Она уловила что-то смутное: «способность развивать тридцать пять лошадиных сил»…
– Затем там будут некоторые деловые люди из той же отрасли, с которыми я хочу переговорить о делах. Вы знаете, как они задерживают; потом мне надо отвести машину обратно в гараж. Это на Грэйт-Уиндмилл-стрит… Успею ли я вернуться домой, чтобы переодеться и попасть в театр к началу? Когда поднимется занавес, Риппл?
– Предполагается ровно в восемь часов вечера. На четверть часа запоздают.
– Вы говорили, что сначала будете танцевать в «Русалочке», а затем в «Греческой вазе».
– Как вы запомнили!
Он засмеялся. – Почему бы мне забыть? Я только думаю, что если не приду раньше начала второй половины программы, а это весьма возможно, то не увижу вашего выступления…
– Вы увидите Мадам в «Духе огня». Это поразительно, Стив.
– Хорошо, я постараюсь. Однако не покажется ли неприличным, если я буду пробираться в третий ряд партера, когда в сущности все уже закончится и останутся только аплодисменты, вызовы и подношения цветов? Кстати, там будут для вас цветы и от меня.
– Стив! Как это мило с вашей стороны! Но вы не должны были этого делать!
– Успокойтесь, дитя мое. «Благородной душе скромные подарки кажутся богатыми», – высокопарно процитировал Стив, допивая кофе. – Так что если у вас действительно благородная душа, то мое подношение покажется вам ужасно роскошным. Забыл сказать, чтобы вложили мою визитную карточку, но вы узнаете сами, так как подношение это очень оригинальное!.. Почему оригинальное? Увидите! Теперь я должен уходить.
Стив поставил чашку на стол и встал, натягивая свои безукоризненные перчатки, которые так явно не гармонировали со всем его костюмом. – Знаете, Риппл, – добавил он мечтательным голосом школьника, – болтают о том, чтобы «объехать кругом всю землю в сорок минут», но такие вещи возбуждают в нас стремление к действию, преодолению! Некоторые, видимо, думают, что золотой век и тому подобное – все это позади, но, клянусь, я не хотел бы поменяться местами ни с кем из современников Елизаветы! Разве можно считать древность романтичной! Жизнь никогда не была так увлекательна, так интересна, как теперь! Простите мне этот пылкий энтузиазм в такую рань. Если, как мы надеемся, новая машина не перевернется, то мне позавидуют древние финикийцы.
– Вы поедете на этой… на этой машине в Брукленд?
– Не бойтесь. Она слишком драгоценна. Я ничего на ней делать не буду, пока она не попадет в трек. Меня отвезет туда механик. Иду теперь за ним. Пожелайте мне счастья, Риппл. Желаю и вам. Спасибо! До скорого свидания!
Быстрые шаги вниз по лестнице. Хлопнула входная дверь. Стив исчез.
Риппл подумала: «Не могу себе представить, чтобы он кому-нибудь действовал на нервы. Или это потому, что он так мило ко мне относится, – как настоящий брат, только более предупредительный, конечно. Не влюблен ли он в кого-нибудь? Мне хочется, чтобы он вернулся вовремя, к спектаклю…»
IV
Генеральная репетиция проходила до завтрака. Как часто наблюдается в таких случаях, у каждого артиста труппы было отвратительное настроение. Все – от мелочей до главного – казалось неудачным – музыка, костюмы, декорации, освещение, режиссура. Неопытная Риппл не сомневалась, что катастрофа неизбежна. Из всех балерин одна только Мадам не падала духом и была как никогда бодра и энергична.
– В глубине души я чувствую, – говорила она постановщику, – что это будет удивительная премьера, необычайный успех…
Балетмейстер хватался за волосы. – Не говорите так, не говорите так! – умолял он. – Разве вы забыли поговорку: «Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела»?
После репетиции труппу отпустили отдыхать до вечера. Каждый использовал свободное время по-своему. Риппл же провела день премьеры совершенно необычно. Она чувствовала себя очень утомленной и упавшей духом, и у нее появилось желание остаться одной. Однажды она уже испытала тягу к одиночеству. Это было после первого ее выступления в «Колизеуме». Тогда она ускользнула от всех, поспешно направилась на одну из боковых улиц, в маленький, засиженный мухами ресторанчик, и сидела там задумчивая и одинокая. Она почувствовала тогда, что если не сможет остаться одна, то не выдержит и расплачется.
Теперь ей казалось, что либо она уединится от всех, либо сойдет с ума. Но уединиться – для нее не означало лежать на диване в своей комнате в Блумсбери, смотреть на изогнувшихся, крадущихся по фризу пантер, на блеск звезд разрисованного потолка, на изменчивое освещение. Разве можно быть одной в комнате, в доме? Она будет слышать, как ходит ее хозяйка; придет горничная-француженка делать уборку. Может зайти кто-нибудь из танцовщиц; слышны будут на лестнице громкие шаги какого-нибудь приятеля Стива. Если они даже не придут и не будут с ней разговаривать, то все равно там будут люди, все время люди! Риппл хотела остаться одна.
Она должна, раз уж у нее есть несколько свободных часов, уехать за город. За город? Как будто можно было действительно прокатиться за город на несколько часов. Те места, которые она называла загородными, находились от Лондона на расстоянии не менее суток пути.
Уроженка гор, Риппл тосковала по родным лесам, где у быстрого, журчащего и кристально светлого ручья растет ярко-зеленый папоротник. Однако побывать там нечего было и надеяться – слишком далеко. Риппл не могла упасть на зеленую, мягкую уэльскую траву, и все, что ей оставалось, – это отправиться в окрестности Лондона как можно дальше – насколько позволяли время и деньги.
В сумочке Риппл было пять фунтов. Она берегла их для новых туфель из змеиной кожи, которые присмотрела в витрине модного обувного магазина. Ну и пусть! Как ни любила Риппл новую обувь, в тот день отказаться от туфель ей было легче, чем от поездки в одиночестве на природу. Перед дверью ее дома, в прозрачной тени высохших от зноя деревьев, медленно проезжало такси. У водителя было красное добродушное лицо; он просиял, когда его остановила стройная девушка. На ней было темно-синее платье, маленькая серая шляпка, серые туфли и серые шелковые чулки.
– У меня пять фунтов, – сказала она. – Можете ли вы за эту цену повезти меня куда-нибудь за город?
– Конечно, к вашим услугам, мисс, – широко улыбаясь, сказал водитель. – За два фунта десять шиллингов вы можете неплохо прокатиться туда и затем обратно. Куда желаете поехать?
– Куда-нибудь за город.
– Отлично, мисс. По направлению к Риппли?
– Все равно, лишь бы подальше за город, где будут дороги, деревья и поля.
– Отлично. Я только посмотрю, достаточно ли у меня бензина. Будет неприятно, если я увезу вас за город, мисс, а потом не хватит бензина доставить обратно домой, и мы там застрянем.
– Конечно, – ответила Риппл на это странное предположение, – мне будет очень неприятно, если я застряну за городом и не смогу вернуться в город, особенно сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Затем там будут некоторые деловые люди из той же отрасли, с которыми я хочу переговорить о делах. Вы знаете, как они задерживают; потом мне надо отвести машину обратно в гараж. Это на Грэйт-Уиндмилл-стрит… Успею ли я вернуться домой, чтобы переодеться и попасть в театр к началу? Когда поднимется занавес, Риппл?
– Предполагается ровно в восемь часов вечера. На четверть часа запоздают.
– Вы говорили, что сначала будете танцевать в «Русалочке», а затем в «Греческой вазе».
– Как вы запомнили!
Он засмеялся. – Почему бы мне забыть? Я только думаю, что если не приду раньше начала второй половины программы, а это весьма возможно, то не увижу вашего выступления…
– Вы увидите Мадам в «Духе огня». Это поразительно, Стив.
– Хорошо, я постараюсь. Однако не покажется ли неприличным, если я буду пробираться в третий ряд партера, когда в сущности все уже закончится и останутся только аплодисменты, вызовы и подношения цветов? Кстати, там будут для вас цветы и от меня.
– Стив! Как это мило с вашей стороны! Но вы не должны были этого делать!
– Успокойтесь, дитя мое. «Благородной душе скромные подарки кажутся богатыми», – высокопарно процитировал Стив, допивая кофе. – Так что если у вас действительно благородная душа, то мое подношение покажется вам ужасно роскошным. Забыл сказать, чтобы вложили мою визитную карточку, но вы узнаете сами, так как подношение это очень оригинальное!.. Почему оригинальное? Увидите! Теперь я должен уходить.
Стив поставил чашку на стол и встал, натягивая свои безукоризненные перчатки, которые так явно не гармонировали со всем его костюмом. – Знаете, Риппл, – добавил он мечтательным голосом школьника, – болтают о том, чтобы «объехать кругом всю землю в сорок минут», но такие вещи возбуждают в нас стремление к действию, преодолению! Некоторые, видимо, думают, что золотой век и тому подобное – все это позади, но, клянусь, я не хотел бы поменяться местами ни с кем из современников Елизаветы! Разве можно считать древность романтичной! Жизнь никогда не была так увлекательна, так интересна, как теперь! Простите мне этот пылкий энтузиазм в такую рань. Если, как мы надеемся, новая машина не перевернется, то мне позавидуют древние финикийцы.
– Вы поедете на этой… на этой машине в Брукленд?
– Не бойтесь. Она слишком драгоценна. Я ничего на ней делать не буду, пока она не попадет в трек. Меня отвезет туда механик. Иду теперь за ним. Пожелайте мне счастья, Риппл. Желаю и вам. Спасибо! До скорого свидания!
Быстрые шаги вниз по лестнице. Хлопнула входная дверь. Стив исчез.
Риппл подумала: «Не могу себе представить, чтобы он кому-нибудь действовал на нервы. Или это потому, что он так мило ко мне относится, – как настоящий брат, только более предупредительный, конечно. Не влюблен ли он в кого-нибудь? Мне хочется, чтобы он вернулся вовремя, к спектаклю…»
IV
Генеральная репетиция проходила до завтрака. Как часто наблюдается в таких случаях, у каждого артиста труппы было отвратительное настроение. Все – от мелочей до главного – казалось неудачным – музыка, костюмы, декорации, освещение, режиссура. Неопытная Риппл не сомневалась, что катастрофа неизбежна. Из всех балерин одна только Мадам не падала духом и была как никогда бодра и энергична.
– В глубине души я чувствую, – говорила она постановщику, – что это будет удивительная премьера, необычайный успех…
Балетмейстер хватался за волосы. – Не говорите так, не говорите так! – умолял он. – Разве вы забыли поговорку: «Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела»?
После репетиции труппу отпустили отдыхать до вечера. Каждый использовал свободное время по-своему. Риппл же провела день премьеры совершенно необычно. Она чувствовала себя очень утомленной и упавшей духом, и у нее появилось желание остаться одной. Однажды она уже испытала тягу к одиночеству. Это было после первого ее выступления в «Колизеуме». Тогда она ускользнула от всех, поспешно направилась на одну из боковых улиц, в маленький, засиженный мухами ресторанчик, и сидела там задумчивая и одинокая. Она почувствовала тогда, что если не сможет остаться одна, то не выдержит и расплачется.
Теперь ей казалось, что либо она уединится от всех, либо сойдет с ума. Но уединиться – для нее не означало лежать на диване в своей комнате в Блумсбери, смотреть на изогнувшихся, крадущихся по фризу пантер, на блеск звезд разрисованного потолка, на изменчивое освещение. Разве можно быть одной в комнате, в доме? Она будет слышать, как ходит ее хозяйка; придет горничная-француженка делать уборку. Может зайти кто-нибудь из танцовщиц; слышны будут на лестнице громкие шаги какого-нибудь приятеля Стива. Если они даже не придут и не будут с ней разговаривать, то все равно там будут люди, все время люди! Риппл хотела остаться одна.
Она должна, раз уж у нее есть несколько свободных часов, уехать за город. За город? Как будто можно было действительно прокатиться за город на несколько часов. Те места, которые она называла загородными, находились от Лондона на расстоянии не менее суток пути.
Уроженка гор, Риппл тосковала по родным лесам, где у быстрого, журчащего и кристально светлого ручья растет ярко-зеленый папоротник. Однако побывать там нечего было и надеяться – слишком далеко. Риппл не могла упасть на зеленую, мягкую уэльскую траву, и все, что ей оставалось, – это отправиться в окрестности Лондона как можно дальше – насколько позволяли время и деньги.
В сумочке Риппл было пять фунтов. Она берегла их для новых туфель из змеиной кожи, которые присмотрела в витрине модного обувного магазина. Ну и пусть! Как ни любила Риппл новую обувь, в тот день отказаться от туфель ей было легче, чем от поездки в одиночестве на природу. Перед дверью ее дома, в прозрачной тени высохших от зноя деревьев, медленно проезжало такси. У водителя было красное добродушное лицо; он просиял, когда его остановила стройная девушка. На ней было темно-синее платье, маленькая серая шляпка, серые туфли и серые шелковые чулки.
– У меня пять фунтов, – сказала она. – Можете ли вы за эту цену повезти меня куда-нибудь за город?
– Конечно, к вашим услугам, мисс, – широко улыбаясь, сказал водитель. – За два фунта десять шиллингов вы можете неплохо прокатиться туда и затем обратно. Куда желаете поехать?
– Куда-нибудь за город.
– Отлично, мисс. По направлению к Риппли?
– Все равно, лишь бы подальше за город, где будут дороги, деревья и поля.
– Отлично. Я только посмотрю, достаточно ли у меня бензина. Будет неприятно, если я увезу вас за город, мисс, а потом не хватит бензина доставить обратно домой, и мы там застрянем.
– Конечно, – ответила Риппл на это странное предположение, – мне будет очень неприятно, если я застряну за городом и не смогу вернуться в город, особенно сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70