Он лучше меня понимал, кто мой враг, а кто друг. От смерти меня спас. Никогда не забуду!
— Что ты говоришь? — удивился Хотунлу.
— А как же! Поехал я как-то на озеро уток стрелять. Утки далеко сели. Начал я подъезжать к ним тихонько. Вдруг стал вороной как вкопанный. Порази его аллах — с места не тронется, что значит порода! А оказалось, впереди прямо перед конем яма глубокая. Крестьяне потом рассказали. Никогда я этот случай не забуду.
— Эх,— вздыхал Ахмед,— словно ребенка своего лишился! Даю, бывало, ему овес, а он ржет. Я его по ржанью, как человека, понимал.
— Что ж поделаешь,— сказал Мустафа,— помер. Люди помирают, не то что лошади.
— Кто знает цену хорошей лошади, тот поймет меня,— вскипел Мастан.— А что ты понимаешь в лошадях, если вырос на ишаке?
— Ага, не годится так расстраиваться,— успокаивал его Ибрагим.— Коня найдешь, человека потеряешь.
От вороного и его родословной разговор перекинулся к коням легендарных Кероглу и Чакыджи, и в конце концов все забыли, с чего начался этот рал говор.
Ах, как ждали крестьяне большого дождя! Того, который выпал, пока Хасан сидел в тюрьме, было недостаточно, чтобы налиться зерну. Нужен был на
стоящий ливень, обильный и щедрый. В деревне глаз не спускали с вершины горы Карынджалы, над которой вот уже три дня крутились тучки. К вечеру они начали расти, приобретая грязно-черный цвет. Такие тучи обычно сулили дождь земледельцу. Их называли «благословенными облаками». Люди уже знали: постепенно разрастаясь, черное крыло закроет весь небосклон. Можно было заранее устраивать .праздник.
— Недолго осталось,— говорил Сердер Осман, поглядывая на небо.
— Помоги аллах! — откликался Рыжий Осман. Облако выплыло из-за Карынджалы, единственное облако с черной сердцевиной.
— Мало больно,— вздыхал Рыжий Осман,— черноту за собой не тянет.
— Отец говорил мне, что черное облако одно не приходит,— отвечал Сердер Осман.— Черные облака, что овцы: куда одна, туда и все стадо.
— Помоги аллах!
Облако все росло, потом разорвалось пополам, и два кудрявых тополя застыли над горой, словно пришитые. Как ни старались люди забыть о них, занимаясь своим хозяйством, глаза сами собой нет-нет да и поднимались кверху.
— Гвоздями приколотили нашу тучку-спасительницу! — кричал Хотунлу Рыжему Осману.
Тот показывал ему свою самокрутку. Дым от нее поднимался прямо вверх.
— Как же ей двигаться, коль ветра нет?
— Типун тебе на язык! Не вмешивайся в дела аллаха.
Облака снова сошлись, превратившись в верблюда. Подул слабый ветерок, тучка не двигалась.
— Сейчас ветер ее повернет,— обещал Сердер Осман.
Действительно, через четверть часа ветер усилился, и облако начало скользить с вершины горы вниз, а за ним набежали новые облака, еще и еще... Через час они уже занимали полнеба.
— Ну, что я говорил? — радовался Сердер Осман.— К вечеру польет,— обещал он с видом знатока.
Напряжение рассеялось. Люди потянулись в кофейню.
— Сыграем в шашки? — подмигнул Рыжий Осман Сердеру Осману.
— Обязательно, друг. Кто еще против меня?
— Давай один на один,—расхрабрился Рыжий Осман.
Никто не решался сражаться с Сердером Османом. Как игрок он был известен не только в своей деревне, но и во всей округе. Когда же он победил известного в касабе Хромого Эмина, слава его среди завсегдатаев кофеен достигла апогея. Теперь его иначе и не называли, как Чемпион.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Я взошел на гору, посмотрел в долину,
Чую — сзади Мустафа целится мне в спину.
(Из народной песни)
Омытые дождем, утолившие жажду поля ожили, задышали. Теперь только скосить и обмолотить хлеба. У крестьян за спиной словно крылья выросли.
Подготовка к жатве всегда волнует. Повсюду точат серпы, косы, собирают камни для девенов. На улице никого не видать. Пусто и в кофейне.
Мастан зачастил на свои поля. Этот внезапный интерес его к своим полям был необъясним. Много лет он интересовался только чужими полями. А теперь он разглядывал и ощупывал колосья, словно проверяя, действительно ли будет хороший урожай. Крестьяне в толк не могли взять, что с ним случилось.
А дело было в том, что со щедрым урожаем в прах рушились планы Мастана. Пошли он сейчас в касабу, вызови чиновников — и все соседские поля в его руках. Сознание этого не давало ему покоя. Однако он никак не мог осмелиться на такой шаг. Крестьяне обещали расплатиться после урожая. С ними тоже надо знать меру.
Когда у него просили зерно на посев, он давал в тайной надежде, что должникам не под силу будет расплатиться. Легко ли ему теперь отказаться от своего нового коварного плана? При виде тяжелых колосьев он приходил в бешенство. Ему хотелось немедленно бежать в касабу, звать судебных исполни-
телей, но, приходя домой, он менял решение. «Они убьют меня»,— думал он в отчаянии. В такие минуты он готов был собственными руками без всякой жалости растерзать кесикбельцев всех до единого.
Потом Мастан остывал, и в мозгу его созревали более осторожные планы. Всю землю сразу не захватишь, а что если начать с тех, кто не может за себя постоять? Взять хотя бы Фетчи Кадри, Ибрама ' Ке-лера, Дештимана. Все трое — робкие, своих крестьян и то дичатся. Разве они посмеют возразить Мастану? Испугаются, небось, сабель и пистолетов, что висят у него дома на стене.
После долгих раздумий он решил послать Ахмеда в касабу за конфискаторами.
— И жандармов позови,— наказывал он.— Скажи, крестьяне в своих делах не могут разобраться. Готовы съесть друг друга. Старосте одному не справиться. Неплохо бы приструнить их.
Ахмед отправился. На другой день в деревню прибыли судебный исполнитель и несколько жандармов.
— Зачем пожаловали в такое время?—удивились
крестьяне.
— Требуется провести конфискацию,— последовал ответ.
— Что?
— Поля конфисковать.
— Чьи? — побледнел Рыжий Осман.
— Фетчи Кадри, Сулеймана Угурлу...
— Дештимана, значит.
— ...и Ибрагима Келера.
— ...и Ибрама Келера...— как эхо, повторил Рыжий Осман.— А еще у кого?
— Все,—отрезал чиновник.
— А почему у них, а не у кого другого?
— Да-а,— вздохнул Мустафа,— Никому в этом мире верить нельзя.
— Почему?
- А помнишь, какой с Мастаном уговор был?
— Чует мое сердце,— скривил губы Сердер Осман,— что это еще цветочки, а ягодки впереди.
— Жаль! — сказал Рыжий Осман.— Они бы много в этом году собрали. Такой урожай раз в сорок лет бывает.
— Без с-совести человек! С-совсем без с-совес-ти! —повторял Хасан сквозь зубы свистящим шепотом.
— Видит — урожай хороший, вот у него глаза и разгорелись,— вставил Хотунлу.
— Надо что-то делать,— решил Хасан,— пропадут ведь люди.
— А что сделаешь? —возразил Рыжий Осман.— Будем кричать и шуметь, так и наши поля отберут, клянусь аллахом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Что ты говоришь? — удивился Хотунлу.
— А как же! Поехал я как-то на озеро уток стрелять. Утки далеко сели. Начал я подъезжать к ним тихонько. Вдруг стал вороной как вкопанный. Порази его аллах — с места не тронется, что значит порода! А оказалось, впереди прямо перед конем яма глубокая. Крестьяне потом рассказали. Никогда я этот случай не забуду.
— Эх,— вздыхал Ахмед,— словно ребенка своего лишился! Даю, бывало, ему овес, а он ржет. Я его по ржанью, как человека, понимал.
— Что ж поделаешь,— сказал Мустафа,— помер. Люди помирают, не то что лошади.
— Кто знает цену хорошей лошади, тот поймет меня,— вскипел Мастан.— А что ты понимаешь в лошадях, если вырос на ишаке?
— Ага, не годится так расстраиваться,— успокаивал его Ибрагим.— Коня найдешь, человека потеряешь.
От вороного и его родословной разговор перекинулся к коням легендарных Кероглу и Чакыджи, и в конце концов все забыли, с чего начался этот рал говор.
Ах, как ждали крестьяне большого дождя! Того, который выпал, пока Хасан сидел в тюрьме, было недостаточно, чтобы налиться зерну. Нужен был на
стоящий ливень, обильный и щедрый. В деревне глаз не спускали с вершины горы Карынджалы, над которой вот уже три дня крутились тучки. К вечеру они начали расти, приобретая грязно-черный цвет. Такие тучи обычно сулили дождь земледельцу. Их называли «благословенными облаками». Люди уже знали: постепенно разрастаясь, черное крыло закроет весь небосклон. Можно было заранее устраивать .праздник.
— Недолго осталось,— говорил Сердер Осман, поглядывая на небо.
— Помоги аллах! — откликался Рыжий Осман. Облако выплыло из-за Карынджалы, единственное облако с черной сердцевиной.
— Мало больно,— вздыхал Рыжий Осман,— черноту за собой не тянет.
— Отец говорил мне, что черное облако одно не приходит,— отвечал Сердер Осман.— Черные облака, что овцы: куда одна, туда и все стадо.
— Помоги аллах!
Облако все росло, потом разорвалось пополам, и два кудрявых тополя застыли над горой, словно пришитые. Как ни старались люди забыть о них, занимаясь своим хозяйством, глаза сами собой нет-нет да и поднимались кверху.
— Гвоздями приколотили нашу тучку-спасительницу! — кричал Хотунлу Рыжему Осману.
Тот показывал ему свою самокрутку. Дым от нее поднимался прямо вверх.
— Как же ей двигаться, коль ветра нет?
— Типун тебе на язык! Не вмешивайся в дела аллаха.
Облака снова сошлись, превратившись в верблюда. Подул слабый ветерок, тучка не двигалась.
— Сейчас ветер ее повернет,— обещал Сердер Осман.
Действительно, через четверть часа ветер усилился, и облако начало скользить с вершины горы вниз, а за ним набежали новые облака, еще и еще... Через час они уже занимали полнеба.
— Ну, что я говорил? — радовался Сердер Осман.— К вечеру польет,— обещал он с видом знатока.
Напряжение рассеялось. Люди потянулись в кофейню.
— Сыграем в шашки? — подмигнул Рыжий Осман Сердеру Осману.
— Обязательно, друг. Кто еще против меня?
— Давай один на один,—расхрабрился Рыжий Осман.
Никто не решался сражаться с Сердером Османом. Как игрок он был известен не только в своей деревне, но и во всей округе. Когда же он победил известного в касабе Хромого Эмина, слава его среди завсегдатаев кофеен достигла апогея. Теперь его иначе и не называли, как Чемпион.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Я взошел на гору, посмотрел в долину,
Чую — сзади Мустафа целится мне в спину.
(Из народной песни)
Омытые дождем, утолившие жажду поля ожили, задышали. Теперь только скосить и обмолотить хлеба. У крестьян за спиной словно крылья выросли.
Подготовка к жатве всегда волнует. Повсюду точат серпы, косы, собирают камни для девенов. На улице никого не видать. Пусто и в кофейне.
Мастан зачастил на свои поля. Этот внезапный интерес его к своим полям был необъясним. Много лет он интересовался только чужими полями. А теперь он разглядывал и ощупывал колосья, словно проверяя, действительно ли будет хороший урожай. Крестьяне в толк не могли взять, что с ним случилось.
А дело было в том, что со щедрым урожаем в прах рушились планы Мастана. Пошли он сейчас в касабу, вызови чиновников — и все соседские поля в его руках. Сознание этого не давало ему покоя. Однако он никак не мог осмелиться на такой шаг. Крестьяне обещали расплатиться после урожая. С ними тоже надо знать меру.
Когда у него просили зерно на посев, он давал в тайной надежде, что должникам не под силу будет расплатиться. Легко ли ему теперь отказаться от своего нового коварного плана? При виде тяжелых колосьев он приходил в бешенство. Ему хотелось немедленно бежать в касабу, звать судебных исполни-
телей, но, приходя домой, он менял решение. «Они убьют меня»,— думал он в отчаянии. В такие минуты он готов был собственными руками без всякой жалости растерзать кесикбельцев всех до единого.
Потом Мастан остывал, и в мозгу его созревали более осторожные планы. Всю землю сразу не захватишь, а что если начать с тех, кто не может за себя постоять? Взять хотя бы Фетчи Кадри, Ибрама ' Ке-лера, Дештимана. Все трое — робкие, своих крестьян и то дичатся. Разве они посмеют возразить Мастану? Испугаются, небось, сабель и пистолетов, что висят у него дома на стене.
После долгих раздумий он решил послать Ахмеда в касабу за конфискаторами.
— И жандармов позови,— наказывал он.— Скажи, крестьяне в своих делах не могут разобраться. Готовы съесть друг друга. Старосте одному не справиться. Неплохо бы приструнить их.
Ахмед отправился. На другой день в деревню прибыли судебный исполнитель и несколько жандармов.
— Зачем пожаловали в такое время?—удивились
крестьяне.
— Требуется провести конфискацию,— последовал ответ.
— Что?
— Поля конфисковать.
— Чьи? — побледнел Рыжий Осман.
— Фетчи Кадри, Сулеймана Угурлу...
— Дештимана, значит.
— ...и Ибрагима Келера.
— ...и Ибрама Келера...— как эхо, повторил Рыжий Осман.— А еще у кого?
— Все,—отрезал чиновник.
— А почему у них, а не у кого другого?
— Да-а,— вздохнул Мустафа,— Никому в этом мире верить нельзя.
— Почему?
- А помнишь, какой с Мастаном уговор был?
— Чует мое сердце,— скривил губы Сердер Осман,— что это еще цветочки, а ягодки впереди.
— Жаль! — сказал Рыжий Осман.— Они бы много в этом году собрали. Такой урожай раз в сорок лет бывает.
— Без с-совести человек! С-совсем без с-совес-ти! —повторял Хасан сквозь зубы свистящим шепотом.
— Видит — урожай хороший, вот у него глаза и разгорелись,— вставил Хотунлу.
— Надо что-то делать,— решил Хасан,— пропадут ведь люди.
— А что сделаешь? —возразил Рыжий Осман.— Будем кричать и шуметь, так и наши поля отберут, клянусь аллахом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42