Рано утром в отделение пришёл начальник автоколонны Горгаза и подал заявление. Опрос водителя тягача занял почти все оставшееся до назначенной встречи время, но в конце концов уместился на одной странице стандартного бланка объяснения. Уговорить водителя выйти к «ниссану» так и не удалось, потому было решено задерживать бандитов по мере их поступления.
Вова подавился лимонадом, когда около джипа неожиданно появились какие-то мужики с пистолетами в руках. Правая его рука инстинктивно вцепилась в дверную ручку-подлокотник, но после сильного рывка снаружи дверь распахнулась, и Вова, залив лимонадом брюки и кашляя от попавшей в горло воды, вывалился на асфальт. Младший лейтенант Браун, находящийся под служебным расследованием в связи с утратой табельного оружия и горящий желанием реабилитироваться, придал телу Вовы нужную форму и сцепил толстые запястья наручниками. Из опрокинутой бутылки гулкими толчками вытекал лимонад, и липкая лужица постепенно увеличивалась, приближаясь к Вовиной голове, послушно уткнувшейся в асфальт.
Гена при задержании успел сделать больше. Он не только вцепился в рулевое колесо, но и вдавил ноги в пол, а также выругался.
Когда дверь распахнулась и в проёме появились две фигуры с недобрыми лицами и ПМ в руках, он повернул голову и срывающимся голосом спросил:
— В чём дело?
Финал оказался таким же, как и в ситуации с Вовой: жёсткий, с чувствительными выступами асфальт под животом и холодные наручники на сведённых за спину руках.
Точку поставили синие «Жигули», которые с оглушительным воем сирены затормозили около «ниссана». Захлопали дверцы, и кто-то напряжённо спросил:
— Всё, готовы?
В течение следующего получаса Вова и Гена пребывали в каком-то трансе. Их рассадили по разным машинам и целую вечность везли в отделение.
В прозрачное, нетонированное стекло, прорываясь сквозь листву деревьев, попадали яркие солнечные лучи, заставляя Вову щуриться и моргать. Машину постоянно трясло на ухабах, и пружины продавленного сиденья впивались в тело, стиснутое с двух сторон плечами оперативников. Водитель и сидевший на переднем сиденье человек непрерывно курили вонючий «Беломор». Обмотанный синей изолентой динамик рации на каждой выбоине издавал какие-то всхлипы и хрюканье. Руки затекли, но на просьбы ослабить браслеты, так же как и на вопросы о причинах задержания, никто не реагировал. Мокрые брюки и рубашка противно липли к телу, на лоб, тоже подвергшийся воздействию тонизирующего напитка, норовила сесть залетевшая в салон наглая жирная муха. Периодически встряхивая головой, чтобы отогнать назойливое насекомое, Вова думал об одном: главное, ни в чём не сознаваться. Даже когда будут бить. В том, что его будут бить, и бить сильно, он нисколько не сомневался и тоскливо представлял в уме суммы, которые придётся выложить за восстановление здоровья. Гадать, за что именно его задержали, было бесполезно — слишком много всякого на нём «висело». А потому главное — ни в чём не сознаваться. И ничего не подписывать. Продержат эти тридцать суток по «бандитскому указу» и отпустят, никуда не денутся.
Гена испытывал примерно те же муки, но мысли его были разнообразнее и сводились в общем-то к одной главной: ничего, бывает и хуже, самое плохое уже позади, скоро придёт адвокат и все уладит. Какой именно адвокат должен прийти, что конкретно и как он будет улаживать, Гена и сам не знал. Но после того, как адвокат все утрясёт, надо будет непременно направиться в прокуратуру и подать жалобу на незаконные действия ментов. Прокурор быстро их приструнит, они ещё и извиняться прибегут.
В отделении их рассадили по разным камерам. Вова сразу попросился в туалет, зачем-то сказав, что у него больные почки и он не может долго терпеть. Гена, заметив, что перед разделяющим дежурную часть надвое высоким барьером стоят три пожилые женщины и старик с рядами орденских планок на пиджаке, начал громко жаловаться на то, что его избили, и требовать телефон и адвоката. Прижимая к себе авоськи с продуктами, женщины смотрели на обиженного бандита испуганно и жалостливо одновременно. Ветеран сурово поджимал тонкие губы.
Заталкивая все больше распалявшегося Гену обратно в камеру, помощник дежурного думал о том, что на пенсию старика не купишь даже одну покрышку для застывшего под окнами отделения джипа.
К вечеру друзей отпустили. Все обошлось гораздо проще, без избиений и адвокатов. Начисто отвергнув все обвинения в вымогательстве в отношении водителя «КрАЗа» и поняв, что других претензий к ним не имеется, они, успокоившись, подписали свои объяснения. Вызванный следователь, не усмотрев в представленном ему материале никаких признаков состава преступления, написал соответствующую справку и посоветовал операм вынести постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.
Шёл мелкий дождь, патрульные весело затаскивали в двери отделения упирающегося алкаша. Гена долго не мог справиться с дверным замком джипа и ругался.
Опасаясь какой-либо провокации со стороны ментов, Гена направил «ниссан» в сторону районного травматологического пункта, где, обнажив перед дежурным врачом свои мускулистые торсы, друзья пожаловались на головную боль и неприятные ощущения в рёбрах и почках.
Покончив с медицинскими формальностями, Гена и Вова поехали в пиццерию на «своей» территории, чтобы спокойно обсудить создавшееся положение и подкрепиться.
Пока они ели пиццу с грибами, оперативный дежурный 15-го отделения милиции принял две телефонограммы из Правобережного травмпункта, в которых сообщалось о том, что два не работающих молодых человека избиты сотрудниками уголовного розыска, им поставлены диагнозы: сотрясение головного мозга, ушибы мягких тканей живота и поясницы и назначено амбулаторное лечение. Зарегистрировав телефонограммы в журнале, дежурный отдал бланки помощнику, и тот отнёс их начальнику отделения, после чего в соответствующей графе появилась резолюция, предписывающая заместителю по работе с личным составом провести проверку и принять решение.
* * *
Руслан Осипов проснулся только к обеду. Обмывание купленной машины завершилось далеко за полночь в каком-то загородном кабаке, куда вся компания прибыла уже изрядно навеселе. Тон задавал Гоша Сысолятин. Обычно не отличавшийся ни остроумием, ни весёлым настроением, в этот вечер он разошёлся, как никогда. Причиной этому, видимо, послужило успешно осуществлённое дело, принёсшее хороший доход: бумажник Гоши распирала пачка двадцати— и пятидесятидолларовых купюр, а на его худой жилистой шее появилась массивная золотая цепь.
Сдвинутые вместе столы буквально ломились от разнокалиберных бутылок и тарелок с закусками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74