Замена колеса заняла много времени, и поскольку я запаздывал, то зашел в кафе и попросил пива и жетон для телефона.
— У вас было испуганное лицо и слышали, как вы сказали: «Мне ужасно не повезло...»
— Я был не испуган, а очень озабочен. Мне нужно было выходить в ночную смену и начать работу уже в девять вечера. Я позвонил, чтобы предупредить о своем опоздании.
— И вы еще сказали, что хотите помыть руки?
— Конечно!.. Я только что менял колесо и руки у меня были грязные.
— К несчастью, за несколько минут до этого примерно в пятидесяти метрах от кафе были убиты двое, а через два дня нашли вас и вашу машину, в багажнике которой валялась тряпка с пятнами крови. Какой же вывод могла из этого всего сделать полиция?
— Я не обвиняю полицию,— устало сказал марокканец.— На их месте я сделал бы, наверное, то же самое. Не знаю... не имею понятия, что случилось. Меня забрали сначала в комиссариат в Медоне, а потом пришли в мою квартиру и сделали обыск. Перевернули все вверх дном. Затем меня перевезли на набережную Орфевр, целый день допрашивали, осыпали оскорблениями, били. Мне показали тряпку, которую я никогда не видел. Явилась хозяйка кафе, чтобы меня опознать. Они все время старались заставить признаться в том, что я убил этих бедолаг. В понедельник я предстал перед следственным судьей, который обвинил меня в двойном убийстве, в краже со взломом и еще бог весть в чем. Но я заявляю вам, что я невиновен...
Эрве был захвачен врасплох этим заявлением. Он ожидал, что перед ним появится Джек Потрошитель, а приходилось иметь дело с искусным актером. Последняя фраза Слимана звучала почти патетически. Адвокат пожал плечами.
— Я очень хотел бы вам верить,— буркнул он.— Тогда моя задача была бы облегчена. Но обращаю ваше внимание на то, что если вы будете настаивать на своей невиновности, вероятнее всего, вас ждет смертная казнь.
Он наклонился через столик.
— Слиман, поймите меня. Если бы только кафе, можно было бы оспаривать свидетельство хозяйки, выдвинуть против нее обвинение в расизме. Но тряпка, Слиман, окровавленная тряпка! Предложите же мне какое-нибудь имеющее смысл объяснение.
Марокканец съежился на стуле.
— У меня была надежда...— начал он.
— На что вы надеялись? — настаивал Риго, начиная терять терпение.
— Ведь вы читали мое дело, я надеялся, вы знаете, как все случилось... Это значит... как дошло до моего ареста. Я постараюсь вам все объяснить.
— Ну, если так, я могу вам рассказать. В полицейских рапортах все написано черным по белому. Говорят, во Франции сильны расовые предрассудки, но, уверяю вас, они здесь ни при чем. Дело ясное, как стеклышко. Мне не нужно даже разговаривать с людьми, проводившими следствие, я сам могу на основании этих документов представить тот день — четверг, пятого января. Здесь все есть: рапорты, протоколы, показания свидетелей — все, благодаря чему удалось добраться до вас.
Глава вторая
Эта часть городка Медон знала когда-то лучшие времена. Перед войной здесь строили виллы богатые буржуа. В те времена многие, кто не имел возможности это сделать, испытывали легкую зависть, когда поезд, идущий в Версаль, останавливался в Медоне, Вал-Флери... Послевоенные годы нанесли тяжелый удар поэзии предместья. Красивые виллы начали уступать место большим жилым блокам или их роскошным вариантам — резиденциям. Бывшие огороды и сады заменили автомобильными стоянками. Но несколько улиц героически сопротивлялись этому. Одной из них была улица дес Розес. Здесь, за решеткой из кованого железа, виднелись каменные дома немодного уже стиля двадцатых годов. Даже двойной ряд лип по обеим сторонам мостовой еще держался, хотя и здесь между их стволами уже стояли автомобили. Улица дес Розес явно помрачнела, когда машина уголовной полиции остановилась перед домом номер шесть. Четверг, пятого января, клонился к сумеркам. Было не очень холодно, но сырость пронизывала до мозга костей. Еще худшей ожидалась погода к вечеру. Прогноз предвещал приток воздуха из Сибири.
Инспектор Перно, не обращая внимания на полицейского у входа, несколькими широкими шагами достиг подъезда. Туда же вслед за ним вбежали два офицера — Кампион и Вайянт.
Роскошный, выложенный мрамором холл как бы подчеркивал великолепие резиденции. Два огромных венецианских зеркала придавали ему монументальный вид. Лестницы изысканных очертаний, подчеркнутых массивной баллюстрадой из кованого железа, брали здесь свое начало, возносясь к верхним этажам. В кресле возле окна сидел человек. При виде полицейских он встал и представился:
— Фромаже, из комиссариата Медона. Я помогал комиссару в предварительной процедуре. После вызова бригады он поручил мне остаться здесь.
Перно небрежно кивнул. Это был мужчина лет сорока, он уже вжился в роль комиссара, которым надеялся вскоре стать.
— Отлично, Фромаже,— сказал он.— Прошу показать нам дорогу.
— Это наверху,— ответил инспектор и двинулся по лестнице.
Когда они открыли дверь, Перно не сумел удержаться от возгласа. Он оказался в огромном зале, вероятно, служившим хозяину кабинетом, библиотекой и салоном одновременно. Здесь стояли два огромных, во всю стену, полные книг стеллажа. Справа от камина, на низеньком столике перед удобным кожаным креслом располагался телевизор. Мягко подсвеченные ниши были украшены статуэтками из мейссенского фарфора. На стенах висело около дюжины полотен. Перно ощутил себя в музее. По пути сюда он успел заметить картины в холле, на лестничной клетке, в галерее второго этажа. Но момент был не подходящий для художественных изысканий. В кресле за бюро, занимавшем целый угол зала, сидел мертвец. Это был очень старый человек, о чем свидетельствовала белизна редких волос и покрытые коричневыми старческими пятнами руки. Вид его был страшен: седые волосы слиплись от крови, которая обрызгала также бюро и ближайшую мебель. Череп у него был раскроен пополам, капли мозга покрывали даже его бархатную
куртку.В комнате было два окна, выходящие, вероятно, в сад и сейчас закрытые двойными шторами. Такую картину застали полицейские, явившиеся сюда два часа назад. Электрическое освещение, странное в разгаре дня, когда яркий дневной свет врывался через двери, ведущие на галерею и на лестницы, придавал всему жуткий, фантастический характер, как в новеллах Эдгара По.
Вокруг трупа царил беспорядок: ящики бюро вынуты, находившиеся в них бумаги разбросаны, а некоторые еще и залиты кровью, секретер разбит, а его содержимое, как вывернутые внутренности, рассыпано на плюшевом диване и на полу.
Перно стоял, широко расставив ноги, в сдвинутой на затылок фетровой шляпе, расстегнутом плаще, с руками в карманах пиджака и медленно окидывал взглядом сцену драмы, стараясь запомнить каждую подробность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— У вас было испуганное лицо и слышали, как вы сказали: «Мне ужасно не повезло...»
— Я был не испуган, а очень озабочен. Мне нужно было выходить в ночную смену и начать работу уже в девять вечера. Я позвонил, чтобы предупредить о своем опоздании.
— И вы еще сказали, что хотите помыть руки?
— Конечно!.. Я только что менял колесо и руки у меня были грязные.
— К несчастью, за несколько минут до этого примерно в пятидесяти метрах от кафе были убиты двое, а через два дня нашли вас и вашу машину, в багажнике которой валялась тряпка с пятнами крови. Какой же вывод могла из этого всего сделать полиция?
— Я не обвиняю полицию,— устало сказал марокканец.— На их месте я сделал бы, наверное, то же самое. Не знаю... не имею понятия, что случилось. Меня забрали сначала в комиссариат в Медоне, а потом пришли в мою квартиру и сделали обыск. Перевернули все вверх дном. Затем меня перевезли на набережную Орфевр, целый день допрашивали, осыпали оскорблениями, били. Мне показали тряпку, которую я никогда не видел. Явилась хозяйка кафе, чтобы меня опознать. Они все время старались заставить признаться в том, что я убил этих бедолаг. В понедельник я предстал перед следственным судьей, который обвинил меня в двойном убийстве, в краже со взломом и еще бог весть в чем. Но я заявляю вам, что я невиновен...
Эрве был захвачен врасплох этим заявлением. Он ожидал, что перед ним появится Джек Потрошитель, а приходилось иметь дело с искусным актером. Последняя фраза Слимана звучала почти патетически. Адвокат пожал плечами.
— Я очень хотел бы вам верить,— буркнул он.— Тогда моя задача была бы облегчена. Но обращаю ваше внимание на то, что если вы будете настаивать на своей невиновности, вероятнее всего, вас ждет смертная казнь.
Он наклонился через столик.
— Слиман, поймите меня. Если бы только кафе, можно было бы оспаривать свидетельство хозяйки, выдвинуть против нее обвинение в расизме. Но тряпка, Слиман, окровавленная тряпка! Предложите же мне какое-нибудь имеющее смысл объяснение.
Марокканец съежился на стуле.
— У меня была надежда...— начал он.
— На что вы надеялись? — настаивал Риго, начиная терять терпение.
— Ведь вы читали мое дело, я надеялся, вы знаете, как все случилось... Это значит... как дошло до моего ареста. Я постараюсь вам все объяснить.
— Ну, если так, я могу вам рассказать. В полицейских рапортах все написано черным по белому. Говорят, во Франции сильны расовые предрассудки, но, уверяю вас, они здесь ни при чем. Дело ясное, как стеклышко. Мне не нужно даже разговаривать с людьми, проводившими следствие, я сам могу на основании этих документов представить тот день — четверг, пятого января. Здесь все есть: рапорты, протоколы, показания свидетелей — все, благодаря чему удалось добраться до вас.
Глава вторая
Эта часть городка Медон знала когда-то лучшие времена. Перед войной здесь строили виллы богатые буржуа. В те времена многие, кто не имел возможности это сделать, испытывали легкую зависть, когда поезд, идущий в Версаль, останавливался в Медоне, Вал-Флери... Послевоенные годы нанесли тяжелый удар поэзии предместья. Красивые виллы начали уступать место большим жилым блокам или их роскошным вариантам — резиденциям. Бывшие огороды и сады заменили автомобильными стоянками. Но несколько улиц героически сопротивлялись этому. Одной из них была улица дес Розес. Здесь, за решеткой из кованого железа, виднелись каменные дома немодного уже стиля двадцатых годов. Даже двойной ряд лип по обеим сторонам мостовой еще держался, хотя и здесь между их стволами уже стояли автомобили. Улица дес Розес явно помрачнела, когда машина уголовной полиции остановилась перед домом номер шесть. Четверг, пятого января, клонился к сумеркам. Было не очень холодно, но сырость пронизывала до мозга костей. Еще худшей ожидалась погода к вечеру. Прогноз предвещал приток воздуха из Сибири.
Инспектор Перно, не обращая внимания на полицейского у входа, несколькими широкими шагами достиг подъезда. Туда же вслед за ним вбежали два офицера — Кампион и Вайянт.
Роскошный, выложенный мрамором холл как бы подчеркивал великолепие резиденции. Два огромных венецианских зеркала придавали ему монументальный вид. Лестницы изысканных очертаний, подчеркнутых массивной баллюстрадой из кованого железа, брали здесь свое начало, возносясь к верхним этажам. В кресле возле окна сидел человек. При виде полицейских он встал и представился:
— Фромаже, из комиссариата Медона. Я помогал комиссару в предварительной процедуре. После вызова бригады он поручил мне остаться здесь.
Перно небрежно кивнул. Это был мужчина лет сорока, он уже вжился в роль комиссара, которым надеялся вскоре стать.
— Отлично, Фромаже,— сказал он.— Прошу показать нам дорогу.
— Это наверху,— ответил инспектор и двинулся по лестнице.
Когда они открыли дверь, Перно не сумел удержаться от возгласа. Он оказался в огромном зале, вероятно, служившим хозяину кабинетом, библиотекой и салоном одновременно. Здесь стояли два огромных, во всю стену, полные книг стеллажа. Справа от камина, на низеньком столике перед удобным кожаным креслом располагался телевизор. Мягко подсвеченные ниши были украшены статуэтками из мейссенского фарфора. На стенах висело около дюжины полотен. Перно ощутил себя в музее. По пути сюда он успел заметить картины в холле, на лестничной клетке, в галерее второго этажа. Но момент был не подходящий для художественных изысканий. В кресле за бюро, занимавшем целый угол зала, сидел мертвец. Это был очень старый человек, о чем свидетельствовала белизна редких волос и покрытые коричневыми старческими пятнами руки. Вид его был страшен: седые волосы слиплись от крови, которая обрызгала также бюро и ближайшую мебель. Череп у него был раскроен пополам, капли мозга покрывали даже его бархатную
куртку.В комнате было два окна, выходящие, вероятно, в сад и сейчас закрытые двойными шторами. Такую картину застали полицейские, явившиеся сюда два часа назад. Электрическое освещение, странное в разгаре дня, когда яркий дневной свет врывался через двери, ведущие на галерею и на лестницы, придавал всему жуткий, фантастический характер, как в новеллах Эдгара По.
Вокруг трупа царил беспорядок: ящики бюро вынуты, находившиеся в них бумаги разбросаны, а некоторые еще и залиты кровью, секретер разбит, а его содержимое, как вывернутые внутренности, рассыпано на плюшевом диване и на полу.
Перно стоял, широко расставив ноги, в сдвинутой на затылок фетровой шляпе, расстегнутом плаще, с руками в карманах пиджака и медленно окидывал взглядом сцену драмы, стараясь запомнить каждую подробность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35