Поглаживая невестку по плечу, она приговаривала:
– Ничего, ничего, Дельфи, дорогая, не волнуйся. И Джордж, и Сэм Бриггс вооружены. Никто не может причинить им вреда.
Два испуганных глаза уставились на Люси из-под облака темных волос.
– Но я не могу не беспокоиться, Люси. Можно мне встать и подождать их внизу?
Такая просьба могла показаться странной, но Филадельфии было только двадцать шесть лет, и она была замужем меньше года, тогда как тридцатишестилетняя Люси была хозяйкой этого дома с тех пор, как умерла ее мать.
– Что ж, Дельфи, если тебе станет от этого легче – пожалуйста.
– Да, Люси, конечно. Я снова оденусь, так что Джордж ничего не заподозрит, когда вернется.
– Хорошо, только не переутомляйся. – Люси поцеловала невестку, маленькую, хрупкую, похожую на ребенка, и, как считалось, «утонченную», после чего продолжила обход.
Пройдя через собственную спальню в восточном крыле, Люси поднялась по винтовой лестнице на следующий этаж, полностью обойдя, таким образом, по квадрату внутренний дворик, вокруг которого был выстроен дворец.
Слева от нее, этажом ниже, находилась семейная гостиная, которая когда-то была приемной архиепископа, а потом столовой сэра Томаса Грэхема и сэра Томаса Мэя. Сын сэра Томаса, Том Мэй-младший, известный поэт и историк, продал дворец деду Люси, железных дел мастеру Джону Бейкеру, поскольку сэр Томас умер, почти полностью разорив поместье и не оставив сыну другого выхода, кроме как продать его. С тех пор здесь жила семья Бейкер, которой дворец архиепископа как раз пришелся впору, чтобы разместить все их многочисленное племя.
Не заходя в гостиную, Люси прошла в свою любимую часть здания. Это была спальня архиепископа, где когда-то любили молиться Стратфорд и, по преданию, Томас Бекет, где почивала королева Елизавета, когда была в гостях у сэра Томаса Грэхема. Специально для этого случая сэр Томас распорядился пристроить башню с лестницей, чтобы в комнату можно было попасть, минуя внутренние помещения дворца. Бейкеры всегда использовали эту комнату, как спальню хозяев, и именно здесь умерла мать Люси, давая жизнь своему двенадцатому ребенку, Рут. Сейчас там в одиночестве обитал старый сквайр Бейкер, в свои семьдесят семь лет находившийся в добром здравии и не проявлявший никакого желания покинуть этот мир.
Услыхав доносящийся из-за двери храп, Люси улыбнулась и вошла в комнату. Но это была грустная улыбка. Нелегко было одиннадцатилетней девочке вдруг оказаться старшей женщиной в доме и обнаружить, что все, в том числе и отец, по любому поводу обращаются к ней. Нелегко было и пожертвовать своей судьбой ради того, чтобы поднять семью (правда, два ее брата умерли в детстве), нелегко было смотреть, как младшие сестры выходят замуж и покидают дом, предоставляя Люси справляться со старым сквайром, добросердечным братцем Джорджем, глупенькой Филадельфией, апатичным Томасом и робким Найзелом, который не мог взглянуть на женщину без того, чтобы не покраснеть.
Люси подошла к окну и, раздвинув занавеси, выглянула наружу. Луна, только что вышедшая из-за туч, залила светом сад и виднеющийся в отдалении шпиль церкви. Люси задумчиво смотрела на храм. Доведется ли ей когда-нибудь невестой переступить через его порог? Вздохнув, она отвернулась от окна и бросила взгляд на фигуру в ночном колпаке, распростертую посреди огромной кровати. Даже в полумраке лицо ее отца казалось розовым и цветущим.
Люси опустила глаза. Если бы она испытывала к нему подлинную любовь, а не глухое раздражение, вызванное тем, что он продолжает жить, удерживая ее возле себя и превратив в пленницу собственной совести. Если бы только она могла оставить дворец и выйти замуж, пока еще не слишком поздно… Если бы…
Донесшийся снизу шум прервал ее мысли. Люси торопливо прошла через гардеробную отца, когда-то бывшую частью покоев архиепископа, затем – через бывший будуар матери, где теперь размещался ее собственный маленький кабинет, и начала спускаться по широкой каменной лестнице, прозванную «глав ной» и известную тем, что по ней ступали ноги великих деятелей английской церкви. Люси услышала всхлипывания Филадельфии и голос своего брата Джорджа:
– Проклятый головорез все забрал. Все, что у нас было. Только Генриетте удалось сберечь свои украшения. – Чертыхнувшись, он закричал. – Люси, Люси, где же ты? Нас ограбил мерзкий разбойник, будь он проклят, и Генриетта близка к обмороку. Иди скорей сюда, моя дорогая! Люси, где же ты, черт возьми?
– Здесь, Джордж, здесь, – успокоила его Люси, сбегая по лестнице и останавливаясь на последней ступеньке, чтобы охватить взглядом всю сцену.
Генриетта Тревор, старшая из дочерей покойного сквайра Джона Морли Тревора из Глинда, отнюдь не собиралась лишаться чувств и выглядела самой спокойной из присутствующих, в отличие от Сэма Бриггса, дворецкого Бейкеров, который стоял, уставившись в потолок и дико вращая глазами, видимо, ругая себя за то, что не успел пристрелить проклятого разбойника. Мисс Тревор же с едва заметной улыбкой наблюдала за чертыхающимся Джорджем и бьющейся в истерике Филадельфией. Люси незаметно разглядывала девушку, как всегда восхищаясь очаровательным личиком с двумя прелестными ямочками на щеках и густыми, цвета осеннего меда, волосами. Хотя Генриетту нельзя было назвать красавицей, в ней была какая-то изюминка, которой неизменно восхищались мужчины. Люси бессознательно вздохнула.
Шагнув вперед, она протянула руки к Генриетте.
– О, моя дорогая, какое ужасное испытание! Вы целы и невредимы? Разбойник не причинил вам вреда?
Генриетта с улыбкой повернулась к Люси:
– Нет, вовсе нет. Он даже оставил мне все драгоценности.
Филадельфия прекратила всхлипывать и пропищала:
– Как романтично! А он не украл поцелуй, Генриетта?
– Нет.
– Значит, вы не видели его лица?
Генриетта помедлила.
– Ну, я…
Джордж мгновенно обратился в слух.
– Как, Генриетта, вы его видели? Черт возьми, если вы сможете опознать негодяя, его нетрудно будет поймать.
Он с надеждой смотрел на Генриетту, его съехавший на ухо парик подрагивал от возбуждения.
Генриетта снова замешкалась, без всяких видимых причин не желая сознаваться, что видела разбойника. Но присущая ей внутренняя честность в конце концов заставила ее сказать:
– Его платок на мгновение соскользнул, и я успела мельком увидеть его лицо.
– Он хорош собой?
– Разумеется, Филадельфия.
– Нет, отнюдь. Настоящий разбойник.
– Вы узнаете его, если еще раз увидите? – возбужденно настаивал Джордж.
Испытывая все то же странное чувство, Генриетта неохотно ответила:
– Думаю, что да.
От дальнейших расспросов ее спасло прибытие «холостяков Бейкеров», как прозвали двух неженатых братьев Люси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
– Ничего, ничего, Дельфи, дорогая, не волнуйся. И Джордж, и Сэм Бриггс вооружены. Никто не может причинить им вреда.
Два испуганных глаза уставились на Люси из-под облака темных волос.
– Но я не могу не беспокоиться, Люси. Можно мне встать и подождать их внизу?
Такая просьба могла показаться странной, но Филадельфии было только двадцать шесть лет, и она была замужем меньше года, тогда как тридцатишестилетняя Люси была хозяйкой этого дома с тех пор, как умерла ее мать.
– Что ж, Дельфи, если тебе станет от этого легче – пожалуйста.
– Да, Люси, конечно. Я снова оденусь, так что Джордж ничего не заподозрит, когда вернется.
– Хорошо, только не переутомляйся. – Люси поцеловала невестку, маленькую, хрупкую, похожую на ребенка, и, как считалось, «утонченную», после чего продолжила обход.
Пройдя через собственную спальню в восточном крыле, Люси поднялась по винтовой лестнице на следующий этаж, полностью обойдя, таким образом, по квадрату внутренний дворик, вокруг которого был выстроен дворец.
Слева от нее, этажом ниже, находилась семейная гостиная, которая когда-то была приемной архиепископа, а потом столовой сэра Томаса Грэхема и сэра Томаса Мэя. Сын сэра Томаса, Том Мэй-младший, известный поэт и историк, продал дворец деду Люси, железных дел мастеру Джону Бейкеру, поскольку сэр Томас умер, почти полностью разорив поместье и не оставив сыну другого выхода, кроме как продать его. С тех пор здесь жила семья Бейкер, которой дворец архиепископа как раз пришелся впору, чтобы разместить все их многочисленное племя.
Не заходя в гостиную, Люси прошла в свою любимую часть здания. Это была спальня архиепископа, где когда-то любили молиться Стратфорд и, по преданию, Томас Бекет, где почивала королева Елизавета, когда была в гостях у сэра Томаса Грэхема. Специально для этого случая сэр Томас распорядился пристроить башню с лестницей, чтобы в комнату можно было попасть, минуя внутренние помещения дворца. Бейкеры всегда использовали эту комнату, как спальню хозяев, и именно здесь умерла мать Люси, давая жизнь своему двенадцатому ребенку, Рут. Сейчас там в одиночестве обитал старый сквайр Бейкер, в свои семьдесят семь лет находившийся в добром здравии и не проявлявший никакого желания покинуть этот мир.
Услыхав доносящийся из-за двери храп, Люси улыбнулась и вошла в комнату. Но это была грустная улыбка. Нелегко было одиннадцатилетней девочке вдруг оказаться старшей женщиной в доме и обнаружить, что все, в том числе и отец, по любому поводу обращаются к ней. Нелегко было и пожертвовать своей судьбой ради того, чтобы поднять семью (правда, два ее брата умерли в детстве), нелегко было смотреть, как младшие сестры выходят замуж и покидают дом, предоставляя Люси справляться со старым сквайром, добросердечным братцем Джорджем, глупенькой Филадельфией, апатичным Томасом и робким Найзелом, который не мог взглянуть на женщину без того, чтобы не покраснеть.
Люси подошла к окну и, раздвинув занавеси, выглянула наружу. Луна, только что вышедшая из-за туч, залила светом сад и виднеющийся в отдалении шпиль церкви. Люси задумчиво смотрела на храм. Доведется ли ей когда-нибудь невестой переступить через его порог? Вздохнув, она отвернулась от окна и бросила взгляд на фигуру в ночном колпаке, распростертую посреди огромной кровати. Даже в полумраке лицо ее отца казалось розовым и цветущим.
Люси опустила глаза. Если бы она испытывала к нему подлинную любовь, а не глухое раздражение, вызванное тем, что он продолжает жить, удерживая ее возле себя и превратив в пленницу собственной совести. Если бы только она могла оставить дворец и выйти замуж, пока еще не слишком поздно… Если бы…
Донесшийся снизу шум прервал ее мысли. Люси торопливо прошла через гардеробную отца, когда-то бывшую частью покоев архиепископа, затем – через бывший будуар матери, где теперь размещался ее собственный маленький кабинет, и начала спускаться по широкой каменной лестнице, прозванную «глав ной» и известную тем, что по ней ступали ноги великих деятелей английской церкви. Люси услышала всхлипывания Филадельфии и голос своего брата Джорджа:
– Проклятый головорез все забрал. Все, что у нас было. Только Генриетте удалось сберечь свои украшения. – Чертыхнувшись, он закричал. – Люси, Люси, где же ты? Нас ограбил мерзкий разбойник, будь он проклят, и Генриетта близка к обмороку. Иди скорей сюда, моя дорогая! Люси, где же ты, черт возьми?
– Здесь, Джордж, здесь, – успокоила его Люси, сбегая по лестнице и останавливаясь на последней ступеньке, чтобы охватить взглядом всю сцену.
Генриетта Тревор, старшая из дочерей покойного сквайра Джона Морли Тревора из Глинда, отнюдь не собиралась лишаться чувств и выглядела самой спокойной из присутствующих, в отличие от Сэма Бриггса, дворецкого Бейкеров, который стоял, уставившись в потолок и дико вращая глазами, видимо, ругая себя за то, что не успел пристрелить проклятого разбойника. Мисс Тревор же с едва заметной улыбкой наблюдала за чертыхающимся Джорджем и бьющейся в истерике Филадельфией. Люси незаметно разглядывала девушку, как всегда восхищаясь очаровательным личиком с двумя прелестными ямочками на щеках и густыми, цвета осеннего меда, волосами. Хотя Генриетту нельзя было назвать красавицей, в ней была какая-то изюминка, которой неизменно восхищались мужчины. Люси бессознательно вздохнула.
Шагнув вперед, она протянула руки к Генриетте.
– О, моя дорогая, какое ужасное испытание! Вы целы и невредимы? Разбойник не причинил вам вреда?
Генриетта с улыбкой повернулась к Люси:
– Нет, вовсе нет. Он даже оставил мне все драгоценности.
Филадельфия прекратила всхлипывать и пропищала:
– Как романтично! А он не украл поцелуй, Генриетта?
– Нет.
– Значит, вы не видели его лица?
Генриетта помедлила.
– Ну, я…
Джордж мгновенно обратился в слух.
– Как, Генриетта, вы его видели? Черт возьми, если вы сможете опознать негодяя, его нетрудно будет поймать.
Он с надеждой смотрел на Генриетту, его съехавший на ухо парик подрагивал от возбуждения.
Генриетта снова замешкалась, без всяких видимых причин не желая сознаваться, что видела разбойника. Но присущая ей внутренняя честность в конце концов заставила ее сказать:
– Его платок на мгновение соскользнул, и я успела мельком увидеть его лицо.
– Он хорош собой?
– Разумеется, Филадельфия.
– Нет, отнюдь. Настоящий разбойник.
– Вы узнаете его, если еще раз увидите? – возбужденно настаивал Джордж.
Испытывая все то же странное чувство, Генриетта неохотно ответила:
– Думаю, что да.
От дальнейших расспросов ее спасло прибытие «холостяков Бейкеров», как прозвали двух неженатых братьев Люси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136