Ибрагим Слиман стоял посреди комнаты с опущенными вдоль туловища руками и слегка наклоненной головой. На вид он был того же возраста, что и его защитник. Документы говорили, что родился Слиман в Марокко, в Сук эль Арба в Гхарбе. В обычной обстановке его лицо, вероятно, было бы симпатичным. Сейчас же сквозь темные вьющиеся волосы виднелась содранная кожа, левый глаз украшали синяки, а бровь была рассечена. Рана еще оставалась фиолетовой от марганцовки, нос и губы распухли.
Риго онемел. Он внезапно ощутил на себе чистый элегантный костюм, сшитый у одного из известных парижских портных, увидел со стороны свои холеные руки, уловил запах дорогого одеколона.
— Что это... охранники вас так разделали?
Слиман продолжал неподвижно стоять посреди комнаты, он как бы смирился с судьбой. На своего защитника смотрел исподлобья, с явным недоверием.
— Нет,— ответил он тихо.— Это те, из камеры...— Слиман подчеркнул сказанное неопределенным жестом руки и добавил: — Они не любят «крыс».
— Прошу обращаться ко мне «адвокат»,— сказал Риго не без тщеславия, но почти тотчас же пожалел об этом.
— Где были охранники и почему не помешали избиению? — спросил он, доставая ручку.
Тень разочарованной улыбки промелькнула на распухших губах марокканца.
— Их не оказалось поблизости. Пока прибежали...
Эрве овладел собой и вернулся к роли адвоката. Эту специальность он выбрал еще в школьные годы, как он тогда думал, по призванию.
— Прошу вас, садитесь,— предложил он.
Слиман с минуту колебался, как бы показывая, что в его положении неприлично сидеть напротив такого элегантного мужчины. Риго тем временем рассматривал его. В глазах араба была мягкость и грусть. «Вот она, судьба двух ровесников, находящихся по разные стороны белого деревянного столика»,— подумал адвокат, внимательно вглядываясь в своего визави. Риго понимал, что ему придется взять на себя тяжесть очень сложной защиты двойного убийцы. Слиман был несколько выше него, худощав, но, судя по бугрящимся мускулам, достаточно сильный. В драке араб, должно быть, опасен. Лицо смуглое от загара или, как пишут некоторые газеты, остерегающиеся говорить прямо, преступник прибыл из Африки. Нос большой и несколько крючковатый. До того, как его избили сокамерники, он, должно быть, выглядел красавцем. Судя по состоянию ран и одежды арестанта, это произошло, очевидно, дня три назад. Риго заметил, что костюм Слимана и белая рубашка без галстука, как того требовали тюремные правила, были идеально чисты. А ведь кровь должна была течь ручьем. Следовательно, Слиман имел время и желание все выстирать. Или же ему принесли чистую одежду в передаче.
Наконец араб сел, руки скрестил на коленях и ждал вежливо, но безучастно.
— Я ваш защитник,— начал объяснять молодой адвокат тоном, каким говорят с иностранцами и детьми.— Меня зовут Эрве Риго. Адвокат Риго. Я назначен решением председателя адвокатской коллегии, чтобы обеспечить вам защиту. Если я не ошибаюсь, обвинение было предъявлено седьмого января. Уже прошло десять дней. Как это получилось, что за это время вы сами не выбрали себе адвоката?
Снова последовал неопределенный жест рукой.
— Я не знаю ни одного адвоката... хм... господин адвокат. Я никогда не имел дело с правосудием. Следовательно... тот, кого мне назначили, для меня вполне хорош.
Из осторожности Слиман счел уместным скорректировать то, что в его горьких словах могло показаться обидным:
— Но я вам доверяю...— добавил он и принужденно улыбнулся.
— Очень вам благодарен,— ответил Риго.— Должен вам сказать, что вы могли попасть и в худшее положение. Я практикант, но работаю в канцелярии адвоката Симони и смогу пользоваться его советами. С другой стороны, хочу вас заверить, что независимо от того, выбрали вы меня или я был назначен, я сделаю все, что в моих силах, для выполнения своей задачи. В связи с этим сразу хочу сказать, что позиция, выбранная вами для защиты, безнадежна. По-моему, лучше признаться и тогда мы вместе подумаем, как найти смягчающие вину обстоятельства: эмоции, умственное расстройство... Вы понимаете?
Ибрагим Слиман поднял голову. Он посмотрел своему защитнику прямо в глаза, и тому показалось, что вместо воли к борьбе в них отражается безмерная усталость и болезненное удивление — даже его собственный адвокат уже вынес обвинительный приговор.
Наверное, поэтому в голосе обвиняемого не было обиды.
— Но, господин адвокат, я не могу признаться в преступлении, которого не совершал. Я невиновен... Понимаете?
Риго открыл портфель с документами.
— Я не хотел бы, чтобы мы оба понапрасну тратили время,— сказал он тихо и спокойно, пытаясь, как упрямому ребенку, объяснить Слиману его положение.
— Послушайте, пожалуйста, Вы, кажется, говорите по-французски. Умеете ли вы читать и писать?
Слиман посмотрел на него с удивлением. Теперь он понял, что отделяет его от этого французского интеллектуала, и ответил тоном снисходительного терпения:
— Конечно, господин адвокат...
— Отлично,— сказал Риго, кладя руку на раскрытую папку,— что вы умеете читать. Здесь все описано: четвертого января вечером, когда были убиты господин Монгарнье и его экономка, вас видели на улице Коммандан-Брюн в Медоне, в нескольких шагах от улицы дес Розес, вы звонили по телефону из кафе. Хозяйка, имевшая возможность хорошо к вам присмотреться, описала полиции черты вашего лица и ваш автомобиль, благодаря чему вас так быстро разыскали. В багажнике автомобиля нашли тряпку в пятнах, и экспертиза доказала, что это кровь господина Монгарнье. Вы не будете возражать, что это доказательство? Если вы не имеете ничего общего с этим преступлением, я хотел бы знать, как тряпка попала в вашу машину?
Адвокат заметил, что кулаки марокканца стиснулись, и испугался, не начинается ли у того приступ бешенства. Однако через минуту Слиман успокоился. Риго понял, что узник еще в камере все обдумал, принял какое-то решение и прилагает отчаянные усилия, чтобы его не охватила ярость. Интеллектуальный уровень Слимана оказался значительно выше, чем можно было ожидать от рабочего из Северной Африки.
Но несмотря на самообладание, он не смог скрыть волнения.
— Господин адвокат, теперь прошу вас, в свою очередь, выслушать меня. Никто этому не верит — ни полиция, ни следователь, ни тюремные охранники, ни мои товарищи по камере. Они избили меня потому, что считают законченным подлецом, убийцей двух стариков. Если и вы мне не поверите, то чего же мне ждать? Если вы даже спасете меня от гильотины, неужели я должен всю оставшуюся жизнь провести в тюрьме? Судите сами. Четвертое января — это среда. Действительно, в тот вечер я был в кафе в Медоне. Меня подвела покрышка. Я купил машину уже старой, по случаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35