— Нет, тут настоящая измена, — прошептал он, — прекрасно, я буду действовать сам.
Вернувшись обратно в свои апартаменты, он открыл потайную дверь, скрытую за его кроватью, и вошел в комнату, наполненную множеством разных туземных костюмов, начиная от простого костюма судьи до роскошного одеяния раджи.
Он быстро разделся, натер все тело раствором nux indica, чтобы придать коже коричневый цвет, надел на голову парик из длинных волос, заплетенных шнурочками, и вымазал лицо белыми и красными полосами. Надев затем вместо всякой одежды пояс, составленный из трех полос бумажной материи, он накинул лангуту, взял бамбуковую палку с семью узлами, длинные четки из зерен сандала и тыкву, — превратившись таким образом в пандарома, то есть пилигрима, продающего множество мелких вещиц, смоченных в священных водах Ганга. Выйдя через потайную дверь, он побежал по улице, громко восклицая:
— Сиваи! Сивайя! Аппа! Аппа! Вот, вот слуга Шивы, сын Шивы!
Потрясая затем четками, он прибавлял гнусавым голосом:
— Кто хочет, кто хочет зерен сандала, омоченных в священных водах Ганга?
И толпа теснилась кругом него; одни из них покупали зерна четок, другие, еще более благочестивые, целовали следы ног пилигрима. Молодые матери приносили ему своих младенцев и просили его благословить их.
А он направлялся все дальше и дальше к Дворцу семи этажей.
VI

Сэр Джон Лауренс во дворце Омра. — Джемс Ватсон и Эдуард Кемпуэлл. — Рассказ начальника полиции. — Повешенный и воскресший Кишная. — Договор.
Ночь снова опустила свой покров над древним городом, взволнованным ненавистью, злобой и местью. Сэр Джон Лауренс, который провел весь день в приемах, заявил по окончании обеда, что он чувствует себя усталым: он отослал от себя всех своих секретарей, адъютантов и посетителей и под предлогом отдыха приказал строго-настрого никого не пускать к нему.
С ним остался один только Ватсон — главный начальник полиции — и молодой офицер, говоривший на трех или четырех местных диалектах, — Эдуард Кемпуэлл, сын полковника Кемпуэлла, защитника Гоурдвар-Сикри, а в настоящее время командир 4-го шотландского полка в Беджапуре. Молодой поручик был личным переводчиком губернатора во всех делах, которые его милость разбирал сам, без участия администрации и официальных переводчиков.
— Так как же, Ватсон, — спросил благородный лорд, — какое действие произвел наш декрет на туземное население?
— Мне кажется, сэр, мера эта должна была прежде всего ужаснуть его…
— Неужели вы сомневались, Ватсон?
— Я выражаюсь так, сэр, на том простом основании, что мы никогда не можем знать настоящих чувств индусов; касты, предрассудки, религия так разделяют нас с ними, что они нам гораздо более чужды, несмотря на то, что подвластны нам, чем какой бы то ни было народ в мире. Лукавые, хитрые, способные многие годы хранить тайны заговора, они искусно умеют скрывать свои чувства, — и тем скорее нужно ждать взрыва, чем более спокойными они кажутся. Я проехал весь Декан по вашему приказанию и ужаснулся при виде тишины, встреченной мною повсюду.
— Вы большой пессимист, Ватсон! Мы, напротив, убеждены, что нашего приезда в Беджапур и водворения военного суда достаточно, чтобы внушить им спасительный страх; наказав несколько безумных голов за преступный нейтралитет во время восстания на севере, мы надолго водворим спокойствие в этой стране.
— Да услышит вас Бог, сэр! Но вы знаете, что я всегда говорю с вами откровенно…
— Продолжайте, Ватсон! Мы потому и расположены так к вам.
— На вашем месте я ограничился бы лишь энергичным преследованием Сагиба. Он мусульманин и принадлежит к расе, не любимой индусами; это происхождение вождя восстания помешало всему Декану — то есть более восьмидесяти миллионам людей — присоединиться к повстанцам Бенгалии; должно признаться, что только этому мы и обязаны своим торжеством. Продолжая травить Нану, который не всегда же будет ускользать от нас, ибо мы имеем положительные сведения, что он не покидал Индии, было бы недурно отделить его дело от индусов, поклонников Брамы, и отнять таким образом у последних всякий предлог к новому восстанию, результаты которого трудно предвидеть.
— У них нет ни вождей, ни оружия.
— Ошибаетесь, сэр! Они в изобилии найдут все это в нужную минуту, и, поверьте, на этот раз Север и Юг, Брама и Пророк соединятся против нас. Удовольствовавшись эффектом, произведенным приездом военного суда и декретом об уничтожении общества «Духов Вод», я оставил бы эти обе меры в виде угрозы, вечно висящей над головой индусов, не прибегая в данный момент ни к каким экзекуциям. Но зато я сделал бы все возможное и невозможное, чтобы захватить Нану. Поймав последнего, объявите полную амнистию; затем не принуждайте его унижаться перед вами, чтобы не унизить его перед своими подданными. Сделайте визит всем четырем раджам Юга. Осчастливленные вашим милосердием, они не пожелают больше восстать против вас, а, напротив, устроят в вашу честь царское пиршество, и мир водворится на Декане, а следовательно, и во всей Индии.
— Вы, быть может, правы, но не таково мнение уполномоченного министерством внутренних дел.
— Вполне естественно.
— Что вы хотите сказать?
— Ваше превосходительство будет вторым вице-королем, отозванным за то, что слушали его советов.
— Вы думаете, Ватсон?
— Разумеется!.. Нам он читает проповеди об энергичных репрессиях, а в тайных корреспонденциях своих в Лондон, которые он посылает членам парламента и кабинета, поддерживающих его, восхваляет, напротив, благодеяния политики прощения и умиротворения.
— Откуда вы это знаете?
— Это относится к моим служебным обязанностям, сэр!
— Что если он услышит вас! — сказал, улыбаясь, сэр Джон.
— Ваши уши, сэр, не его уши.
— Но какой ему интерес к этому? — спросил генерал-губернатор с видом полного, по-видимому, равнодушия.
— Эх, сэр!.. В Индо-британской империи есть только одна корона вице-короля.
— У вас худой язык, Ватсон, — отвечал сэр Лауренс, закуривая сигарету.
— Не хотите ли?
— Если позволит ваше превосходительство…
— А вы, мадемуазель Кемпуэлл? — продолжал, смеясь, вице-король.
Когда сэр Джон бывал в хорошем настроении духа, он всегда так называл своего адъютанта, свежее и розовое лицо которого невольно вызывало на эту шутку.
Эдуард покраснел при этом фамильярном обращении и отвечал в смущении:
— Я не позволю себе курить при вашем превосходительстве.
— Полно, Кемпуэлл, — продолжал ласково вице-король, — один раз не в обычай, как говорят французы. — И он подал ему ящик с ситарами, а затем снова обратился к начальнику полиции.
— Я подумаю о том, что вы мне сказали, Ватсон!.. Я подумаю, будьте уверены… Но не буду больше посылать своих писем на почту, — прибавил он с лукавой улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182