— забыв поздороваться, спросил он.
Женя ответила весьма вежливо:
— Здравствуйте, Сергей Антонович.
И глаза у нее были спокойны и ясны, Вадик Ковали* шин сравнил бы их с глубочайшими озерами.
— М-м... Угу! — пробормотал Друзь.
После долгого молчания Женя наконец ответила:
— Да, назначили. Впервые.
Друзь отвел глаза в сторону.
Как хорошо, что эта медсестра работает не с ним! И вообще — с какой стати эта красавица пошла в мед* сестры? Кто из институтских умников направил ее в мужское отделение? Или она приглянулась самому Са- мойлу Евсеевичу? Конечно, у выздоравливающих при взгляде на Женю появляется могучее желание поскорее стать совсем здоровым. Но ведь и молодые врачи не сводят с нее глаз. Вадик, например, при ней обо всем забывает...
В клинике Женя работает с осени. Ей двадцать один год. Цвет ее волос вызывает зависть даже у настоящих блондинок: рядом с ней они сами себе кажутся крашеными. И как они пышны, Женины волосы! Косынка на них почти не держится: как бы туго ее ни завязывать, она то сбивается набок, то сползает на затылок.
Вот и сейчас — едва Женя повернула голову, как вдруг вспыхнуло золотое сияние. И сделала это Женя нарочно: слишком уж невинные у нее глаза.
Но Друзя этим не проймешь. Если присмотреться к этой медсестре повнимательнее, ничего особенного не увидишь. Лицо как лицо. Рост средний, не худая, но и не полная. Конечно, белый халат не идеальное платье для девушки: он слишком все обобщает. А в другой одежде Друзь Женю не видел. И не желает видеть.
Вот разве глаза... Впрочем, если и к ним приглядеться... Темно-серые, почти круглые, величиной с медные пятаки. Хоть год в них всматривайся — все равно не поймешь, то ли они как глубокие озера, то ли как унылое осеннее небо. И вряд ли они зеркало души.
Задолго до появления этой медсестры в клинике Друзь приучил себя не замечать женской красоты. Зачем она ему?
Возможно, есть что-то в Жене помимо внешности.
Пусть ищет это вперегонки с остальными молодыми врачами Вадик. Не возбраняется и солидному Александру Семеновичу Танцюре весьма пристально посматривать ей вслед. По всей видимости, клиникой число ее рыцарей не ограничивается.
Но вот что странно — у самой скромной девушки от всеобщего внимания кругом пошла бы голова. А Друзь ни разу не заметил, чтобы Женя с кем-нибудь пококетничала. Даже Вадик, самый настойчивый среди ее поклонников, не может похвалиться тем, что хотя бы один-единственный раз, хотя бы еле заметная искорка вспыхнула для него в Жениных глазах, что услышал он от нее хоть словечко, от которого и у маленькой надежды вырастают крылья.
А ведь Женя на ласковые слова не скупится. Но слышат их только лежачие больные. С ними она всегда чутка, добра, спокойна, для каждого делает больше, чем у нее просят. Такой и должна быть медицинская сестра.
Тот же Вадик как-то сказал Друзю: осенью этого или следующего года Женя Жовнир непременно станет студенткой медицинского института. Но какое дело до этого Друзю? Сейчас только одно имеет значение: Женя всего четыре месяца работает здесь, пришла сюда прямо из школы — рано ей дежурить ночью да еще под понедельник! Старшая медсестра такого неосторожного шага не сделала бы. Значит...
— Кто замолвил за вас словечко старшей?
Друзь вложил в этот вопрос всю свою язвительность.
Женя ответила с холодным достоинством:
— Сестра, которая должна была дежурить сегодня, заболела. Я предложила себя. Старшая полтора часа экзаменовала меня самым придирчивым образом. И в конце концов согласилась.
— Ну п что из того? — сказал Друзь угрюмо.— Я легко сдал бы любой экзамен по латинскому языку. Но разговаривать на нем я не отважусь.
Друзь был на голову выше Жени. Она запрокинула голову (косынка сразу же съехала на затылок), как бы сверху вниз посмотрела на своего собеседника и твердо заявила:
— А я за себя не боюсь.
Волосы рассыпались по ее плечам.
Друзь предусмотрительно отвернулся и не заметил ни воистину королевского взгляда, ни золотого сияния.
— Смело сказано,— сказал он.— Но смотрите, чтобы не пришлось снять вас с дежурства...
Его взгляд упал на руки девушки. Правая была опущена в карман, а пальцы левой нетерпеливо теребили полу халата.
— Вот видите, нервы у вас — никуда.
Женя спрятала руку за спину и удивленно спросила:
— Нервы? Нет, они у меня послушные. Не растеряюсь ни при каком чепе... Я знаю, какое будет у меня дежурство. Ни одной спокойной минуты: всю ночь за мной будет следить самый большой придира. Знаю и не боюсь. И вам нечего бояться за меня и за мои нервы,
У Друзя искренне сорвалось:
— Браво!
В самом деле храбрая девчушка!.. Не легко придется тому, кто завоюет в конце концов это самоуверенное создание: скромная роль нитки, которая беспрекословно тянется за иголкой,— вот его участь.
Собственно, Женя сумела поставить себя здесь высоко. Влюбляются в нее преимущественно издали. Никто при ней даже словам воли не дает — все ее рыцари стоят перед ней как по команде «смирно»...Для такой, если она поступит в мединститут, не крутой горой он будет, а пологим пригорком...
— Теперь посмотрим, что у вас в палатах.
Голос Друзя почти утратил суровость. Женя этого не заметила. Пропустив врача вперед, она независимо пошла за ним, на ходу пряча волосы под косынку.
— Больных в отделении сорок семь,— словно читая по бумажке, доложила она.— Лежачих четверо. Свобод* ных коек три. Одна в вашей палате,
В мужском отделении Друзь пробыл не менее часа. И Жене пришлось сдать еще один экзамен. Возле каждой кровати врач заставлял девушку со всеми подробностями докладывать о больном, о том, что назначено ему на вечер и на утро, что она должна делать, если ему вдруг станет плохо. Во время этого допроса с пристрастием Женя отвечала Друзю спокойно и безошибочно, ни разу не опустила глаза. Она знала все, что надлежит знать медицинской сестре, а нервы у этой девушки были отнюдь не девичьи.
Когда выходили из последней палаты, не она, а Друзь
вздохнул с облегчением. Женя победно встряхнула голо* вой. И Друзь увидел, как сияли у нее глаза. Каким счастливым был бы, наверно, Вадик, если бы они засияли так для него!
Женя позволила себе обратиться к дежурному врачу с едва скрытой иронией:
— Вы так увлеклись проверкой моих способностей, что на больных почти не обращали внимания. К счастью, все они в хорошем состоянии. Вы столько сил потратили на меня — вам их не жаль? ' Друзь тихо стукнул палкой по полу. — Боюсь, что ваши испытания еще не закончились. Ч) Ночи под понедельник спокойными у нас почти не бывают. Будьте готовы к более трудному, чем наша беседа. Даже о пустяках сообщайте мне сразу же. Дежурная на ) " коммутаторе будет знать, где я нахожусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Женя ответила весьма вежливо:
— Здравствуйте, Сергей Антонович.
И глаза у нее были спокойны и ясны, Вадик Ковали* шин сравнил бы их с глубочайшими озерами.
— М-м... Угу! — пробормотал Друзь.
После долгого молчания Женя наконец ответила:
— Да, назначили. Впервые.
Друзь отвел глаза в сторону.
Как хорошо, что эта медсестра работает не с ним! И вообще — с какой стати эта красавица пошла в мед* сестры? Кто из институтских умников направил ее в мужское отделение? Или она приглянулась самому Са- мойлу Евсеевичу? Конечно, у выздоравливающих при взгляде на Женю появляется могучее желание поскорее стать совсем здоровым. Но ведь и молодые врачи не сводят с нее глаз. Вадик, например, при ней обо всем забывает...
В клинике Женя работает с осени. Ей двадцать один год. Цвет ее волос вызывает зависть даже у настоящих блондинок: рядом с ней они сами себе кажутся крашеными. И как они пышны, Женины волосы! Косынка на них почти не держится: как бы туго ее ни завязывать, она то сбивается набок, то сползает на затылок.
Вот и сейчас — едва Женя повернула голову, как вдруг вспыхнуло золотое сияние. И сделала это Женя нарочно: слишком уж невинные у нее глаза.
Но Друзя этим не проймешь. Если присмотреться к этой медсестре повнимательнее, ничего особенного не увидишь. Лицо как лицо. Рост средний, не худая, но и не полная. Конечно, белый халат не идеальное платье для девушки: он слишком все обобщает. А в другой одежде Друзь Женю не видел. И не желает видеть.
Вот разве глаза... Впрочем, если и к ним приглядеться... Темно-серые, почти круглые, величиной с медные пятаки. Хоть год в них всматривайся — все равно не поймешь, то ли они как глубокие озера, то ли как унылое осеннее небо. И вряд ли они зеркало души.
Задолго до появления этой медсестры в клинике Друзь приучил себя не замечать женской красоты. Зачем она ему?
Возможно, есть что-то в Жене помимо внешности.
Пусть ищет это вперегонки с остальными молодыми врачами Вадик. Не возбраняется и солидному Александру Семеновичу Танцюре весьма пристально посматривать ей вслед. По всей видимости, клиникой число ее рыцарей не ограничивается.
Но вот что странно — у самой скромной девушки от всеобщего внимания кругом пошла бы голова. А Друзь ни разу не заметил, чтобы Женя с кем-нибудь пококетничала. Даже Вадик, самый настойчивый среди ее поклонников, не может похвалиться тем, что хотя бы один-единственный раз, хотя бы еле заметная искорка вспыхнула для него в Жениных глазах, что услышал он от нее хоть словечко, от которого и у маленькой надежды вырастают крылья.
А ведь Женя на ласковые слова не скупится. Но слышат их только лежачие больные. С ними она всегда чутка, добра, спокойна, для каждого делает больше, чем у нее просят. Такой и должна быть медицинская сестра.
Тот же Вадик как-то сказал Друзю: осенью этого или следующего года Женя Жовнир непременно станет студенткой медицинского института. Но какое дело до этого Друзю? Сейчас только одно имеет значение: Женя всего четыре месяца работает здесь, пришла сюда прямо из школы — рано ей дежурить ночью да еще под понедельник! Старшая медсестра такого неосторожного шага не сделала бы. Значит...
— Кто замолвил за вас словечко старшей?
Друзь вложил в этот вопрос всю свою язвительность.
Женя ответила с холодным достоинством:
— Сестра, которая должна была дежурить сегодня, заболела. Я предложила себя. Старшая полтора часа экзаменовала меня самым придирчивым образом. И в конце концов согласилась.
— Ну п что из того? — сказал Друзь угрюмо.— Я легко сдал бы любой экзамен по латинскому языку. Но разговаривать на нем я не отважусь.
Друзь был на голову выше Жени. Она запрокинула голову (косынка сразу же съехала на затылок), как бы сверху вниз посмотрела на своего собеседника и твердо заявила:
— А я за себя не боюсь.
Волосы рассыпались по ее плечам.
Друзь предусмотрительно отвернулся и не заметил ни воистину королевского взгляда, ни золотого сияния.
— Смело сказано,— сказал он.— Но смотрите, чтобы не пришлось снять вас с дежурства...
Его взгляд упал на руки девушки. Правая была опущена в карман, а пальцы левой нетерпеливо теребили полу халата.
— Вот видите, нервы у вас — никуда.
Женя спрятала руку за спину и удивленно спросила:
— Нервы? Нет, они у меня послушные. Не растеряюсь ни при каком чепе... Я знаю, какое будет у меня дежурство. Ни одной спокойной минуты: всю ночь за мной будет следить самый большой придира. Знаю и не боюсь. И вам нечего бояться за меня и за мои нервы,
У Друзя искренне сорвалось:
— Браво!
В самом деле храбрая девчушка!.. Не легко придется тому, кто завоюет в конце концов это самоуверенное создание: скромная роль нитки, которая беспрекословно тянется за иголкой,— вот его участь.
Собственно, Женя сумела поставить себя здесь высоко. Влюбляются в нее преимущественно издали. Никто при ней даже словам воли не дает — все ее рыцари стоят перед ней как по команде «смирно»...Для такой, если она поступит в мединститут, не крутой горой он будет, а пологим пригорком...
— Теперь посмотрим, что у вас в палатах.
Голос Друзя почти утратил суровость. Женя этого не заметила. Пропустив врача вперед, она независимо пошла за ним, на ходу пряча волосы под косынку.
— Больных в отделении сорок семь,— словно читая по бумажке, доложила она.— Лежачих четверо. Свобод* ных коек три. Одна в вашей палате,
В мужском отделении Друзь пробыл не менее часа. И Жене пришлось сдать еще один экзамен. Возле каждой кровати врач заставлял девушку со всеми подробностями докладывать о больном, о том, что назначено ему на вечер и на утро, что она должна делать, если ему вдруг станет плохо. Во время этого допроса с пристрастием Женя отвечала Друзю спокойно и безошибочно, ни разу не опустила глаза. Она знала все, что надлежит знать медицинской сестре, а нервы у этой девушки были отнюдь не девичьи.
Когда выходили из последней палаты, не она, а Друзь
вздохнул с облегчением. Женя победно встряхнула голо* вой. И Друзь увидел, как сияли у нее глаза. Каким счастливым был бы, наверно, Вадик, если бы они засияли так для него!
Женя позволила себе обратиться к дежурному врачу с едва скрытой иронией:
— Вы так увлеклись проверкой моих способностей, что на больных почти не обращали внимания. К счастью, все они в хорошем состоянии. Вы столько сил потратили на меня — вам их не жаль? ' Друзь тихо стукнул палкой по полу. — Боюсь, что ваши испытания еще не закончились. Ч) Ночи под понедельник спокойными у нас почти не бывают. Будьте готовы к более трудному, чем наша беседа. Даже о пустяках сообщайте мне сразу же. Дежурная на ) " коммутаторе будет знать, где я нахожусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41