- Ах, ты, старая ведьма, страшилище проклятое! А тебе какое до меня
дело? Ты видела, как он меня целовал?
- Кто и не хочет, так увидит, у тебя на лице написано, - заворчала
старуха, откидывая седые волосы. - Ну-ка, посмотри на меня, - написано на
моем лице, что я могла кормить чужое дитя?
- Там написано, - рассмеялась молодая, - что домовой взял у тебя
разум и спрятал его в мешок, вот что! Но, смотри, старая, ты дождешься
того, что тебя повесят...
- Ну, что же, хотя ветер высушит мои слезы! - забормотала старуха.
Она умолкла, и голова ее снова стала покачиваться из стороны в
сторону ритмическим движением... Молодая, надувшись и нахмурив брови,
стояла над ней.
- Меня прислали к вам в последний раз, - заговорила она. - Поумнеете
ли вы, наконец, или нет? Сидите спокойно, тогда доживете без печали до
смерти, и ни в чем не будет у вас недостатка... Вы и так не можете
ходить... Разве вам плохо в хате? Дают вам есть, пить, и все, что душа
захочет. Есть у вас лен для пряжи, прядите, сколько сил хватит. Не
холодно, не голодно! Чего вам еще? Сидели бы смирно.
- Для вас, Зыня, было бы довольно, только бы еще парень приходил, -
заговорила старуха. - А я взаперти и без солнца не выживу здесь... Нет!
- Уже, конечно, - прервала ее Зыня, - если бы вам открыли дверь, как
сегодня, когда слуга забыл ее закрыть, вы побежали бы пугать людей и лезть
князю на глаза.
- Потому что у меня есть на то право. Слышишь ли ты, бесстыдная
ветренница! - крикнула старуха. - Я имею право быть там, где он, сидеть
там, где он сидит, и ходить, куда он пойдет... Понимаешь?
Зыня разразилась язвительным смехом.
- Видно, старухе надоела жизнь!
- Ой, надоела, надоела! - повторила старуха, обращаясь не то к огню,
не то к самой себе. - Зажилась я на свете, все глаза выплакала, руки
поломала, всю грудь от стонов разбило мне. Не мила мне жизнь, ой, не мила!
А тебе, бесстыдница, не желаю ничего, ничего, только моей судьбы и моей
старости!
Зыня невольно вскрикнула... Ее напугали эти слова, которые старуха
произнесла, как проклятие.
- За что же вы мне этого желаете? За что вы меня проклинаете, -
возразила она, - разве я по своей воле так говорю... Я делаю, что мне
приказывают...
- Уж молчала бы лучше, - прервала ее старуха.
Зыня отступила от нее на несколько шагов и принялась ходить по
горнице. Выгоньева даже не взглянула на нее. Несколько раз молодая женщина
бросала на нее боязливый взгляд, но та не оглянулась и не промолвила ни
слова. Старуха, погруженная в свое горе, казалось, ни о чем, кроме него,
не хотела знать. Слезы, высохшие было на ее щеках, потекли снова.
В то время все боялись старых ведьм и их колдовства; и этим
объяснялось то, что Зыня, услышав проклятие старухи, теперь старалась
как-нибудь умилостивить ее, чтобы она не произвела над ней заклятия.
Покружившись по горнице, Зыня присела на полу возле старухи и
изменившимся голосом заговорила:
- Ну, не сердитесь на меня. Чем же я виновата? Меня посылают, и я
должна идти. Зла я вам не желаю, а говорю вам для вашей же пользы. Вы сами
себе портите жизнь. Сидите спокойно, и вы будете счастливы.
Выгоньева повернула голову.
- Счастлива? - повторила она. - Я - счастлива? Счастье и дорогу ко
мне потеряло. Не бреши, брехунья, а лучше помалкивай.
Она отмахнулась от нее рукой, а испуганная Зыня двинулась от нее
дальше.
Огонь угасал в очаге, молодая женщина встала и подбросила в него
несколько щепок; она уже не пыталась больше заговаривать со старухой и
молча ходила по горнице, бросая на Выгоньеву тревожные взгляды.
- Дать вам воды? - спросила она.
Выгоньева затрясла головой.
- Может быть, меду?
- Дай мне яду, - шепнула старуха, - да такого, чтобы скоро убивал,
долго не мучил; принеси мне дурману, приготовь зелье; - вот за это я тебя
поблагодарю!
- Рехнулась старуха, - тихо пробормотала Зыня.
Наступило молчание, а так как и во дворах и в замке князя все уже
спали, то в наступившей тишине можно было уловить малейший шорох. Вшебор,
с любопытством наблюдавший и прислушивавшийся, услышал быстрые и
неторопливые шаги вблизи хаты, испугался, уж не к нему ли кто-нибудь
идет...
В эту минуту широко раскрылись двери, которые вели в помещение
женщин, кто-то вошел к ним и торопливо задвинул за собой засов. Старая
Выгоньева устремила на вошедшего пристальный взгляд, а молодая женщина,
словно испуганная, отбежала в дальний угол, вся зарумянившись.
Вошедший стоял в тени и не был виден Вшебору. Но вот он очутился в
полосе света и остановился перед старухой, которая, вскрикнув и подняв
руки кверху, распростерлась перед ним лицом к земле. Это был Маслав в
простом плаще поверх одежды, с гневным и беспокойным выражением лица.
Он стоял, не будучи в силах вымолвить слово, потом оглянулся вокруг и
дал знак Зыне, чтобы она вышла; испуганная девушка, пробираясь вдоль
стены, осторожно приблизилась к двери, выскользнула из нее и исчезла.
Старуха, подняв голову, заплаканными глазами смотрела на Маслава; на
ее лице сменялись выражения радости, гнева, отчаяния и счастья. Маслав
стоял перед ней разгневанный, но и встревоженный в то же время.
- Послушай, старуха, - заговорил он слегка охрипшим голосом. - Я сам
пришел к тебе, чтобы еще раз сказать тебе, береги свою голову! Маслав
терпелив до поры до времени, но в гневе - хуже бешеного волка. Велит
засечь, велит убить!
- Говори, - шепнула старуха. - Я хоть послушаю твой голос, говори
еще! Я дала тебе жизнь, а ты мне за это дашь смерть!
- С ума сошла баба! - крикнул Маслав. - Как ты смеешь называть меня,
княжеское дитя, своим сыном! Ах, ты!
- Говори, сынок, говори, - сказала Выгоньева, - приятно мне слушать
твой голос... Я всегда говорила над твоей колыбелькой, что ты заслуживаешь
быть князем и королем!
Она протянула к нему руку.
- Я называю тебя королем, я - старая помешанная! Вспомни, - тихо
говорила она. - Вспомни только... Пощупай свой лоб... на правой стороне у
тебя есть шрам... Ты был еще маленький тогда, упал и разбил себе голову о
камень, я, как пес, лизала тебе рану, а ты... укусил меня... это было
предвещанием того, что будет с тобой и со мной... Я лижу свои ноги, а ты
меня топчешь ими!
Старуха закрыла лицо руками и залилась горькими слезами. Маслав все
стоял. Вшебор видел, как он бледнел, как менялось у него лицо, как он
слабел и снова овладевал собою.
- Плетешь ты небылицы, старуха! - сказал он. - Нет у меня никакого
шрама на лбу, и я не знаю тебя! Мне только жаль тебя... Хочешь уцелеть,
так сиди себе смирно и молчи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70