ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Лишь старого Гагабу и Пентаура он попросил задержаться.
Как только они остались втроем, Амени спросил поэта:
– Почему ты отказываешься возвестить народу о необыкновенном чуде, наполняющем радостью сердца всех жрецов Города Мертвых?
– Ты сам учил меня, что истина есть высшая ступень познания, превыше ее ничего нет, – отвечал поэт.
– И я повторяю это тебе еще раз, – сказал Амени. – Именно потому, что ты исповедуешь это учение, я спрашиваю тебя именем светлой дочери Ра: сомневаешься ли ты в истинности чуда, столь осязаемо свершившегося на наших глазах?
– Сомневаюсь! – твердо отвечал поэт.
– Так останься же на высокой ступени истины, – продолжал Амени, – и возвести нам с ее высоты, какие же сомнения смущают твою веру?
– Мне известно, – нахмурившись, произнес Пентаур, – что сердце, к которому завтра толпа должна приблизиться с благоговением, перед которым склоняются даже посвященные, словно оно сосуд души Ра, извлечено из груди простого барана и обманным путем подброшено в канопы с внутренностями Руи.
Амени попятился, а Гагабу громко воскликнул:
– Кто сказал это? Кто может это доказать? Неужели я должен на старости лет выслушивать такие невероятные вещи!
– У меня неоспоримые сведения, но я не могу назвать имя юго, кто сообщил мне об этом.
– В таком случае мы вправе считать, что ты заблуждаешься и какой-то негодяй просто одурачил тебя! – воскликнул Амени. – Мы узнаем, кто он, и жестоко накажем его! Издеваться над голосом божества – великий грех, но всякий, кто охотно подставляет свое ухо лжи, далек от истины. Свято и трижды свято, ослепленный безумец, это сердце, которое я завтра вот этими руками покажу народу и перед которым ты сам, если не по доброй воле, то по принуждению, должен будешь пасть ниц с молитвой на устах! А сейчас ступай, обдумай слова, которыми ты завтра должен будешь возвысить души народа. Но знай одно: множество ступеней имеет истина, и многообразны ее проявления, равно как и формы проявления божества. Подобно тому как солнце плывет не по ровной глади, как звезды движутся волнообразной тропой, которую мы сравниваем с изгибами тела змеи Мехен, так и избранным, обозревающим время и пространство, тем, кому предоставлено право руководить судьбой человека, не только разрешено, но даже велено идти сложными, переплетающимися путями для того, чтобы достичь высоких целей. Не понимая их, ты и тебе подобные в своем неведении воображают, будто они уклоняются в сторону от пути истины.
Вы видите лишь сегодняшний день, а мы видим и завтрашний, а посему то, что мы называем истиной, вы должны считать таковой, должны верить в нее! И заметь еще одно: ложь марает душу, но сомнение убивает ее!
Все это Амени сказал горячо и взволнованно. Когда же Пентаур удалился, верховный жрец, оставшись наедине с Гагабу, воскликнул:
– Что это значит? Кто портит чистый, еще детски невинный ум этого одаренного юноши?
– Пожалуй, он сам себя портит, – сказал Гагабу. – Он отвергает древний закон, ибо чувствует, как в его сознании растет новый.
– Но законы появляются и растут, как тенистые леса, – их создает не человек! – горячо возразил Амени. – Я люблю этого поэта, но должен обуздать его, иначе он взбунтуется, как Нил, который порой сносит плотины. А то, что он говорит о чуде…
– Это ты дал ему повод для сомнений? – спросил Гагабу.
– Клянусь единым божеством – нет! – воскликнул Амени.
– Однако Пентаур правдив и доверчив, – задумчиво заметил старик.
– Я это знаю, – ответил Амени. – Предположим, все действительно было так, как он говорит, но кто же мог сделать это и кто посвятил его в тайну позорного преступления?
Оба жреца задумались, глядя себе под ноги. Первым нарушил молчание Амени:
– Пентаур пришел сюда вместе с Небсехтом, а ведь они большие друзья! – сказал он. – Где был врач, пока я ездил в Фивы?
– Он лечил внучку парасхита, которую чуть не задавила Бент-Анат, и три дня провел в его хижине, – ответил Гагабу.
– А Пинем вскрывал грудь покойного Руи! – воскликнул верховный жрец. – Теперь я знаю, кто омрачил веру Пентаура! Это сделал косноязычный мечтатель, и он дорого заплатит за это. Сегодня мы будем думать о завтрашнем празднике, но послезавтра я учиню допрос этому юнцу и проявлю неумолимую железную строгость!
– А я считаю, что сначала нужно тайно допросить Небсехта, – сказал Гагабу. – Ведь он – украшение нашего храма, так как сделал много открытий и знания его огромны…
– Все это мы обдумаем потом, – сурово оборвал его Амени. – Нам надо еще многое сделать!
– А потом, после праздника, еще больше поразмыслить, – сказал Гагабу. – Мы вступили на опасный путь. Ты ведь знаешь, что во мне еще остался былой задор, хотя я уже и старик. Робость или нерешительность мне неведомы! Но Рамсес – человек могущественный, и долг обязывает меня спросить: не ненависть ли толкает тебя на слишком поспешные и неосторожные действия против фараона?
– Я не чувствую никакой ненависти к Рамсесу, – сдержанно возразил Амени. – Если бы он не носил короны, то я мог бы даже полюбить его. К тому же я знаю его, словно родного брата, и ценю в нем все великое, более того, я охотно признаю, что в нем нет мелочных недостатков. Если бы я не ведал, сколь велик этот противник, мы, пожалуй, попытались бы свергнуть его меньшими силами. Во всяком случае нам обоим ясно одно – он наш враг! Враг не твой и не мой, враг не наших богов, а враг издавна чтимых догм веры, в соответствии с которыми надлежит править этим народом. А если так – он в первую очередь враг тех, кто признан хранить священные заветы древности и указывать путь правителю страны. Я говорю о касте жрецов, которую я возглавляю и за права которой я борюсь всеми средствами своего разума. В этой борьбе, как тебе известно, по нашему тайному закону, сами боги покрывают сиянием чистого света истины все то, что в иных случаях достойно проклятья: ложь, измену и коварство. Подобно тому, как врач призывает себе на помощь нож и огонь, чтобы спасти больного, мы тоже вправе совершать страшные деяния, чтобы спасти целое, которому грозит опасность. Вот и сейчас ты видишь – я веду борьбу всеми средствами, ибо если мы станем пребывать в праздности, то из руководителей государства превратимся в рабов фараона.
Гагабу кивнул. Амени продолжал говорить с возрастающим жаром, выражения его стали возвышенными, речь – плавной, как в те минуты, когда он, выйдя из святилища храма, передавал общине повеления божества.
– Ты – учитель мой, высоко я тебя ценю, а посему я должен тебе поведать все, что движет мной и в эту жестокую битву вступить меня побудило. Я был, как известно тебе, взращен вместе с Рамсесом вот в этих стенах, и Сети мудро тогда рассудил, сына сюда отдав. Мы двое – наследник престола и я, первыми были во всем – и в игре и в учебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146