— горячо произнесла Рохана.
— Дарк! Томак! — крикнула Кальвия.
Конан не проснулся от крика, телохранители вошли.
— Отнесите его подальше от дома и пускай досыпает где-нибудь на мостовой. Положите ему кошель с обычным вознаграждением, он заработал его.
Телохранители, как обычно, не задавая ни единого лишнего вопроса, приступили к выполнению приказа.
* * *
— Эй, приятель, где ты так нализался, назови мне адрес того кабачка! Я тоже туда хочу.
Конан почувствовал, как его тормошат за плечо и лупят по щекам. Чья-то настойчивость заставила киммерийца прогнать чудовищную сонливость, размежить веки и приподняться.
Где это он? Что это за сизоносый тип, от которого разит кислым вином? Что происходит?
Ах, да… Сестры, безумная ночь, Вайгал ждет, а он, забыв обо всем…
Конан вскочил на ноги. Нергалья задница, уже рассвет!
— Что это за место? — Варвар схватил за грудки разбудившего его пьянчужку.
— Квартал Бочкарей, — испуганно пробормотал тот.
— Квартал Бочкарей! До Южного рынка недалеко… И то ладно. Туда без промедления!
— Эй, приятель, деньги забыл! Рядом с тобой валялись!
Но Конан не слышал, что ему там кричит вдогонку пьянчужка…
* * *
К огромному дубу со спиленными нижними ветвями, стоящему на пересечении дорог, был прибит за руки и за ноги корабельными гвоздями старик. Он был мертв и, видимо, давно. Вокруг дуба витал запах разложения и роились мухи. Почему-то не было заметно рядом стервятников, и Конан, подъехав поближе, понял почему. Под дубом сидел человек, перед ним на земле валялись камни. Ясно, этот маленький, худощавый бедолага не хочет, чтобы птицы растерзали того, кто, похоже, был ему дорог и отгоняет камнями любителей падали. Папаша его, наверное, висит, может, дед.
— Чего старику спокойно помереть не дали? — Конан остановил коня напротив сидящего человечка.
— Как чернокнижника.
Киммериец еле расслышал ответ, стоивший, сразу видно, немало сил этому странному юноше, истощенному настолько, что, казалось, будто он не ел с самого рождения.
— Э, да ты, приятель, сейчас сам концы отдашь. — Конан слез с коня, достал из седельной сумки флягу с вином, краюху хлеба и кусок запеченного мяса. — Мало осталось, да перекусить хватит.
— Я пришел сюда умирать, — без всякого выражения произнес незнакомец.
— Так это пожалуйста. — Варвар пристроился рядом со странным юношей, собираясь с ним на пару перекусить, северянина не смущали запахи, мухи и неприятное соседство. — Помирать, глотнув вина напоследок и полопав чего-нибудь, оно, приятель, приятнее, чем на пустое брюхо, это я тебе говорю, Конан из Киммерии.
Незнакомец попытался улыбнуться и взял протянутую киммерийцем флягу.
— Извини, что не называю своего имени. — Он отхлебнул из фляги и ему стало заметно лучше. — Я его давно и сам забыл.
— Бывает, — не обиделся Конан из Киммерии.
— Это мой учитель, — сказал юноша и было понятно, кого он имеет в виду.
— Действительно чернокнижник?
— Он никому не делал вреда.
— Ты тоже из колдунов?
— Я маг. Последний день. К ночи я умру.
— Ну, если ты так настроился, тебя вряд ли переубедишь. — Варвар с аппетитом молодого, здорового человека уминал краюху и мясо, которые незнакомец все-таки не взял.
— Я давно узнал день своей смерти. Место смерти я узнал недавно, когда ощутил, что с учителем беда, и пришел сюда на зов. В живых я его уже не застал. Но мы встретимся с ним завтра.
Разговор давался назвавшемуся магом все труднее. Голос его слабел.
Конан поднялся.
— Может, тебя отвезти?
В ответ незнакомец сделал отстраняющий жест рукой.
— Ну как знаешь. — Киммериец запихнул флягу обратно в седельную сумку.
— Запомни, Конан из Киммерии, — вдруг довольно громко произнес юноша-маг, — за спиной мужчины всегда стоит женщина. И женщины любят убивать. Тебе это скоро пригодится.
Незнакомец закашлялся. Конан вскочил в седло.
— Спасибо, приятель, я и так это знаю, тоже повидал баб. Легкой тебе смерти!
И Конан из Киммерии умчался по пыльной дороге прочь от дуба с двумя покойниками.
* * *
…Когда к Вайгалу вернулась способность чувствовать и думать, тогда ему сделалось по-настоящему плохо. Он накрылся с головой плащом, чтобы заглушить звуки рвоты.
Ему казалось, что из горла вот-вот полезут кишки и задушат его или что до конца дней не закончится это выворачивание наизнанку. Но отпустило.
Когда Вайгал осознал, что свет и тепло, коснувшиеся его лица, исходят от взошедшего солнца, и значит, уже рассвело — хотя он мог поклясться, что от начала до конца колдовского действа прошли считанные минуты, — тогда ему сделалось страшно. Припомнив все увиденное в эту ночь, он взошел на вершину человеческого испуга. Его затряс страх — от былых встреч со всякого рода магией, в особенности от прошлогодней в предместье Морнстадиноса, оставившей зажившие рубцы на теле и неистребимый холодный ужас в сердце. Еще — от мысли о том, что могло произойти с ним, сунься он все-таки в логово этих чернорожих дикарей. Вот почему они вроде бы небрежно с виду охраняют свои богатства! Вместо людской стражи камни стерегут их демоны! И Вайгал возблагодарил Митру, остановившего где-то как-то этого киммерийского оболтуса и позволившего ему, Вайгалу, не зря возносившему молитвы и приносившему щедрые жертвы, понять, с кем на самом деле он собрался связаться. Ничто человеческое не могло испугать видавшего всякие виды коринфийца, но перед потусторонним члены его немели, воля слабела, и он не помышлял в этом случае ни о чем, кроме бегства.
Надо уносить отсюда ноги, да поскорее! Прийти в себя, отдышаться, отблагодарить Митру богатым пожертвованием. Прочь, вон, хватит!
Вайгал стал выбираться из своего убежища. Бросив прощальный взгляд на пустырь, увидел, что и чернокожие куда-то собираются: обряжаются в свои мешки с прорезями, что-то проделывают с наконечниками своих тонких копий. Да и плевать теперь на них!
Только войдя в жилые кварталы, оставив Южный рынок далеко позади, коринфиец почувствовал облегчение и возвращение привычного ощущения окружающего. Вот теперь можно ненадолго остановиться и решить, как же именно поступить с предавшем его подельником (прощать нельзя, нельзя выходить из роли «тени»), куда направиться именно сейчас и не рано ли он навсегда распрощался с камушками дикарей — с откупом от гильдии местных воришек (может, попробовать взять драгоценности чужими руками?).
Вайгал присел на каменную тумбу, украшавшую, по мнению хозяина, вход в его убогий домишко, и задумался. Почти сразу после этого из-за угла дома вышел Конан и застыл перед Вайгалом, изумленный нежданной встречей не менее коринфийца.
* * *
На мостовой валялись выбитые из рук арбалеты и лежал распластанный человек в черном теплом плаще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Дарк! Томак! — крикнула Кальвия.
Конан не проснулся от крика, телохранители вошли.
— Отнесите его подальше от дома и пускай досыпает где-нибудь на мостовой. Положите ему кошель с обычным вознаграждением, он заработал его.
Телохранители, как обычно, не задавая ни единого лишнего вопроса, приступили к выполнению приказа.
* * *
— Эй, приятель, где ты так нализался, назови мне адрес того кабачка! Я тоже туда хочу.
Конан почувствовал, как его тормошат за плечо и лупят по щекам. Чья-то настойчивость заставила киммерийца прогнать чудовищную сонливость, размежить веки и приподняться.
Где это он? Что это за сизоносый тип, от которого разит кислым вином? Что происходит?
Ах, да… Сестры, безумная ночь, Вайгал ждет, а он, забыв обо всем…
Конан вскочил на ноги. Нергалья задница, уже рассвет!
— Что это за место? — Варвар схватил за грудки разбудившего его пьянчужку.
— Квартал Бочкарей, — испуганно пробормотал тот.
— Квартал Бочкарей! До Южного рынка недалеко… И то ладно. Туда без промедления!
— Эй, приятель, деньги забыл! Рядом с тобой валялись!
Но Конан не слышал, что ему там кричит вдогонку пьянчужка…
* * *
К огромному дубу со спиленными нижними ветвями, стоящему на пересечении дорог, был прибит за руки и за ноги корабельными гвоздями старик. Он был мертв и, видимо, давно. Вокруг дуба витал запах разложения и роились мухи. Почему-то не было заметно рядом стервятников, и Конан, подъехав поближе, понял почему. Под дубом сидел человек, перед ним на земле валялись камни. Ясно, этот маленький, худощавый бедолага не хочет, чтобы птицы растерзали того, кто, похоже, был ему дорог и отгоняет камнями любителей падали. Папаша его, наверное, висит, может, дед.
— Чего старику спокойно помереть не дали? — Конан остановил коня напротив сидящего человечка.
— Как чернокнижника.
Киммериец еле расслышал ответ, стоивший, сразу видно, немало сил этому странному юноше, истощенному настолько, что, казалось, будто он не ел с самого рождения.
— Э, да ты, приятель, сейчас сам концы отдашь. — Конан слез с коня, достал из седельной сумки флягу с вином, краюху хлеба и кусок запеченного мяса. — Мало осталось, да перекусить хватит.
— Я пришел сюда умирать, — без всякого выражения произнес незнакомец.
— Так это пожалуйста. — Варвар пристроился рядом со странным юношей, собираясь с ним на пару перекусить, северянина не смущали запахи, мухи и неприятное соседство. — Помирать, глотнув вина напоследок и полопав чего-нибудь, оно, приятель, приятнее, чем на пустое брюхо, это я тебе говорю, Конан из Киммерии.
Незнакомец попытался улыбнуться и взял протянутую киммерийцем флягу.
— Извини, что не называю своего имени. — Он отхлебнул из фляги и ему стало заметно лучше. — Я его давно и сам забыл.
— Бывает, — не обиделся Конан из Киммерии.
— Это мой учитель, — сказал юноша и было понятно, кого он имеет в виду.
— Действительно чернокнижник?
— Он никому не делал вреда.
— Ты тоже из колдунов?
— Я маг. Последний день. К ночи я умру.
— Ну, если ты так настроился, тебя вряд ли переубедишь. — Варвар с аппетитом молодого, здорового человека уминал краюху и мясо, которые незнакомец все-таки не взял.
— Я давно узнал день своей смерти. Место смерти я узнал недавно, когда ощутил, что с учителем беда, и пришел сюда на зов. В живых я его уже не застал. Но мы встретимся с ним завтра.
Разговор давался назвавшемуся магом все труднее. Голос его слабел.
Конан поднялся.
— Может, тебя отвезти?
В ответ незнакомец сделал отстраняющий жест рукой.
— Ну как знаешь. — Киммериец запихнул флягу обратно в седельную сумку.
— Запомни, Конан из Киммерии, — вдруг довольно громко произнес юноша-маг, — за спиной мужчины всегда стоит женщина. И женщины любят убивать. Тебе это скоро пригодится.
Незнакомец закашлялся. Конан вскочил в седло.
— Спасибо, приятель, я и так это знаю, тоже повидал баб. Легкой тебе смерти!
И Конан из Киммерии умчался по пыльной дороге прочь от дуба с двумя покойниками.
* * *
…Когда к Вайгалу вернулась способность чувствовать и думать, тогда ему сделалось по-настоящему плохо. Он накрылся с головой плащом, чтобы заглушить звуки рвоты.
Ему казалось, что из горла вот-вот полезут кишки и задушат его или что до конца дней не закончится это выворачивание наизнанку. Но отпустило.
Когда Вайгал осознал, что свет и тепло, коснувшиеся его лица, исходят от взошедшего солнца, и значит, уже рассвело — хотя он мог поклясться, что от начала до конца колдовского действа прошли считанные минуты, — тогда ему сделалось страшно. Припомнив все увиденное в эту ночь, он взошел на вершину человеческого испуга. Его затряс страх — от былых встреч со всякого рода магией, в особенности от прошлогодней в предместье Морнстадиноса, оставившей зажившие рубцы на теле и неистребимый холодный ужас в сердце. Еще — от мысли о том, что могло произойти с ним, сунься он все-таки в логово этих чернорожих дикарей. Вот почему они вроде бы небрежно с виду охраняют свои богатства! Вместо людской стражи камни стерегут их демоны! И Вайгал возблагодарил Митру, остановившего где-то как-то этого киммерийского оболтуса и позволившего ему, Вайгалу, не зря возносившему молитвы и приносившему щедрые жертвы, понять, с кем на самом деле он собрался связаться. Ничто человеческое не могло испугать видавшего всякие виды коринфийца, но перед потусторонним члены его немели, воля слабела, и он не помышлял в этом случае ни о чем, кроме бегства.
Надо уносить отсюда ноги, да поскорее! Прийти в себя, отдышаться, отблагодарить Митру богатым пожертвованием. Прочь, вон, хватит!
Вайгал стал выбираться из своего убежища. Бросив прощальный взгляд на пустырь, увидел, что и чернокожие куда-то собираются: обряжаются в свои мешки с прорезями, что-то проделывают с наконечниками своих тонких копий. Да и плевать теперь на них!
Только войдя в жилые кварталы, оставив Южный рынок далеко позади, коринфиец почувствовал облегчение и возвращение привычного ощущения окружающего. Вот теперь можно ненадолго остановиться и решить, как же именно поступить с предавшем его подельником (прощать нельзя, нельзя выходить из роли «тени»), куда направиться именно сейчас и не рано ли он навсегда распрощался с камушками дикарей — с откупом от гильдии местных воришек (может, попробовать взять драгоценности чужими руками?).
Вайгал присел на каменную тумбу, украшавшую, по мнению хозяина, вход в его убогий домишко, и задумался. Почти сразу после этого из-за угла дома вышел Конан и застыл перед Вайгалом, изумленный нежданной встречей не менее коринфийца.
* * *
На мостовой валялись выбитые из рук арбалеты и лежал распластанный человек в черном теплом плаще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54