчав, продолжила: — Ты обладаешь способностью быть просто мужчиной, Люцифер?
— Я всегда должен оставаться Люцифером, — неторопливо произнес он, но она почувствовала легкую неуверенность в его словах. Он достаточно неплохо понимал смысл ее речей, и теперь в нем постепенно начиналась борьба возбуждения и страха. Пока что этот конфликт не разгорелся всерьез, но Модести понимала что опасных последствии можно избежать лишь передав ему инициативу.
— Да, ты всегда должен оставаться Люцифером, — проговорила она с явной грустью. — Другие, твои приближенные, твои верные слуги, могут позволить себе быть как простые смертные потому что ты так повелел. — Она посмотрела на него с явным смущением и пробормотала: — Мне страшно… Мне порой бывает страшно, что они могут захотеть меня как мужчина хочет женщину но если бы на их месте оказался ты, я бы не боялась. Потому что я знаю: ты был бы добр и снисходителен и помог бы мне…
Его глаза вдруг сверкнули, и она поспешила убрать руку, прежде чем он мог стиснуть ее. Она встала, быстро отошла от кровати, затем обернулась и взглянула на него. Он, чуть приподнявшись на локте, смотрел на нее, и по его лицу было видно, что в нем борются противоречивые чувства.
— Прости, что я была так глупа, — чуть слышно сказала Модести. — Но я думала, что в аду нет ни греха, ни вины. — При этих словах зрачки Люцифера чуть расширились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Он сейчас спит? — коротко спросила Модести.
— Не исключено. — Боукер остановился у двери комнаты Люцифера и негромко постучал. Ответа не последовало. — Похоже, спит, — пробормотал Боукер и наклонился, чтобы отодвинуть засов.
— Вы и его запираете?
— Да, он к этому привык в психбольнице. Он уверен, что запирает дверь своей властью.
— А если он вдруг захочет выйти?
— Не захочет. Но даже если он вдруг попробует открыть дверь, а она не откроется, он убедит себя, что просто проверяет, надежно ли она заперта. Люцифер всему находит рациональное объяснение. — Боукер нагнулся и отодвинул второй засов. — Мне не зайти на несколько минут, чтобы как-то его успокоить?
— Нет.
Боукер пожал плечами и тихо отворил дверь. Модести увидела большую комнату с дорогой мебелью и двуспальной кроватью, возле которой тускло горел ночник под красным абажуром. На кровати на спине лежал в черных трусах Люцифер. Он спал.
Дверь бесшумно закрылась. Модести немного подождала потом попробовала открыть ее. У нее ничего не вышло, так как Боукер снова задвинул засовы. Она этого вполне ожидала, хотя и почувствовала легкое неудовольствие. Она все-таки лелеяла слабую надежду пробраться к Стиву и постараться удалить эти проклятые капсулы.
Она сняла сандалии и двинулась к кровати, тихо шурша своим желтым чонсамом. Когда она взглянула на бронзовый торс и молодое лицо спящего, то испытала очередной шок. Люцифер весь был в напряжении. Модести чувствовала это по тому, как напряглись сухожилия на руках и плечах. На лице застыла маска благородной боли и печали. Наклонившись чуть ниже, она заметила следы влаги под закрытыми веками.
Там, в преисподней, Люцифер проносился над огненными безднами, где мучились души осужденных. Обычно он испытывал радость оттого, что продолжал нести бремя, возложенное на него в качестве кары за попытку восстания на небесах. Но иногда это бремя страшно тяготило его, иногда он не мог подавить в себе жалость к тем, кого он был принужден держать в вечном плену. Их агония передавалась ему, и Люцифер, Князь Тьмы, оплакивал их судьбу.
Но теперь что-то повлекло его ввысь, прочь от адского пламени. Он поднимался в верхние сферы своего царства, и его тянула какая-то рука.
Люцифер принял свою земную оболочку, сбросив мохнатую шкуру, клыки и рога. Он открыл глаза.
На краю кровати сидела Модести Блейз, держала его за руку и смотрела на него. На какое-то мгновение он испытал то, что простые смертные могли бы назвать удивлением и испугом, но потом он вспомнил, что сам пожелал видеть ее, и она послушно явилась по его велению. На Модести было то самое желтое платье, которое ему нравилось больше всего, и она была, без сомнения, самой красивой из всех его подданных.
— Ты посылал за мной, Люцифер, — сказала она, и он уловил в ее голосе дрожащие нотки.
— Да, но тебе нечего бояться…
— Это не так-то просто. Я ведь не вхожу в число твоих приближенных. Я простая смертная…
— Да, это так, — сказал Люцифер, сжимая ее руку. — Но я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Модести.
Ему было приятно, что ее рука чуть расслабилась и лицо обрело спокойствие. Модести сказала:
— Ты повелел мне явиться, потому что прочитал мои мысли, о Люцифер, понял, что мне хочется быть с тобой.
— Да, но ты должна сама сказать мне, почему ты хотела меня видеть, — отозвался Люцифер, не спуская с нее глаз.
— Ты все прекрасно знаешь… Я хотела тебя попросить…
— Проси.
— Но ты же сам все знаешь, о Люцифер!
На какое-то мгновение его взгляд сделался пустым, затем он кротко улыбнулся.
— Верно. Но ты должна выразить это словами, Модести, в знак того, что больше не боишься…
Модести снова напряглась, по ее телу пробежала дрожь, словно она боролась сама с собой.
— Я не могу не бояться. Я могу попросить тебя, только если буду думать о тебе как о мужчине, а не как о Люцифере. О том, кто иногда плавает со мной, играет на берегу, говорит о самых обычных вещах.
— Думай обо мне как о таком человеке. Я не стану сердиться.
Модести молчала, потупив взор. Пока все шло хорошо. Люцифер спокойно воспринял ее появление у него в спальне. Более того, когда он только увидел ее, в его глазах засветилась радость. И пока они говорили, он смотрел то на ее лицо, то на ее формы под легким шелком. Его голод лишь дремал, готовый пробудиться, но стоило ей проявить излишний напор, и тогда последствия могут оказаться непредсказуемыми.
Модести без труда справлялась со своей ролью. Его невинность позволяла обходиться без тонких нюансов. Но слова приходилось выбирать тщательно. Она делала осторожный шаг, готовая двинуться дальше или отступить обратно.
— Если ты не сердишься, — пролепетала она, и на лице ее появилась жалкая улыбка, — если бы ты был простым смертным, я бы хотела принадлежать тебе, Люцифер.
Легкий испуг появился и исчез на его лице.
— Ты и так принадлежишь мне, Модести, — сказал он быстро и строго. — И ты это знаешь.
Люцифер сразу понял, к чему она клонит, и дал отпор. Но он не был потрясен, испуган, разгневан. Поэтому можно было попробовать продолжить в том же духе. Запинаясь, Модести сказала:
— Я имела в виду принадлежать не в качестве подданной, о Люцифер. Я имела в виду… — Она оборвала фразу и, помолчав, продолжила: — Ты обладаешь способностью быть просто мужчиной, Люцифер?
— Я всегда должен оставаться Люцифером, — неторопливо произнес он, но она почувствовала легкую неуверенность в его словах. Он достаточно неплохо понимал смысл ее речей, и теперь в нем постепенно начиналась борьба возбуждения и страха. Пока что этот конфликт не разгорелся всерьез, но Модести понимала что опасных последствии можно избежать лишь передав ему инициативу.
— Да, ты всегда должен оставаться Люцифером, — проговорила она с явной грустью. — Другие, твои приближенные, твои верные слуги, могут позволить себе быть как простые смертные потому что ты так повелел. — Она посмотрела на него с явным смущением и пробормотала: — Мне страшно… Мне порой бывает страшно, что они могут захотеть меня как мужчина хочет женщину но если бы на их месте оказался ты, я бы не боялась. Потому что я знаю: ты был бы добр и снисходителен и помог бы мне…
Его глаза вдруг сверкнули, и она поспешила убрать руку, прежде чем он мог стиснуть ее. Она встала, быстро отошла от кровати, затем обернулась и взглянула на него. Он, чуть приподнявшись на локте, смотрел на нее, и по его лицу было видно, что в нем борются противоречивые чувства.
— Прости, что я была так глупа, — чуть слышно сказала Модести. — Но я думала, что в аду нет ни греха, ни вины. — При этих словах зрачки Люцифера чуть расширились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83