..
— Наши, наши! — в ярости прикрикнул на него Хасан.— Ничего другого у тебя нет на языке. Себе, значит, рай, а другим —ад? А беда сегодня к нему, а завтра к тебе.
— А что мы можем сделать? Ну-ка, скажи! По мне — так отделаемся тремя полями, и слава аллаху.
Лицо Хасана налилось кровью.
— Дело не в Али и не в Вели. Встанем на кривую дорожку — потом не сойдем с нее. Сегодня ты не отстоишь Фетчи Кадри, завтра он промолчит, когда за тебя возьмутся. Ишаки и те друг другу спину чешут.
— Правильно,— согласился Сердер Осман. Хасан перевел дыхание и продолжал:
— Волка в стадо нельзя пускать. Повадится — все стадо перепортит. Ни одной овцы не оставит.
— Не оставит,— поддержали крестьяне.
— Давайте же возьмемся и не пустим этого волка в стадо. Нечего нам бояться Мастана! Пора укоротить его загребущие руки. А то он войдет во вкус и всех остальных оседлает. Сегодня три поля, завтра пять, потом десять. Если в запруде вода пробилась — ее нужно вовремя остановить, не то всю деревню за-
топит, разнесет наши дома в щепки. Молчанием сердце Мастана не смягчить. Бешеной собаке хлеба не бросай — все равно -кусаться будет. Только палкой ее припугнуть можно. От огня жалости не жди: куда попал — там все сожжет. Сгорит дом Фетчи — займется и у Рыжего Османа. Вое мы должники Мастана— значит никому несдобровать. Разве Фетчи не такой же раб аллаха, как ты? Разве Дештиман не мусульманин, разве Ибрам Келер тебе не сосед? Ты думаешь так: пусть его дом сгорит, зато мой останется. Правильно?.. Если ты его сегодня поддержишь — завтра он тебя не бросит. Одна рука делает много, две руки — еще больше.
Запыхавшись, прибежали Ибрагим Келер и Дештиман.
— Наши поля!..
Все отвели глаза. Хасан проговорил твердо: — Не отчаивайтесь, друзья. В нашей деревне не гяуры живут. Обязательно что-нибудь придумаем.
— Ох-хо-хо!— стонал Ибрагим Келер.— А я-то радовался: аллах пожалел нас, послал урожай! Вся душа горит.
— Погоди!
— Тебе-то что! Ох, душа горит! Ничего не останется; ни травинки, ни былинки! Все пропало!
— У меня тоже душа горит. Ведь мы же люди, а не звери. Найдем выход.
Ибрагим Келер вытаращил на Хасана глаза. Дештиман рот разинул.
— Какой выход? — спросили оба разом.
— Пойдем с ним потолкуем. Рыжий Осман, Сердер Осман, Керим-староста, Дювенджи Хафыз и я. Если у этой свиньи остался хоть кусочек сердца, мы заставим его отказаться.
— Спасибо,— пробормотал Ибрагим Келер,— и я пойду с вами.
— И я,— напросился Дештиман.
— Идем, идем! Все идите.
Пошли вдоль деревни, чтобы зайти за старостой Керимом и Дювенджи Хафызом. Известие об их намерении быстро облетело дома. По дороге к ним присоединялись все новые крестьяне, со всех сторон
сбегались женщины и дети. Возле дома старосты толпа остановилась. Хасан постучал в дверь. Хозяин вышел.
— Мы к Мастану потолковать идем, дядюшка Ке-рим,—объяснил Хасан.— Конфискаторы пришли забирать поля у Фетчи Кадри, Ибрама Келера и Деш-гимана.
— Пойду с вами,—заторопился староста. Теперь — к дому Дювенджи Хафыза.
Узнав, в чем дело, тот наотрез отказался присоединиться. В ответ в его дверь полетел камень.
Теперь вся деревня, кроме Дювенджи Хафыза и хозяина кофейни Мусы, принимала участие в шествии. Толпа жужжала, как растревоженный улей.
— Кровопийца!
— Да покарает его аллах!
— Боюсь грех на душу брать, а то бы давно его прикончил!
— Собака поганая!
— Постоим за себя, пока живы!
Впереди шел Хасан. Взгляд его был устремлен вдаль. Страсти в толпе накалялись, крики усиливались. Хасан никого не видел и не слышал. Он был один сейчас на этой дороге. Он принял решение и теперь будет шагать и шагать вперед. Ничто его не остановит.
У дома Мастана навстречу крестьянам вышли три жандарма.
— Что случилось?
— Мы идем к дому аги,— ответил Сер дер Осман. Жандармы взялись за карабины.
— А ну, разойдись! — крикнул унтер-офицер. Сердер Осман хлопнул кепкой по колену.
— У нас ничего дурного на уме нет.
— Разойдись, говорю!
Сердер Осман оглянулся на толпу и, набычившись, шагнул вперед. Крестьяне потянулись за ним. Жандармам пришлось отступить. Мастан, стоявший у окна, отпрянул в глубь комнаты. Хасан ударил два раза кулаком в дверь. Мастан снова подошел к окну.
— Что надо?
— Пришли с тобой поговорить. Мастан смерил толпу взглядом.
— Всей деревней?
— Да,— Хасан ударил в грудь рукой.— Я, дядюшка Керим, Рыжий Осман, Сердер Осман, Ибрам Келер, Дештиман...
— И я! — Фетчи Кадри выступил вперед. Мастан побледнел.
— Зачем же сборище устраивать?
— Мы пришли поговорить,— сказал Хасан.
— Не о чем мне с вами говорить. Толпа зашевелилась. Хасан поднял руку.
— Уговор был: долги — после урожая. А конфискаторы сейчас приехали.
— Мне нужны деньги.
— У нас нет денег.
— Тогда я продам их поля.
— Что тебе стоит подождать месяц? С голоду не помрешь.
— Это мое дело.
— Жаль.— В голосе Хасана зазвучали металлические нотки.— Жаль, что твои загребущие руки не знают покоя.
— А ну, убирайтесь! — разъярился Мастан.— Прочь от моего дома! Я прошу защиты,— обратился он к жандармам.
Те тотчас щелкнули затворами, словно только того и ждали.
— Разойдись! — рявкнул унтер-офицер.— Все по домам!
Никто не тронулся с места.
— Открой дверь, поговорим по-хорошему! — крикнул Хасан.
Лицо Мастана вновь появилось в окне. Позади маячили два жандарма.
— Уходите, не то потом пожалеете.
— Посмотри,— отвечал Хасан,— тебя охраняют, словно сундук с золотом. А у нас с собой нет даже иголки. Чего же ты боишься? Нам надо с тобой потолковать.
— О чем нам толковать?
— Конфискаторы подождут.— Голос Хасана звучал твердо.— Скажи им, пусть уезжают!
— Их власти посылают, не я.
Услыхав слово «власти», жандармы вновь решительно двинулись на толпу.
— Лед у тебя вместо сердца! Останови их!
— Все по правилу! Палец, отрезанный по закону шариата, не жалеют.
— Это не по шариату, а по твоему приказу. Толпа опять загудела.
— О шариате заговорил! Да если бы у тебя в сердце был страх перед аллахом, ты бы такого не делал!
— Если бы ты был человек...
Хасан снова поднял руку — знак молчать.
— Мастан-ага, откажись ты от этого. Ведь ничего не случится, если подождешь еще месяц!
— Указывать мне будешь?
— Ты же знаешь: в Кесикбеле ни добра, ни зла не забывают. Заберешь поля — навек запятнаешь себя. Кто отказывается от своего слова, кто слизывает свой плевок, от того все отвернутся.
— Ни в ком из вас я не нуждаюсь.
— Только у аллаха ни в ком нет нужды.
— Халил...— тихо позвал староста Керим.
Мастан вздрогнул. Давно его не называли по имени, так давно, что он и имя-то свое, кажется, забыл.
— Халил; брось ты эту затею. Бедняки на тебя молиться будут. Не лишай их семьи куска хлеба!
— Будь по-твоему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Наши, наши! — в ярости прикрикнул на него Хасан.— Ничего другого у тебя нет на языке. Себе, значит, рай, а другим —ад? А беда сегодня к нему, а завтра к тебе.
— А что мы можем сделать? Ну-ка, скажи! По мне — так отделаемся тремя полями, и слава аллаху.
Лицо Хасана налилось кровью.
— Дело не в Али и не в Вели. Встанем на кривую дорожку — потом не сойдем с нее. Сегодня ты не отстоишь Фетчи Кадри, завтра он промолчит, когда за тебя возьмутся. Ишаки и те друг другу спину чешут.
— Правильно,— согласился Сердер Осман. Хасан перевел дыхание и продолжал:
— Волка в стадо нельзя пускать. Повадится — все стадо перепортит. Ни одной овцы не оставит.
— Не оставит,— поддержали крестьяне.
— Давайте же возьмемся и не пустим этого волка в стадо. Нечего нам бояться Мастана! Пора укоротить его загребущие руки. А то он войдет во вкус и всех остальных оседлает. Сегодня три поля, завтра пять, потом десять. Если в запруде вода пробилась — ее нужно вовремя остановить, не то всю деревню за-
топит, разнесет наши дома в щепки. Молчанием сердце Мастана не смягчить. Бешеной собаке хлеба не бросай — все равно -кусаться будет. Только палкой ее припугнуть можно. От огня жалости не жди: куда попал — там все сожжет. Сгорит дом Фетчи — займется и у Рыжего Османа. Вое мы должники Мастана— значит никому несдобровать. Разве Фетчи не такой же раб аллаха, как ты? Разве Дештиман не мусульманин, разве Ибрам Келер тебе не сосед? Ты думаешь так: пусть его дом сгорит, зато мой останется. Правильно?.. Если ты его сегодня поддержишь — завтра он тебя не бросит. Одна рука делает много, две руки — еще больше.
Запыхавшись, прибежали Ибрагим Келер и Дештиман.
— Наши поля!..
Все отвели глаза. Хасан проговорил твердо: — Не отчаивайтесь, друзья. В нашей деревне не гяуры живут. Обязательно что-нибудь придумаем.
— Ох-хо-хо!— стонал Ибрагим Келер.— А я-то радовался: аллах пожалел нас, послал урожай! Вся душа горит.
— Погоди!
— Тебе-то что! Ох, душа горит! Ничего не останется; ни травинки, ни былинки! Все пропало!
— У меня тоже душа горит. Ведь мы же люди, а не звери. Найдем выход.
Ибрагим Келер вытаращил на Хасана глаза. Дештиман рот разинул.
— Какой выход? — спросили оба разом.
— Пойдем с ним потолкуем. Рыжий Осман, Сердер Осман, Керим-староста, Дювенджи Хафыз и я. Если у этой свиньи остался хоть кусочек сердца, мы заставим его отказаться.
— Спасибо,— пробормотал Ибрагим Келер,— и я пойду с вами.
— И я,— напросился Дештиман.
— Идем, идем! Все идите.
Пошли вдоль деревни, чтобы зайти за старостой Керимом и Дювенджи Хафызом. Известие об их намерении быстро облетело дома. По дороге к ним присоединялись все новые крестьяне, со всех сторон
сбегались женщины и дети. Возле дома старосты толпа остановилась. Хасан постучал в дверь. Хозяин вышел.
— Мы к Мастану потолковать идем, дядюшка Ке-рим,—объяснил Хасан.— Конфискаторы пришли забирать поля у Фетчи Кадри, Ибрама Келера и Деш-гимана.
— Пойду с вами,—заторопился староста. Теперь — к дому Дювенджи Хафыза.
Узнав, в чем дело, тот наотрез отказался присоединиться. В ответ в его дверь полетел камень.
Теперь вся деревня, кроме Дювенджи Хафыза и хозяина кофейни Мусы, принимала участие в шествии. Толпа жужжала, как растревоженный улей.
— Кровопийца!
— Да покарает его аллах!
— Боюсь грех на душу брать, а то бы давно его прикончил!
— Собака поганая!
— Постоим за себя, пока живы!
Впереди шел Хасан. Взгляд его был устремлен вдаль. Страсти в толпе накалялись, крики усиливались. Хасан никого не видел и не слышал. Он был один сейчас на этой дороге. Он принял решение и теперь будет шагать и шагать вперед. Ничто его не остановит.
У дома Мастана навстречу крестьянам вышли три жандарма.
— Что случилось?
— Мы идем к дому аги,— ответил Сер дер Осман. Жандармы взялись за карабины.
— А ну, разойдись! — крикнул унтер-офицер. Сердер Осман хлопнул кепкой по колену.
— У нас ничего дурного на уме нет.
— Разойдись, говорю!
Сердер Осман оглянулся на толпу и, набычившись, шагнул вперед. Крестьяне потянулись за ним. Жандармам пришлось отступить. Мастан, стоявший у окна, отпрянул в глубь комнаты. Хасан ударил два раза кулаком в дверь. Мастан снова подошел к окну.
— Что надо?
— Пришли с тобой поговорить. Мастан смерил толпу взглядом.
— Всей деревней?
— Да,— Хасан ударил в грудь рукой.— Я, дядюшка Керим, Рыжий Осман, Сердер Осман, Ибрам Келер, Дештиман...
— И я! — Фетчи Кадри выступил вперед. Мастан побледнел.
— Зачем же сборище устраивать?
— Мы пришли поговорить,— сказал Хасан.
— Не о чем мне с вами говорить. Толпа зашевелилась. Хасан поднял руку.
— Уговор был: долги — после урожая. А конфискаторы сейчас приехали.
— Мне нужны деньги.
— У нас нет денег.
— Тогда я продам их поля.
— Что тебе стоит подождать месяц? С голоду не помрешь.
— Это мое дело.
— Жаль.— В голосе Хасана зазвучали металлические нотки.— Жаль, что твои загребущие руки не знают покоя.
— А ну, убирайтесь! — разъярился Мастан.— Прочь от моего дома! Я прошу защиты,— обратился он к жандармам.
Те тотчас щелкнули затворами, словно только того и ждали.
— Разойдись! — рявкнул унтер-офицер.— Все по домам!
Никто не тронулся с места.
— Открой дверь, поговорим по-хорошему! — крикнул Хасан.
Лицо Мастана вновь появилось в окне. Позади маячили два жандарма.
— Уходите, не то потом пожалеете.
— Посмотри,— отвечал Хасан,— тебя охраняют, словно сундук с золотом. А у нас с собой нет даже иголки. Чего же ты боишься? Нам надо с тобой потолковать.
— О чем нам толковать?
— Конфискаторы подождут.— Голос Хасана звучал твердо.— Скажи им, пусть уезжают!
— Их власти посылают, не я.
Услыхав слово «власти», жандармы вновь решительно двинулись на толпу.
— Лед у тебя вместо сердца! Останови их!
— Все по правилу! Палец, отрезанный по закону шариата, не жалеют.
— Это не по шариату, а по твоему приказу. Толпа опять загудела.
— О шариате заговорил! Да если бы у тебя в сердце был страх перед аллахом, ты бы такого не делал!
— Если бы ты был человек...
Хасан снова поднял руку — знак молчать.
— Мастан-ага, откажись ты от этого. Ведь ничего не случится, если подождешь еще месяц!
— Указывать мне будешь?
— Ты же знаешь: в Кесикбеле ни добра, ни зла не забывают. Заберешь поля — навек запятнаешь себя. Кто отказывается от своего слова, кто слизывает свой плевок, от того все отвернутся.
— Ни в ком из вас я не нуждаюсь.
— Только у аллаха ни в ком нет нужды.
— Халил...— тихо позвал староста Керим.
Мастан вздрогнул. Давно его не называли по имени, так давно, что он и имя-то свое, кажется, забыл.
— Халил; брось ты эту затею. Бедняки на тебя молиться будут. Не лишай их семьи куска хлеба!
— Будь по-твоему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42