Краем глаза разбойник заметил какое-то движение на козлах и метким выстрелом тут же выбил пистолет из рук кучера, ранив его в плечо. Тот завопил от боли, слуга выругался, высунувшись из окна карсты и наблюдая за происходящим.
– Выходите, – грубо распорядился разбойник. – Все, и ты тоже, – бросил он кучеру. – От такой раны еще никто не умер.
Пассажиры стали выбираться из кареты – вначале мужчина в парике, затем девушка, потом горничная и, наконец, слуга.
– Кто вы? – спросил мужчина. – В последние полгода на Пенни-Бридж не было грабителей.
– Не задавайте ненужных вопросов, – прозвучало в ответ. – Мужчинам лечь на землю, лицом вниз. А ты, – приказал он дрожащей горничной, – свяжи их вот этим, да как следует.
Сдернув с седла веревку, разбойник обратился к обладательнице выразительных нефритовых глаз:
– Где шкатулка с деньгами?
– У нас ничего нет, – быстро ответила она.
– В самом деле? Довольно необычно для джентльмена возвращаться из Лондона без денег. Так где же она?
– Скажите ему, Генриетта, – раздался приглушенный голос обладателя парика.
Бросив мрачный взгляд на грабителя, девушка махнула рукой.
– Там, на сиденье.
Разбойник улыбнулся.
– Так достань же ее, моя девочка.
– Неотесанный наглец, – прохрипел мужчина в парике. – Ты разговариваешь с мисс Генриеттой Тревор из Глинда. Будь повежливсе, черт побери!
Теперь в свою очередь улыбнулась девушка.
– Сквайр Бейкер, право же, не время учить его хорошим манерам. Пусть негодяй берет, что хочет, и оставит нас в покое.
С этими словами она шагнула к карете и появилась снова, держа в руках темную, надежно запертую шкатулку.
– Благодарю вас, мисс Тревор, – проговорил грабитель. – Очень любезно с вашей стороны, черт возьми.
Он пытался копировать сквайра, но в его речи звучал акцент, не свойственный жителям Суссекса и выдававший в нем уроженца какой-то другой части Англии.
– Поставьте это на землю, – распорядился разбойник.
Девушка послушалась. Сделав ей знак отойти, он прострелил замок, отстегнул седельную сумку и швырнул ее горничной.
– Как тебя зовут? – Его голос звучал скорее приветливо, нежели грубо.
– Сара, сэр.
– Тогда наполни сумку, Сара, пока я займусь драгоценностями джентльмена. Потом настанет очередь мисс Тревор.
Он нагнулся и, невзирая на яростные протесты сквайра Бейкера, чей парик съехал на один бок и теперь напоминал ухо спаниеля, быстро и ловко завладел украшениями, табакеркой и соверенами. Затем вновь повернулся к Генриетте.
– Что есть у вас, мисс Тревор?
Он наклонился к ней, его глаза улыбались, в этот момент платок соскользнул с его подбородка и они оказались лицом к лицу. Несмотря на темноту, за короткий миг, прежде чем он снова надел маску, Генриетта успела разглядеть лицо, словно высеченное из гранита: широкий нос, тяжелый рот, решительный подбородок. Глаза были ярко-синие, а под черной шляпой мелькнула прядь ярко-рыжих, как лисий хвост, волос.
– Забудьте, что вы меня видели, – яростно прошипел он. – Понятно?
Впервые Генриетта Тревор ощутила укол страха.
– Да, – прошептала она. – Я забуду.
По-видимому, немного успокоившись, разбойник глянул на Сару, но Генриетте показалось, что поведение его изменилось; теперь, когда его лицо, пусть на мгновение, открылось постороннему взгляду, грабителю, судя по всему, не терпелось убраться восвояси.
– Поторопись, – отрывисто приказал он. – Сколько там еще?
– Только один мешочек, сэр.
Разбойник перевел взгляд на Генриетту.
– Теперь остались ваши украшения.
Девушка начала снимать ожерелье и серьги, под аренные ей на восемнадцатилетие три недели назад ее красавицей-матерью, Люси Тревор. Это были ее фамильные драгоценности.
– Вам жаль с ними расставаться? – спросил он, когда она медленно протянула ему украшения.
– Это подарок моей матери. Они много лет хранились в ее семье.
Генриетта встретила его серьезный взгляд. Затем он неожиданно поцеловал ей руку и вернул украшения.
– Возьмите их и вспоминайте обо мне.
– Грабитель-джентльмен! – хмыкнула она, слегка приседая.
– О нет, – возразил он, привязывая к седлу набитую деньгами сумку. – Такой же грубиян, как все прочие. Теперь можете развязать своих попутчиков и ехать дальше. Да не забудьте отвезти кучера к врачу, пока он не потерял слишком много крови.
Грабитель взлетел в седло.
– Прощайте, Генриетта.
– Прощайте, – отозвалась она, на мгновение задержала взгляд на удаляющейся фигуре, а затем повернулась, чтобы помочь остальным.
Согласно многолетнему ежевечернему обычаю, Люси Бейкер, старшая из оставшихся в живых детей старого сквайра Бейкера, и, увы, единственная старая дева в этом доме, начала свой ритуал обхода дворца, поднявшись по старинной винтовой лестнице и зная точно, что к моменту, когда она войдет в верхнюю гостиную, часы над камином пробьют десять. Она всегда чувствовала удовлетворение от собственной пунктуальности, придававшей ей уверенности в этом неустойчивом мире, полном тревог и волнений.
Сегодня все шло как всегда. Люси стояла наверху винтовой лестницы, глядя на то, что когда-то было солярием архиепископа, и слушала нежный перезвон, говорящий о том, что близок час, когда вся семья разойдется на покой. Чуть слышно вздохнув, Люси прошелестела юбкой по двери солярия и огляделась, высоко подняв свечу. Несмотря на то, что у отца была большая семья: двенадцать детей, из них семеро до сих пор живы, они никогда, даже собираясь все вместе, не использовали эту комнату как спальню. Мать Люси, умершая двадцать шесть лет назад, всегда говорила: «Здесь предавались размышлениям великие люди; здесь не место для шумных детских игр», и семья придерживалась этого правила до сих пор.
Люси с удовольствием прошла по тихим темным коридорам к небольшим спальням, в которых всегда находились детские. Сейчас, когда Черити и Рут вышли замуж, а Питер стал викарием Мэйфилда и поселился в Миддл-Хауее, только Томас и Найзел, холостые братья Люси, занимали западное крыло дворца, а их брату Джорджу и его жене Филадельфии было предоставлено южное.
Из комнаты братьев не доносилось ни звука, видимо, они еще не вернулись. Однако Люси все-таки уловила какой-то шум, и когда она повернула в южное крыло, ее окликнул нетерпеливый голос:
– Люси, это ты?
Вежливо постучавшись в дверь спальни невестки, Люси Бейкер увидела, что Филадельфия сидит в кровати, широко открыв глаза и прижимая руки к груди.
– Ох, я так волнуюсь, что не могу уснуть. Джордж уже давно должен был быть дома. Он выехал из Лондона еще утром. Я уверена, что карета перевернулась или на них напали разбойники. Ох, как сильно бьется сердце…
Филадельфия выпрямилась, тяжело дыша. Покачав головой, Люси присела возле нее на кровать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
– Выходите, – грубо распорядился разбойник. – Все, и ты тоже, – бросил он кучеру. – От такой раны еще никто не умер.
Пассажиры стали выбираться из кареты – вначале мужчина в парике, затем девушка, потом горничная и, наконец, слуга.
– Кто вы? – спросил мужчина. – В последние полгода на Пенни-Бридж не было грабителей.
– Не задавайте ненужных вопросов, – прозвучало в ответ. – Мужчинам лечь на землю, лицом вниз. А ты, – приказал он дрожащей горничной, – свяжи их вот этим, да как следует.
Сдернув с седла веревку, разбойник обратился к обладательнице выразительных нефритовых глаз:
– Где шкатулка с деньгами?
– У нас ничего нет, – быстро ответила она.
– В самом деле? Довольно необычно для джентльмена возвращаться из Лондона без денег. Так где же она?
– Скажите ему, Генриетта, – раздался приглушенный голос обладателя парика.
Бросив мрачный взгляд на грабителя, девушка махнула рукой.
– Там, на сиденье.
Разбойник улыбнулся.
– Так достань же ее, моя девочка.
– Неотесанный наглец, – прохрипел мужчина в парике. – Ты разговариваешь с мисс Генриеттой Тревор из Глинда. Будь повежливсе, черт побери!
Теперь в свою очередь улыбнулась девушка.
– Сквайр Бейкер, право же, не время учить его хорошим манерам. Пусть негодяй берет, что хочет, и оставит нас в покое.
С этими словами она шагнула к карете и появилась снова, держа в руках темную, надежно запертую шкатулку.
– Благодарю вас, мисс Тревор, – проговорил грабитель. – Очень любезно с вашей стороны, черт возьми.
Он пытался копировать сквайра, но в его речи звучал акцент, не свойственный жителям Суссекса и выдававший в нем уроженца какой-то другой части Англии.
– Поставьте это на землю, – распорядился разбойник.
Девушка послушалась. Сделав ей знак отойти, он прострелил замок, отстегнул седельную сумку и швырнул ее горничной.
– Как тебя зовут? – Его голос звучал скорее приветливо, нежели грубо.
– Сара, сэр.
– Тогда наполни сумку, Сара, пока я займусь драгоценностями джентльмена. Потом настанет очередь мисс Тревор.
Он нагнулся и, невзирая на яростные протесты сквайра Бейкера, чей парик съехал на один бок и теперь напоминал ухо спаниеля, быстро и ловко завладел украшениями, табакеркой и соверенами. Затем вновь повернулся к Генриетте.
– Что есть у вас, мисс Тревор?
Он наклонился к ней, его глаза улыбались, в этот момент платок соскользнул с его подбородка и они оказались лицом к лицу. Несмотря на темноту, за короткий миг, прежде чем он снова надел маску, Генриетта успела разглядеть лицо, словно высеченное из гранита: широкий нос, тяжелый рот, решительный подбородок. Глаза были ярко-синие, а под черной шляпой мелькнула прядь ярко-рыжих, как лисий хвост, волос.
– Забудьте, что вы меня видели, – яростно прошипел он. – Понятно?
Впервые Генриетта Тревор ощутила укол страха.
– Да, – прошептала она. – Я забуду.
По-видимому, немного успокоившись, разбойник глянул на Сару, но Генриетте показалось, что поведение его изменилось; теперь, когда его лицо, пусть на мгновение, открылось постороннему взгляду, грабителю, судя по всему, не терпелось убраться восвояси.
– Поторопись, – отрывисто приказал он. – Сколько там еще?
– Только один мешочек, сэр.
Разбойник перевел взгляд на Генриетту.
– Теперь остались ваши украшения.
Девушка начала снимать ожерелье и серьги, под аренные ей на восемнадцатилетие три недели назад ее красавицей-матерью, Люси Тревор. Это были ее фамильные драгоценности.
– Вам жаль с ними расставаться? – спросил он, когда она медленно протянула ему украшения.
– Это подарок моей матери. Они много лет хранились в ее семье.
Генриетта встретила его серьезный взгляд. Затем он неожиданно поцеловал ей руку и вернул украшения.
– Возьмите их и вспоминайте обо мне.
– Грабитель-джентльмен! – хмыкнула она, слегка приседая.
– О нет, – возразил он, привязывая к седлу набитую деньгами сумку. – Такой же грубиян, как все прочие. Теперь можете развязать своих попутчиков и ехать дальше. Да не забудьте отвезти кучера к врачу, пока он не потерял слишком много крови.
Грабитель взлетел в седло.
– Прощайте, Генриетта.
– Прощайте, – отозвалась она, на мгновение задержала взгляд на удаляющейся фигуре, а затем повернулась, чтобы помочь остальным.
Согласно многолетнему ежевечернему обычаю, Люси Бейкер, старшая из оставшихся в живых детей старого сквайра Бейкера, и, увы, единственная старая дева в этом доме, начала свой ритуал обхода дворца, поднявшись по старинной винтовой лестнице и зная точно, что к моменту, когда она войдет в верхнюю гостиную, часы над камином пробьют десять. Она всегда чувствовала удовлетворение от собственной пунктуальности, придававшей ей уверенности в этом неустойчивом мире, полном тревог и волнений.
Сегодня все шло как всегда. Люси стояла наверху винтовой лестницы, глядя на то, что когда-то было солярием архиепископа, и слушала нежный перезвон, говорящий о том, что близок час, когда вся семья разойдется на покой. Чуть слышно вздохнув, Люси прошелестела юбкой по двери солярия и огляделась, высоко подняв свечу. Несмотря на то, что у отца была большая семья: двенадцать детей, из них семеро до сих пор живы, они никогда, даже собираясь все вместе, не использовали эту комнату как спальню. Мать Люси, умершая двадцать шесть лет назад, всегда говорила: «Здесь предавались размышлениям великие люди; здесь не место для шумных детских игр», и семья придерживалась этого правила до сих пор.
Люси с удовольствием прошла по тихим темным коридорам к небольшим спальням, в которых всегда находились детские. Сейчас, когда Черити и Рут вышли замуж, а Питер стал викарием Мэйфилда и поселился в Миддл-Хауее, только Томас и Найзел, холостые братья Люси, занимали западное крыло дворца, а их брату Джорджу и его жене Филадельфии было предоставлено южное.
Из комнаты братьев не доносилось ни звука, видимо, они еще не вернулись. Однако Люси все-таки уловила какой-то шум, и когда она повернула в южное крыло, ее окликнул нетерпеливый голос:
– Люси, это ты?
Вежливо постучавшись в дверь спальни невестки, Люси Бейкер увидела, что Филадельфия сидит в кровати, широко открыв глаза и прижимая руки к груди.
– Ох, я так волнуюсь, что не могу уснуть. Джордж уже давно должен был быть дома. Он выехал из Лондона еще утром. Я уверена, что карета перевернулась или на них напали разбойники. Ох, как сильно бьется сердце…
Филадельфия выпрямилась, тяжело дыша. Покачав головой, Люси присела возле нее на кровать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136