После того, что вы тут наговорили,
мне только пожары и мерещатся. Это всего на одну ночь. К завтрашнему
вечеру я подыщу такое местечко, что там даже аббата Мэлдона не опалило бы
адское пламя. Но пока обходитесь теплой одеждой. У меня в закладе имеются
меха, я их вам сейчас пришлю. Вы сами виноваты, а для меня в молодости в
осенний день топки не требовалось. Ну ладно, ладно.
Он ушел; и в тот вечер они его больше не видели.
На следующее утро, когда они сидели за завтраком, Джекоб Смит
появился и принялся говорить о чем угодно - о плохой погоде, о том, что
ветчина жестковата и ни в какое сравнение не идет с той, которую
приготовляли в Блосхолме, когда он был молод, о том, что мальчуган Сайсели
очень похож на мать.
- Ну уж нет, - прервала его Сайсели, почувствовавшая, что он их
дразнит, - он вылитый отец. Со мной у него нет ни малейшего сходства.
- Вот как? - ответил Джекоб. - Ладно, я выскажу свое мнение, когда
увижу отца... А кстати, дайте-ка мне перечитать записку, которую человек в
плаще передал Эмлин.
Сайсели дала ему записку, и он стал внимательно изучать ее. Потом
безразличным тоном промолвил:
- На днях я видел список христианских пленников, спасенных от турок
императором Карлом в Тунисе. Среди них имеется некий Хуфлит, обозначенный
как английский сеньор и его слуга. Вот мне и кажется...
Сайсели так и бросилась на него.
- Жестокий, злодей! Сколько времени знали это - и слова не проронили!
- Потише, миледи, - сказал он, отступая. - Я узнал это лишь вчера в
одиннадцать часов вечера, когда вы уже спали сном праведным. Вчера ведь не
сегодня, потому я и сказал: на днях.
- Можно было меня разбудить. А теперь живо говорите, где он.
- Откуда мне знать? Во всяком случае, не здесь. Но в этом документе
говорилось...
- Что же в нем говорилось?
- Стараюсь припомнить, да память мне изменяет. Может, и с вами такое
случится, когда вы доживете до моих лет, если небу угодно будет...
- О, хоть бы ему угодно было заставить вас рассказывать толком! Что
говорилось в документе?
- А, вот, припомнил! В примечании, имевшемся среди прочих новостей.
Упомянул ли я о том, что это было письмо от посла его королевской милости
в Испании? Пишет он такими каракулями, что ничего не разобрать. Ну, ну, не
торопите меня. Так вот, говорилось там, что означенный "сэр Хуфлит" -
посол снабдил это имя вопросительным знаком - и его слуга - да, да, я
уверен, что речь шла и о слуге, - что оба они, будучи очень злы на турок
за то, как обходились с ними эти нехристи-нет, я забыл прибавить, что их
было трое, третий - священник, который поступил иначе; так вот, будучи
очень злы, они остались там, чтобы вместе с испанцами сражаться против
турок до окончания военных действий. Теперь я все сказал.
- Все - и как это мало! - вскричала Сайсели. - Но все же лучше, чем
ничего. И зачем это женатому человеку понадобилось плыть за море, чтобы
мстить несчастным, невежественным туркам?
- А почему нет, - вмешалась Эмлин, - если он, как твой супруг,
считает себя вдовцом?
- Да, я забыла. Он думает, что меня нет в живых; да и его скоро не
будет в живых; может быть, и сейчас уже нет, - ведь эти безбожные, злобные
турки убьют его. - И она залилась слезами.
- Я забыл добавить, - поспешно сказал Джекоб, что в другом письме,
помеченном более поздним числом, посол сообщает, что поход императора
против турок прерван до весны и что участвовавшие в нем англичане
сражались с великой доблестью и все возвратились живы и невредимы, но на
этот раз имена их не упомянуты.
- Все возвратились! Если бы мой муж умер - а он не мог умереть
бесславно, как трус, - то разве говорилось бы в письме, что все
возвратились? Нет, нет, он жив, но вернется ли - кто знает? Может быть, он
еще куда-нибудь отправится или останется в Испании и женится там.
- Это невозможно, - с поклоном сказал старый Джекоб. - Раз вы были
его женой, это невозможно.
- Невозможно, - повторила Эмлин. - Ведь ему надо еще свести счеты с
этим Мэлдоном! Мужчина может забыть свою возлюбленную, особенно если он
думает, что ее нет в живых... Но раз он остался за границей, чтобы
сражаться с турками, которые с ним плохо обращались, так уж наверно
возвратится домой, чтобы расправиться с аббатом, который разорил его и
убил его жену.
Наступило молчание. Золотых дел мастер, чувствуя, что всем невесело,
поторопился прервать его.
- Да, он несомненно возвратится на родину. По тому, что нам известно,
может быть, уже и возвратился. Мы тоже должны предъявить счет этому
аббату. Он, конечно, негодяй, но не следует думать, что все без исключения
аббаты злодеи. Теперь же, миледи, я расскажу вам, что мне удалось сделать;
и, может быть, вам это понравится больше, чем мне самому. Вчера вечером я
повидался с лордом Кромуэлом, с которым у меня немало своих дел, у него в
доме, в Остин Фрайерс, и изложил ему ваше дело. Как я и предполагал, этот
подлый обманщик Ли о нем с ним и не заговаривал, рассчитывая вытащить из
пудинга все сливы, а хозяину своему передать уже объедки. Он просмотрел
ваши документы, достал ходатайства аббата к сравнил то и другое. Затем он
взял мою просьбу на заметку и сразу же спросил: "Сколько?"
Я сказал: "Тысячу фунтов в качестве займа королю". Заем этот
возвращать не придется, а в качестве возмещения я прошу - от вашего имени
- все земли аббата в добавление к вашим собственным, когда земли
означенного аббата будут конфискованы, что не замедлит последовать. На это
он согласился от имени его королевской милости, ибо король весьма
нуждается в деньгах, но спросил - что же ему самому? Я ответил: пятьсот
фунтов ему и его шакалам, в том числе доктору Ли, причем никакой расписки
мы не потребуем. Он же сказал, что этого недостаточно: после того как
насытятся шакалы, для него останутся только обглоданные кости; я должен
предложить больше, ибо и мои требования не малые; затем он сделал вид, что
прекращает разговор. Я пошел к дверям, но обернулся и сказал, что у меня
есть чудеснейшая жемчужина, и ему, любителю драгоценных камней, может
быть, любопытно будет взглянуть на нее: жемчужина стоит не одного
аббатства. Он сказал: "Покажите!" - и вы бы только видели! - млел над нею,
как девушка над первым полученным ею любовным письмом. "О, если бы таких
было две!" - прошептал он.
"Две, милорд! - ответил я. - Да на всем белом свете нет другой такой
жемчужины!" Правда, когда я произносил эти слова, оправа второй,
приколотой к внутренней стороне моего камзола, крепко уколола меня, словно
рассердившись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
мне только пожары и мерещатся. Это всего на одну ночь. К завтрашнему
вечеру я подыщу такое местечко, что там даже аббата Мэлдона не опалило бы
адское пламя. Но пока обходитесь теплой одеждой. У меня в закладе имеются
меха, я их вам сейчас пришлю. Вы сами виноваты, а для меня в молодости в
осенний день топки не требовалось. Ну ладно, ладно.
Он ушел; и в тот вечер они его больше не видели.
На следующее утро, когда они сидели за завтраком, Джекоб Смит
появился и принялся говорить о чем угодно - о плохой погоде, о том, что
ветчина жестковата и ни в какое сравнение не идет с той, которую
приготовляли в Блосхолме, когда он был молод, о том, что мальчуган Сайсели
очень похож на мать.
- Ну уж нет, - прервала его Сайсели, почувствовавшая, что он их
дразнит, - он вылитый отец. Со мной у него нет ни малейшего сходства.
- Вот как? - ответил Джекоб. - Ладно, я выскажу свое мнение, когда
увижу отца... А кстати, дайте-ка мне перечитать записку, которую человек в
плаще передал Эмлин.
Сайсели дала ему записку, и он стал внимательно изучать ее. Потом
безразличным тоном промолвил:
- На днях я видел список христианских пленников, спасенных от турок
императором Карлом в Тунисе. Среди них имеется некий Хуфлит, обозначенный
как английский сеньор и его слуга. Вот мне и кажется...
Сайсели так и бросилась на него.
- Жестокий, злодей! Сколько времени знали это - и слова не проронили!
- Потише, миледи, - сказал он, отступая. - Я узнал это лишь вчера в
одиннадцать часов вечера, когда вы уже спали сном праведным. Вчера ведь не
сегодня, потому я и сказал: на днях.
- Можно было меня разбудить. А теперь живо говорите, где он.
- Откуда мне знать? Во всяком случае, не здесь. Но в этом документе
говорилось...
- Что же в нем говорилось?
- Стараюсь припомнить, да память мне изменяет. Может, и с вами такое
случится, когда вы доживете до моих лет, если небу угодно будет...
- О, хоть бы ему угодно было заставить вас рассказывать толком! Что
говорилось в документе?
- А, вот, припомнил! В примечании, имевшемся среди прочих новостей.
Упомянул ли я о том, что это было письмо от посла его королевской милости
в Испании? Пишет он такими каракулями, что ничего не разобрать. Ну, ну, не
торопите меня. Так вот, говорилось там, что означенный "сэр Хуфлит" -
посол снабдил это имя вопросительным знаком - и его слуга - да, да, я
уверен, что речь шла и о слуге, - что оба они, будучи очень злы на турок
за то, как обходились с ними эти нехристи-нет, я забыл прибавить, что их
было трое, третий - священник, который поступил иначе; так вот, будучи
очень злы, они остались там, чтобы вместе с испанцами сражаться против
турок до окончания военных действий. Теперь я все сказал.
- Все - и как это мало! - вскричала Сайсели. - Но все же лучше, чем
ничего. И зачем это женатому человеку понадобилось плыть за море, чтобы
мстить несчастным, невежественным туркам?
- А почему нет, - вмешалась Эмлин, - если он, как твой супруг,
считает себя вдовцом?
- Да, я забыла. Он думает, что меня нет в живых; да и его скоро не
будет в живых; может быть, и сейчас уже нет, - ведь эти безбожные, злобные
турки убьют его. - И она залилась слезами.
- Я забыл добавить, - поспешно сказал Джекоб, что в другом письме,
помеченном более поздним числом, посол сообщает, что поход императора
против турок прерван до весны и что участвовавшие в нем англичане
сражались с великой доблестью и все возвратились живы и невредимы, но на
этот раз имена их не упомянуты.
- Все возвратились! Если бы мой муж умер - а он не мог умереть
бесславно, как трус, - то разве говорилось бы в письме, что все
возвратились? Нет, нет, он жив, но вернется ли - кто знает? Может быть, он
еще куда-нибудь отправится или останется в Испании и женится там.
- Это невозможно, - с поклоном сказал старый Джекоб. - Раз вы были
его женой, это невозможно.
- Невозможно, - повторила Эмлин. - Ведь ему надо еще свести счеты с
этим Мэлдоном! Мужчина может забыть свою возлюбленную, особенно если он
думает, что ее нет в живых... Но раз он остался за границей, чтобы
сражаться с турками, которые с ним плохо обращались, так уж наверно
возвратится домой, чтобы расправиться с аббатом, который разорил его и
убил его жену.
Наступило молчание. Золотых дел мастер, чувствуя, что всем невесело,
поторопился прервать его.
- Да, он несомненно возвратится на родину. По тому, что нам известно,
может быть, уже и возвратился. Мы тоже должны предъявить счет этому
аббату. Он, конечно, негодяй, но не следует думать, что все без исключения
аббаты злодеи. Теперь же, миледи, я расскажу вам, что мне удалось сделать;
и, может быть, вам это понравится больше, чем мне самому. Вчера вечером я
повидался с лордом Кромуэлом, с которым у меня немало своих дел, у него в
доме, в Остин Фрайерс, и изложил ему ваше дело. Как я и предполагал, этот
подлый обманщик Ли о нем с ним и не заговаривал, рассчитывая вытащить из
пудинга все сливы, а хозяину своему передать уже объедки. Он просмотрел
ваши документы, достал ходатайства аббата к сравнил то и другое. Затем он
взял мою просьбу на заметку и сразу же спросил: "Сколько?"
Я сказал: "Тысячу фунтов в качестве займа королю". Заем этот
возвращать не придется, а в качестве возмещения я прошу - от вашего имени
- все земли аббата в добавление к вашим собственным, когда земли
означенного аббата будут конфискованы, что не замедлит последовать. На это
он согласился от имени его королевской милости, ибо король весьма
нуждается в деньгах, но спросил - что же ему самому? Я ответил: пятьсот
фунтов ему и его шакалам, в том числе доктору Ли, причем никакой расписки
мы не потребуем. Он же сказал, что этого недостаточно: после того как
насытятся шакалы, для него останутся только обглоданные кости; я должен
предложить больше, ибо и мои требования не малые; затем он сделал вид, что
прекращает разговор. Я пошел к дверям, но обернулся и сказал, что у меня
есть чудеснейшая жемчужина, и ему, любителю драгоценных камней, может
быть, любопытно будет взглянуть на нее: жемчужина стоит не одного
аббатства. Он сказал: "Покажите!" - и вы бы только видели! - млел над нею,
как девушка над первым полученным ею любовным письмом. "О, если бы таких
было две!" - прошептал он.
"Две, милорд! - ответил я. - Да на всем белом свете нет другой такой
жемчужины!" Правда, когда я произносил эти слова, оправа второй,
приколотой к внутренней стороне моего камзола, крепко уколола меня, словно
рассердившись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83