Она обратила внимание на мальчика с живыми черными глазами, высокого, складного. Что это он все сторонится? Ему неловко, он старается закутаться поплотнее.
— Как тебя зовут?
— Митря.
— Что это ты все прячешь? У него заколотилось сердце. Он ответил с ненавистью, чувствуя, однако, что может быть дерзким: на это поощряла улыбка барыни.
— Что есть, то и прячу!
Она вздрогнула удивленно. Потом рассмеялась и не рассердилась. И вот на следующий день Митря получил новую одежду, а барыня пришла снова посмотреть на него.
— Что скажешь, Митря, так лучше?
— Лучше.
— Только это и можешь сказать?
— А что говорить?
— Скажи: «Целую ручку».
Митря отвел глаза в сторону, еще более смущенный, чем накануне.
— Целую ручку.
— Вот так. Учись не быть таким медведем. И когда разговариваешь, гляди на меня.
Она ушла, светловолосая, в большой соломенной шляпе с голубою лентой.
Разное говорилось про госпожу Дидину между людьми в имении.
«Бывает!» — думал про себя Митря, охваченный горячим волнением.
Потом все прошло. Он больше не думал об этом происшествии.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ЛИШЬ НА МГНОВЕНИЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ НАСТАСИЯ
Как-то в дождливую пору Митря отпросился у старшого к своему брату, мельнику.
Работать в поле было невозможно, выгонять скот на пастбище тоже нельзя было, и работники, толкавшиеся возле хозяина, гудели, как ленивый рой.
Старшой — дедушка Тригля — наказывал ему:
— Можешь идти, Митря, часика на два, на три,— только, смотри, не опаздывай, а то взбредет мироеду в голову собрать всех нас да устроить перекличку. Случается это. Кого нету, тому куска хлеба не даст, пока солнце не выгляпет и поля не просохнут. Есть у него такое поверье, что коли кто отлучится, так из туч будет лить и лить.
Митря кивнул головой, злобно усмехнувшись:
— На дожди обижается, что ли? — Как не обижаться, коли от них, вот как сейчас, одно разоренье!
— Поди, он из ружья и в небо по святым палит? — засмеялся Митря.
— Может быть, ему ведь все нипочем. Только ты этак-то не болтай, парень, как бы он тебя не услышал.
— Ну и услышит, дедушка Тригля, не велика беда. Почему бы не пальнуть в того,— кто бы там ни был,— кто напускает на нас гнилые дожди, град да вьюги? И голод еще напускает, и болезни, и напасти... Позволяет богатеям поедом есть бедняков...
— Ах ты чертенок,— накинулся старик,— довольно тебе стоять и болтать что в голову взбредет, не то ожгу вот хлыстом. Подумаешь, какой грамотей нашелся.
— На мое счастье, брат отдал в ученье. Не ругайся, дедушка Тригля. Я мигом слетаю — огня из кресала не успеешь высечь.
— Набрось мешок на голову,— посоветовал ему старик, поблескивая красным носом из зарослей белой бороды.— Возьми клячу какую-нибудь. Там на мельнице дашь ей пригоршню отрубей.
— Разве только украсть их, а то брат не жалеет ни человека, ни скотину. Весь налился скупостью, как отравой, того и гляди, лопнет. И на что ему столько денег? Коль живет, как последний нищий, то, значит, он бедней, чем мы.
— Ну-ну, иди уж,— заворчал на него старик.— А теперь-то будто из Евапгелья читаешь, словно поп.
С мешком на голове, верхом на неоседланной низенькой гнедой лошадке Митря мигом доехал до мельницы Гицэ Лунгу. Под навесом стояло семь-восемь подвод. С десяток людей сновало вокруг под дождем в вывернутых наизнанку шапках.
Митря привязал лошадь под навесом. Он потрепал ее за ушами, ласково похлопал по морде и заспешил к дверям мельницы. Мотор пыхтел и плевался из трубы прямо в тучи. Только он вошел — тут как тут на пороге брюхо Гицэ. Мельник выпучил глаза с воспаленными веками:
— И ты приехал? Голова идет кругом от забот. Видишь, сколько народу ждет, пока смелю кукурузу.
Митря остановился, смело поглядев на пего сверху вниз.
— Тогда я пошел. Приеду через годок.
— Хо! Погоди, что так?
— Уж если ты меня и за брата не считаешь, то я пойду. У нас маленькая передышка из-за этих дождей, вот я и заглянул. Пока мельница смелет пару мешков, мы бы и перебросились парой словечек.
— Ну ладно, входи.
— Невестка Станка дома? Мельник вздрогнул:
— А что? Голоден, поди?
— Нет. Повидаться хочу, как-никак она мне вроде сестры. Гицэ замотал головой, словно отмахивался от шмеля.
— Смеешься ты над пей. Дел у нее, дел — страх сколько. Давай зайдем в эту каморку. Там у меня окошечко: видно все, что делается. Люди злы, братишка. Не приглядывай за ними, так крадут напропалую.
Митря удивился:
— А они говорят, что ты их обворовываешь. У них счет не сходится, когда ты за помол берешь, они понять не могут, как это выходит.
— Кто это говорит? — засмеялся мельник.— Не верь дуракам.
— Да мне что? Послушай-ка, Гицэ, из своего прибытка дай-ка мне пригоршню отрубей для лошади.
— Как, ты верхом приехал? Нету! Не дам! Пусть ее твой хозяин кормит, у пего есть чем.
— Не скаредничай,— ласковым голосом попросил младший брат.— Ведь и лошадь — живая тварь, работает наравне со мной. Хоть она и не моя, да жалко мне ее.
— Тебе-то жалко, да отруби денег стоят.
Мельник подошел к застекленному глазку и взглянул в него.
— Садись туда на лавку. Ну, что нового в Хаджйу? Эх, дождь не перестает. Напасть, а не дождь.
— Что делать? Поперек ему не встанешь. Мельник засмеялся:
— А что сказал бы барин, узнав, что вместо слуги нанял мудреца?
— Мудреца он знает,— ответил мальчик.— Уж его-то, верно, не честил бы так, как меня честит. Разговаривал бы по-человечески.
— А я слыхал, он тобой доволен.
— Он-то доволен, да я не доволен ни платой, ни едой.
— Эй, Митря,— выпучил глаза мельник,— не гневи бога. Хозяин у тебя хороший, держись за него.
Мальчик метнул на него суровый взгляд. Гицэ отвел глаза в сторону и пробурчал:
— А я вижу, одежа на тебе порядочная.
— М-да. Подарили какую-то рвань.
— Кто?
Митря не ответил.
— Слыхал я кое-что,— пробормотал мельник.— Только бы ты умным был.
— Куда уж мне!
— Глупостью, парень, не укроешься, не оденешься и сыт не будешь.
— Может быть.
— А от женщин, парень, могут быть всякие милости.
— Нет, брат, как ни горька мамалыга, что дают мне, в грязь ронять ее не хочу. Спать мне негде, зимой холодно. Еда совсем как у нищих — не по моей работе и не по силе. Думается мне, что в Хаджиу ничего не делается по справедливости. Ушел бы куда глаза глядят.
Мельник испугался, подскочил:
— Нельзя. У тебя контракт. Еще три года должен отслужить. Меня к ответу потянут. Я за тебя ручался. Еще неустойку могут с меня стребовать.
— Уйти бы куда глаза глядят...— продолжал Митря, словно не слыша причитаний Гицэ.— Хочу я тебя спросить, везде ли такие порядки по именьям. Здесь осенью крестьяне получают гроши под тяжелую работу будущим летом. Из долгов никак не вылезают. Барская мельница людей все мелет, в порошок стирает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Как тебя зовут?
— Митря.
— Что это ты все прячешь? У него заколотилось сердце. Он ответил с ненавистью, чувствуя, однако, что может быть дерзким: на это поощряла улыбка барыни.
— Что есть, то и прячу!
Она вздрогнула удивленно. Потом рассмеялась и не рассердилась. И вот на следующий день Митря получил новую одежду, а барыня пришла снова посмотреть на него.
— Что скажешь, Митря, так лучше?
— Лучше.
— Только это и можешь сказать?
— А что говорить?
— Скажи: «Целую ручку».
Митря отвел глаза в сторону, еще более смущенный, чем накануне.
— Целую ручку.
— Вот так. Учись не быть таким медведем. И когда разговариваешь, гляди на меня.
Она ушла, светловолосая, в большой соломенной шляпе с голубою лентой.
Разное говорилось про госпожу Дидину между людьми в имении.
«Бывает!» — думал про себя Митря, охваченный горячим волнением.
Потом все прошло. Он больше не думал об этом происшествии.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ЛИШЬ НА МГНОВЕНИЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ НАСТАСИЯ
Как-то в дождливую пору Митря отпросился у старшого к своему брату, мельнику.
Работать в поле было невозможно, выгонять скот на пастбище тоже нельзя было, и работники, толкавшиеся возле хозяина, гудели, как ленивый рой.
Старшой — дедушка Тригля — наказывал ему:
— Можешь идти, Митря, часика на два, на три,— только, смотри, не опаздывай, а то взбредет мироеду в голову собрать всех нас да устроить перекличку. Случается это. Кого нету, тому куска хлеба не даст, пока солнце не выгляпет и поля не просохнут. Есть у него такое поверье, что коли кто отлучится, так из туч будет лить и лить.
Митря кивнул головой, злобно усмехнувшись:
— На дожди обижается, что ли? — Как не обижаться, коли от них, вот как сейчас, одно разоренье!
— Поди, он из ружья и в небо по святым палит? — засмеялся Митря.
— Может быть, ему ведь все нипочем. Только ты этак-то не болтай, парень, как бы он тебя не услышал.
— Ну и услышит, дедушка Тригля, не велика беда. Почему бы не пальнуть в того,— кто бы там ни был,— кто напускает на нас гнилые дожди, град да вьюги? И голод еще напускает, и болезни, и напасти... Позволяет богатеям поедом есть бедняков...
— Ах ты чертенок,— накинулся старик,— довольно тебе стоять и болтать что в голову взбредет, не то ожгу вот хлыстом. Подумаешь, какой грамотей нашелся.
— На мое счастье, брат отдал в ученье. Не ругайся, дедушка Тригля. Я мигом слетаю — огня из кресала не успеешь высечь.
— Набрось мешок на голову,— посоветовал ему старик, поблескивая красным носом из зарослей белой бороды.— Возьми клячу какую-нибудь. Там на мельнице дашь ей пригоршню отрубей.
— Разве только украсть их, а то брат не жалеет ни человека, ни скотину. Весь налился скупостью, как отравой, того и гляди, лопнет. И на что ему столько денег? Коль живет, как последний нищий, то, значит, он бедней, чем мы.
— Ну-ну, иди уж,— заворчал на него старик.— А теперь-то будто из Евапгелья читаешь, словно поп.
С мешком на голове, верхом на неоседланной низенькой гнедой лошадке Митря мигом доехал до мельницы Гицэ Лунгу. Под навесом стояло семь-восемь подвод. С десяток людей сновало вокруг под дождем в вывернутых наизнанку шапках.
Митря привязал лошадь под навесом. Он потрепал ее за ушами, ласково похлопал по морде и заспешил к дверям мельницы. Мотор пыхтел и плевался из трубы прямо в тучи. Только он вошел — тут как тут на пороге брюхо Гицэ. Мельник выпучил глаза с воспаленными веками:
— И ты приехал? Голова идет кругом от забот. Видишь, сколько народу ждет, пока смелю кукурузу.
Митря остановился, смело поглядев на пего сверху вниз.
— Тогда я пошел. Приеду через годок.
— Хо! Погоди, что так?
— Уж если ты меня и за брата не считаешь, то я пойду. У нас маленькая передышка из-за этих дождей, вот я и заглянул. Пока мельница смелет пару мешков, мы бы и перебросились парой словечек.
— Ну ладно, входи.
— Невестка Станка дома? Мельник вздрогнул:
— А что? Голоден, поди?
— Нет. Повидаться хочу, как-никак она мне вроде сестры. Гицэ замотал головой, словно отмахивался от шмеля.
— Смеешься ты над пей. Дел у нее, дел — страх сколько. Давай зайдем в эту каморку. Там у меня окошечко: видно все, что делается. Люди злы, братишка. Не приглядывай за ними, так крадут напропалую.
Митря удивился:
— А они говорят, что ты их обворовываешь. У них счет не сходится, когда ты за помол берешь, они понять не могут, как это выходит.
— Кто это говорит? — засмеялся мельник.— Не верь дуракам.
— Да мне что? Послушай-ка, Гицэ, из своего прибытка дай-ка мне пригоршню отрубей для лошади.
— Как, ты верхом приехал? Нету! Не дам! Пусть ее твой хозяин кормит, у пего есть чем.
— Не скаредничай,— ласковым голосом попросил младший брат.— Ведь и лошадь — живая тварь, работает наравне со мной. Хоть она и не моя, да жалко мне ее.
— Тебе-то жалко, да отруби денег стоят.
Мельник подошел к застекленному глазку и взглянул в него.
— Садись туда на лавку. Ну, что нового в Хаджйу? Эх, дождь не перестает. Напасть, а не дождь.
— Что делать? Поперек ему не встанешь. Мельник засмеялся:
— А что сказал бы барин, узнав, что вместо слуги нанял мудреца?
— Мудреца он знает,— ответил мальчик.— Уж его-то, верно, не честил бы так, как меня честит. Разговаривал бы по-человечески.
— А я слыхал, он тобой доволен.
— Он-то доволен, да я не доволен ни платой, ни едой.
— Эй, Митря,— выпучил глаза мельник,— не гневи бога. Хозяин у тебя хороший, держись за него.
Мальчик метнул на него суровый взгляд. Гицэ отвел глаза в сторону и пробурчал:
— А я вижу, одежа на тебе порядочная.
— М-да. Подарили какую-то рвань.
— Кто?
Митря не ответил.
— Слыхал я кое-что,— пробормотал мельник.— Только бы ты умным был.
— Куда уж мне!
— Глупостью, парень, не укроешься, не оденешься и сыт не будешь.
— Может быть.
— А от женщин, парень, могут быть всякие милости.
— Нет, брат, как ни горька мамалыга, что дают мне, в грязь ронять ее не хочу. Спать мне негде, зимой холодно. Еда совсем как у нищих — не по моей работе и не по силе. Думается мне, что в Хаджиу ничего не делается по справедливости. Ушел бы куда глаза глядят.
Мельник испугался, подскочил:
— Нельзя. У тебя контракт. Еще три года должен отслужить. Меня к ответу потянут. Я за тебя ручался. Еще неустойку могут с меня стребовать.
— Уйти бы куда глаза глядят...— продолжал Митря, словно не слыша причитаний Гицэ.— Хочу я тебя спросить, везде ли такие порядки по именьям. Здесь осенью крестьяне получают гроши под тяжелую работу будущим летом. Из долгов никак не вылезают. Барская мельница людей все мелет, в порошок стирает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42