Его руки придавливались к булыжникам иссеченными шрамами ручищами. Поверженный издавал злые, неразборчивые хрипы, главным образом из-за того, что на шее его находилось колено победителя.
— Что у вас, у местных, за манера такая — хвататься за самострел, даже не выслушав человека? У нас, в Киммерии, далеко не так, — разглагольствовал победитель. — Я ведь спешил к тебе на помощь. Думаю, может, в плен взяли, так выручу, хоть из самой городской тюрьмы, не говоря про Серые Равнины. А меня дорогой друг встречает стрелой в лоб. Я бы не очень хотел помереть в такое прекрасное утро!
Хрипы под коленом усилились.
— Вот что, — сказал на это Конан Вайгалу, — если хочешь выслушать — не мешай. Не хочешь — я по-быстрому сломаю тебе шею и пойду спать. Устал я. Скакал, понимаешь ли, всю ночь.
Вайгал выдал с мостовой последний залп ругательств, к его сожалению, неразборчивых, и затих.
— Так-то лучше, приятель! Усвой перво-наперво: если я не смог прийти, значит, я не смог дойти. Подельников не подвожу и не подставляю. Если ты усомнишься в этом, я сломаю тебе шею, клянусь Кромом, Белом и Митрой! А теперь послушай, что было…
Глава XII
«Бесподобный Манумба выбрал меня, мне доверил три слова Вудайю, мой род удостоится Высокой хижины в животе Нанги». — Если б воину разрешалось плакать, воин открыл бы клети глаз, чтоб выпустить на волю просящие об этом слезы счастья. Но если четверо идущих сзади его воинов увидят плачущего Главного воина, они убьют его — зачем им нужен вожак-баба?
Избранный сегодня утром Главный воин остановил свой отряд, чтобы вновь произнести три слова Вудайю. Каждый выщелкиваемый звук отдавался жестокой болью в позвоночнике, каждое слово отбирало год из отпущенных ему на жизнь, но это разве плата за великое счастье быть выбранным самим Манумбой для возвращения Великого Пьйонги — мужа Нанги и наказания виновных!
Разлетелось по миру третье слово и зажегся для Главного воина зеленый Светильник Нанги, указующий, где нечестивцы упрятали воплощенного в Каменном дереве Пьйонгу — мужа Нанги.
Тускло горит Светильник Нанги, тускло. Немало еще надо пройти по тропам белых пауков, долго еще петлять среди их пещер в дырявых камнях, в одной из которых белые пауки и держат воплощение Пьйонги — мужа Нанги. Ох, сколь хочется поскорее вонзить боевую палку в печень врага и насладиться тем, как он будет извиваться и корчиться, вздуваться тут же лопающимися пузырями, исходить пеной изо рта, когда яд муараре начнет сгрызать его изнутри! Бесподобный Манумба, добывший ночью в животе Нанги три слова Вудайю, хочет видеть голову похитителя Пьйонги — мужа Нанги с лопнувшими от страданий глазами.
Редкие утренние прохожие улыбками, пожатиями плеч и почесыванием затылков провожали диковатую для Конверума компанию: пятерку чернокожих, напяливших какие-то идиотские мешки, идущих гуськом с такими серьезными рожами, будто выслеживают самого Бела, да еще вооруженных копьями, похожими на прутики. Не знали еще прохожие, что это — лишь небольшая часть каравана из Черных Королевств, остановившегося на Южном пустыре. Время от времени веселая пятерка утыкалась в забор или упиралась в тупик, и тогда те, кому посчастливилось стать очевидцем редкостной потехи, любовались, как один из чудаковатых чужеземцев громко щелкает языком, а другие внимают этому, точно проповедям Верховного жреца. При этом щелкавший трясся, корчился и гримасничал. После чего вся компания устремлялась к одним им ведомой цели с такой прытью, будто только что пропустили не меньше чем по пять кружек эля на брата.
Главный воин еще раз произнес три слова Вудайю. И радость полыхнула в сердце воина: ведь так ярко полыхнул Светильник Нанги. Который совсем близко! Близок час Мстящего Удава! В той стороне, куда показал зеленый свет, стояли четыре дырявых камня белых пауков. Главный воин провел свой отряд мимо них, потом пошел обратно. У второго с конца остановился.
Да, зов Нанги слышен из этого дырявого камня с прикрывающий вход деревяшкой, истыканной ножами! Сейчас он узнает наверняка.
Три слова Вудайю. Три содрогания позвоночника. Три раза останавливалось сердце и три раза начинало биться вновь.
Все. Ему, Главному воину, не придется больше говорить слова Вудайю. Воплощение Пьйонги — мужа Нанги здесь, где-то наверху. Ему, Главному воину, предстоит самое приятное — убивать, а потом нести Манумбе воплощение Пьйонги — мужа Нанги и головы нечестивцев.
Глава XIII
Сорокалетний Руфус, владелец постоялого двора «Червивая груша», он же — трактирщик, он же — главный повар в том же заведении, задремал над подсчетом прибыли. Прибыль, скажем откровенно, была не ахти какой: упала вдвое по сравнению с прошлым месяцем, а прислуге плати исправно, а свежие продукты и вино покупай, а налоги-то растут, как сорняк после дождя. И куда только Сенат смотрит? Эхе-хе…
От дремы его пробудили негромкие, но требовательные удары в дверь.
«Червивая груша» уже была закрыта на ночь; посетители и прислуга разошлись по домам, постояльцы расползлись по комнатам, двери и ставни заперты, светильники притушены. И только ему, бедному Руфусу, почему-то приходится до полуночи торчать в задней комнате опостылевшего заведения и корпеть над дурацкими подсчетами.
Когда раздался стук в дверь, хозяин сонно протер глаза — кого это принесло в такой час? — зевнул во весь рот, грузно поднялся, оглаживая кучерявую бороду, и зашаркал к входу.
В двери на уровне глаз было проделано закрывающееся окошечко. Руфус отодвинул деревянную заслонку и выглянул наружу — без страха, но с любопытством. Грабителей он не боялся: ну какой безумец отважится забраться в трактир, где большинство завсегдатаев — сами выходцы из воровского мира? Не боялся он и представителей закона. Налоги (будь они неладны) платятся исправно, начальнику караульного отряда в квартале, старому сквалыге, ежемесячная мзда платится исправно, запрещенного товара в «Груше» нет (ладно, ладно, три мешочка с высушенными листьями черного лотоса не в счет — тайник не отыскать, будь ты хоть о сто глаз), так что опасаться нечего, разве что ночной караул может пожаловать — проверить, все ли в порядке… а заодно и кувшинчик винца приголубить. На дармовщинку-то чего не приголубить…
— Ну, а я что говорил? — так и есть: стражники. Освещенные колеблющимся светом факелов, на пороге топтались пятеро в форме городской стражи, но все незнакомые, не местные. Не квартальные.
— Трактирщик Руфус? — поинтересовался худощавый, седой, с обвислыми усами и туповатым лицом стражник. Главный, надо понимать.
— Ну? — не подтвердил, не опроверг это заявление хозяин «Червивой груши».
— Открывай.
— А зачем? Утром приходите, мы закрыты.
— Открывай, открывай, — усмехнулся старший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Что у вас, у местных, за манера такая — хвататься за самострел, даже не выслушав человека? У нас, в Киммерии, далеко не так, — разглагольствовал победитель. — Я ведь спешил к тебе на помощь. Думаю, может, в плен взяли, так выручу, хоть из самой городской тюрьмы, не говоря про Серые Равнины. А меня дорогой друг встречает стрелой в лоб. Я бы не очень хотел помереть в такое прекрасное утро!
Хрипы под коленом усилились.
— Вот что, — сказал на это Конан Вайгалу, — если хочешь выслушать — не мешай. Не хочешь — я по-быстрому сломаю тебе шею и пойду спать. Устал я. Скакал, понимаешь ли, всю ночь.
Вайгал выдал с мостовой последний залп ругательств, к его сожалению, неразборчивых, и затих.
— Так-то лучше, приятель! Усвой перво-наперво: если я не смог прийти, значит, я не смог дойти. Подельников не подвожу и не подставляю. Если ты усомнишься в этом, я сломаю тебе шею, клянусь Кромом, Белом и Митрой! А теперь послушай, что было…
Глава XII
«Бесподобный Манумба выбрал меня, мне доверил три слова Вудайю, мой род удостоится Высокой хижины в животе Нанги». — Если б воину разрешалось плакать, воин открыл бы клети глаз, чтоб выпустить на волю просящие об этом слезы счастья. Но если четверо идущих сзади его воинов увидят плачущего Главного воина, они убьют его — зачем им нужен вожак-баба?
Избранный сегодня утром Главный воин остановил свой отряд, чтобы вновь произнести три слова Вудайю. Каждый выщелкиваемый звук отдавался жестокой болью в позвоночнике, каждое слово отбирало год из отпущенных ему на жизнь, но это разве плата за великое счастье быть выбранным самим Манумбой для возвращения Великого Пьйонги — мужа Нанги и наказания виновных!
Разлетелось по миру третье слово и зажегся для Главного воина зеленый Светильник Нанги, указующий, где нечестивцы упрятали воплощенного в Каменном дереве Пьйонгу — мужа Нанги.
Тускло горит Светильник Нанги, тускло. Немало еще надо пройти по тропам белых пауков, долго еще петлять среди их пещер в дырявых камнях, в одной из которых белые пауки и держат воплощение Пьйонги — мужа Нанги. Ох, сколь хочется поскорее вонзить боевую палку в печень врага и насладиться тем, как он будет извиваться и корчиться, вздуваться тут же лопающимися пузырями, исходить пеной изо рта, когда яд муараре начнет сгрызать его изнутри! Бесподобный Манумба, добывший ночью в животе Нанги три слова Вудайю, хочет видеть голову похитителя Пьйонги — мужа Нанги с лопнувшими от страданий глазами.
Редкие утренние прохожие улыбками, пожатиями плеч и почесыванием затылков провожали диковатую для Конверума компанию: пятерку чернокожих, напяливших какие-то идиотские мешки, идущих гуськом с такими серьезными рожами, будто выслеживают самого Бела, да еще вооруженных копьями, похожими на прутики. Не знали еще прохожие, что это — лишь небольшая часть каравана из Черных Королевств, остановившегося на Южном пустыре. Время от времени веселая пятерка утыкалась в забор или упиралась в тупик, и тогда те, кому посчастливилось стать очевидцем редкостной потехи, любовались, как один из чудаковатых чужеземцев громко щелкает языком, а другие внимают этому, точно проповедям Верховного жреца. При этом щелкавший трясся, корчился и гримасничал. После чего вся компания устремлялась к одним им ведомой цели с такой прытью, будто только что пропустили не меньше чем по пять кружек эля на брата.
Главный воин еще раз произнес три слова Вудайю. И радость полыхнула в сердце воина: ведь так ярко полыхнул Светильник Нанги. Который совсем близко! Близок час Мстящего Удава! В той стороне, куда показал зеленый свет, стояли четыре дырявых камня белых пауков. Главный воин провел свой отряд мимо них, потом пошел обратно. У второго с конца остановился.
Да, зов Нанги слышен из этого дырявого камня с прикрывающий вход деревяшкой, истыканной ножами! Сейчас он узнает наверняка.
Три слова Вудайю. Три содрогания позвоночника. Три раза останавливалось сердце и три раза начинало биться вновь.
Все. Ему, Главному воину, не придется больше говорить слова Вудайю. Воплощение Пьйонги — мужа Нанги здесь, где-то наверху. Ему, Главному воину, предстоит самое приятное — убивать, а потом нести Манумбе воплощение Пьйонги — мужа Нанги и головы нечестивцев.
Глава XIII
Сорокалетний Руфус, владелец постоялого двора «Червивая груша», он же — трактирщик, он же — главный повар в том же заведении, задремал над подсчетом прибыли. Прибыль, скажем откровенно, была не ахти какой: упала вдвое по сравнению с прошлым месяцем, а прислуге плати исправно, а свежие продукты и вино покупай, а налоги-то растут, как сорняк после дождя. И куда только Сенат смотрит? Эхе-хе…
От дремы его пробудили негромкие, но требовательные удары в дверь.
«Червивая груша» уже была закрыта на ночь; посетители и прислуга разошлись по домам, постояльцы расползлись по комнатам, двери и ставни заперты, светильники притушены. И только ему, бедному Руфусу, почему-то приходится до полуночи торчать в задней комнате опостылевшего заведения и корпеть над дурацкими подсчетами.
Когда раздался стук в дверь, хозяин сонно протер глаза — кого это принесло в такой час? — зевнул во весь рот, грузно поднялся, оглаживая кучерявую бороду, и зашаркал к входу.
В двери на уровне глаз было проделано закрывающееся окошечко. Руфус отодвинул деревянную заслонку и выглянул наружу — без страха, но с любопытством. Грабителей он не боялся: ну какой безумец отважится забраться в трактир, где большинство завсегдатаев — сами выходцы из воровского мира? Не боялся он и представителей закона. Налоги (будь они неладны) платятся исправно, начальнику караульного отряда в квартале, старому сквалыге, ежемесячная мзда платится исправно, запрещенного товара в «Груше» нет (ладно, ладно, три мешочка с высушенными листьями черного лотоса не в счет — тайник не отыскать, будь ты хоть о сто глаз), так что опасаться нечего, разве что ночной караул может пожаловать — проверить, все ли в порядке… а заодно и кувшинчик винца приголубить. На дармовщинку-то чего не приголубить…
— Ну, а я что говорил? — так и есть: стражники. Освещенные колеблющимся светом факелов, на пороге топтались пятеро в форме городской стражи, но все незнакомые, не местные. Не квартальные.
— Трактирщик Руфус? — поинтересовался худощавый, седой, с обвислыми усами и туповатым лицом стражник. Главный, надо понимать.
— Ну? — не подтвердил, не опроверг это заявление хозяин «Червивой груши».
— Открывай.
— А зачем? Утром приходите, мы закрыты.
— Открывай, открывай, — усмехнулся старший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54