— Святые отцы, поздравляю вас с великой радостью! Наконец-то вы закончили дело влюбленных безумцев!
— Еще не закончили! — ответил буддийский монах. — Пока лишь один заблудший вернулся к нам! Его надо проводить туда, откуда он пришел, и растолковать смысл того, что он пережил, пусть поймет, что приход его в мир людской не был напрасным.
Чжэнь Шиинь сложил руки, поклонился монахам и удалился.
Буддийский монах взял драгоценную яшму — «баоюй», отнес к подножию утеса Цингэн, положил на то место, где богиня Нюйва когда-то плавила камни для починки неба, а сам растаял подобно облаку. С тех пор и говорят:
Пришло из-за облачных далей письмо
О редкостном случае мира того, —
В нем сказано: некогда два существа
Слились, превратились в одно существо.
В тот же день у подножия утеса Цингэн проходил даос Кункун и снова увидел камень, который когда-то не был использован при починке небосвода. Он лежал на прежнем месте, и на нем по-прежнему отчетливо виднелись следы иероглифов, а на оборотной стороне, если внимательно присмотреться, можно было обнаружить после буддийской гаты запись, в которой рассказывалось о треволнениях, испытанных камнем в людском мире.
Покачав укоризненно головой, Кункун вздохнул:
— Брат-камень, еще в прошлый раз, когда я встретился с тобой, мне показалось, что история твоя удивительна и ее можно поведать миру. Потому и переписал ее, но никогда не думал, что ты снова сюда вернешься. Когда же успели сделать на тебе эту новую запись? Только сейчас я понял, что ты побывал в мире смертных, избавился от заблуждений, усовершенствовался, и тебе больше не придется роптать на судьбу! Боюсь только, что запись эта со временем потеряет четкость, и ее будут ошибочно толковать. Поэтому я перепишу и эту твою историю, найду человека, свободного от мирских страстей, и попрошу поведать всем людям на земле, дабы поняли, что в самом удивительном нет ничего удивительного, в простом — ничего простого, в истинном — ничего истинного, в ложном — ничего ложного. Возможно, побывав в мире людей, ты лишь на время вернулся сюда, и дух священной горы вновь заставит тебя претерпеть превращение? Этого знать никому не дано!
Кункун переписал историю камня, спрятал в рукав и отправился в мир роскоши и процветания искать нужного ему человека. Он побывал во многих местах, но везде люди только и думали что о богатстве да славе, о хорошей одежде да сытной еде. Кто же из них станет заниматься историей какого-то камня?!
Но вот праведник забрел в камышовую хижину у брода Заблуждений на переправе Стремительного потока и увидел там спящего человека. Решив, что это и есть тот человек, которого он ищет, праведник стал дергать его за рукав и будить, чтобы отдать записанную им «Историю чудесного камня».
Но человек и не думал просыпаться. Кункун дернул сильнее. Наконец человек открыл глаза и сел. Приняв от даоса записи, он бегло просмотрел их, а затем сказал:
— Я был свидетелем событий, о которых здесь говорится. Вы все правильно записали. Я знаю человека, который поведает эту историю людям.
Даос Кункун осведомился, кто такой.
— Когда наступит такой-то год, такой-то месяц, такой-то день, — сказал Цзя Юйцунь, — явитесь на террасу Скорби по ушедшему счастью, там вы найдете господина Цао Сюэциня. Скажите, что Цзя Юйцунь просит его рассказать людям историю камня. — Сказав это, человек лег и снова уснул.
Даос запомнил слова Цзя Юйцуня, через несколько калп и веков отыскал террасу Скорби по ушедшему счастью и увидел господина Цао Сюэциня, листавшего какую-то древнюю книгу. Кункун передал ему просьбу Цзя Юйцуня и дал прочесть «Историю чудесного камня».
Цао Сюэцинь улыбнулся и промолвил:
— Ваше писание — не что иное, как собрание вымышленных историй, написанных простонародным языком. Поистине «Измышления Цзя Юйцуня».
— Но откуда вы знаете этого Цзя Юйцуня и почему согласились выполнить его просьбу? — удивился Кункун.
— Недаром вас зовут Кункун — Пустой. Право же, в голове у вас пусто!.. Пусть история эта вымышленная, но в ней нет ни ошибок, ни противоречий, так что после обильного вина и сытного обеда я охотно буду с друзьями коротать над нею длинные дождливые вечера. Мне не нужен росчерк кисти высокопоставленного лица, который открыл бы моему повествованию широкую дорогу в свет. Доискиваться до истины, подобно вам, я считаю столь же нелепым, как «искать упавший в реку меч по зарубке, сделанной на борту плывущей лодки», или «играть на лютне с заклеенными колками»!
Выслушав его, даос Кункун поглядел на небо и расхохотался, а затем швырнул рукопись и стремительными шагами пошел прочь.
— Значит, все это выдумки! — воскликнул он. — Ни автор, ни переписчик, ни читатель не узнают, истинные ли события положены в основу повествования! Вся эта история — просто вымысел и написана под влиянием настроения!
Впоследствии, когда повествование попало в руки потомков, они в заключение к нему сочинили гату, дополнявшую вступительное стихотворение автора к «Истории чудесного камня»:
Из-за того, что в скорбное сказанье
Вместилось много лжи и хвастовства,
Звучат еще грустней и безутешней
Его страницы — за главой глава…
Но есть итог, и он пришел невольно:
Все это — сон! Лишь сон — таков итог!
…Но, право же, не следует смеяться,
Когда над миром властвует порок!
Д. Воскресенский
Сага о большой семье
«Сон в красном тереме» («Хунлоумэн») в китайской литературе явление уникальное: эпическая масштабность и широкий охват изображения сочетаются в романе с глубиной поставленных автором проблем (философско-религиозных, этических, социальных), художественная образность — с психологической точностью и тонкостью раскрытия человеческих характеров. В многоголосице суждений о нем уже давно сформировалось мнение: «Сон в красном тереме» — одна из вершин в истории китайской прозы, может быть, самая высокая. К такому выводу приходили не только почитатели романа, но и его суровые оппоненты. Случалось, его сравнивали с произведениями Бальзака или Толстого, имея в виду не только эпическую мощь произведения, но и мастерство, с каким удалось автору запечатлеть жизнь китайского общества и психологию людей, выразись национальный дух и национальный характер.
«Сон в красном тереме» написан в середине восемнадцатого столетия. Говоря языком сравнения, это наша предпушкинская эпоха. За весьма небольшой период времени вокруг этого произведения возникло столько мнений, легенд и просто небылиц, что сейчас в море фактов и домыслов трудно ориентироваться даже специалистам. Роман привлек внимание читателей сразу же с момента его опубликования. Вокруг личности автора и его создания разгорелись страсти. В спорах затрагивались проблемы религии, морали, культуры, ставились и обсуждались вопросы не только эстетические, но также социальные и политические.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167