Но наша необъятность, бескрайность и бесконтрольность, наверное, и предопределяют катастрофичность истории великого государства Российского, где позволено и разрешено все, где царствует единственное право – сила власти. Уж грешить, так чтоб пыль столбом, а уж каяться, так до кровавых шишек на лбу. Как хвастливый цыган-конокрад, хоть раз проскакать на худой лошадке-кляче, да галопом...
Петр I облагодетельствовал своим посещением Дон четырежды: в 1695, 1696, 1698, 1709 годах. В один из приездов пожаловал Войску Донскому серебряную печать: «Печать Войска Донского». А войсковым атаманам – насеку, украшенную серебряной оправой: «Насека Войска Донского, 1704 года». И грамоту от 21 сентября «За верность престолу».
Дорогой ценой платили донские казаки принудительной «вере престолу»...
Три тысячи семейств увел на Кубань, потом в Турцию атаман Игнат Некрасов, первый заместитель Кондратия Булавина.
Миронов, походив по станице и посмотрев на жителей Старочеркасской, подумал, что ведь по внешнему виду они – казаки, точно такие же, как его родной станицы Усть-Медведицкой: «Почти все смуглые и румяного лица, волосы черные и черноусые, острого взгляда, смелы, храбры, хитры, остроумны, горды, самолюбивы, пронырливы, насмешливы. Болезней мало знают, наибольшая часть умирает против неприятеля и от старости».
Разжалованная казачья станица Старочеркасская... Бунтарская. Атаманы с бешеной энергией: Василий Ус... Игнат Некрасов... Степан Разин... Кондратий Булавин... Семен Драный... Никита Голый... Емельян Пугачев... Иван Рубцов... Степан Ефремов... Братья Грузиновы, Евграф и Петр... Они не смирялись. И все время рвали путы, отстаивая казачью вольность.
И тут выявляется интересная деталь. Когда во главе донских казаков стоял настоящий Казачий Круг, на котором все дела войска решались принародно и самим народом, тогда не случалось ни единого бунта и восстания. «Донцы меж себя атаманов и иных начальных избирают и судятся во всяких делах по своей воле, а не по царскому указу». И если уж выбрали и сказали: «Любо!», то подчинялись беспрекословно: «Куда наш атаман взгляд кинет, туда мы головы свои бросим». Строжайше блюли закон: «С Дона выдачи нет».
И как только царское правительство запустило «высокую руку» в дела вольнолюбивого Войска Донского, так и начались бунты и восстания. И не только порушился вековой закон, которым гордились и дорожили казаки: «С Дона выдачи нет», но царское правительство издало указ, что если атаманы будут принимать «новопришлых людей, то будет смертная казнь без пощады, а на всю станицу войсковая пеня, городок будет разорен и в юрте будет отказано».
Самодержавие начало беспощадно расправляться не только с казачьей вольницей, но даже с их памятью. Дом, где родился и жил Емельян Пугачев, был сожжен дотла и совершен ритуал, смысл которого – считать это место оскверненным... А саму станицу Зимовейскую перенесли на другую сторону Дона и окрестили Потемкинской. «По причине той, что государственный злодей Емельян Пугачев родился в этой станице» – так сообщал фаворит царицы, светлейший князь Потемкин атаману Войска Донского. При этом милостиво разрешил, чтобы донские казаки с восторгом приняли титул станицы такой высокопоставленной особы, как имя самого светлейшего князя, могущественного фаворита Екатерины II.
Уничтожались лучшие сыны донского казачества... Уничтожались дома... Станицы... Стирались с лица донской земли. «У-у, цари-благодетели!..» – Миронов даже зубами скрипнул... Закабаленным, бесправным народом легче управлять, потому – расправа. Значит, казаки должны стать собственностью государства? И жить по его указке? Но ведь такое противоречило всему укладу жизни казаков!.. А кому какое дело до всяких там «укладов жизни» – есть власть царского правительства, и никаких вольностей! Но ведь вольность, традиции, веками созданные, выше всяких государственных претензий, которыми опутывается гражданское право человека быть самим собой! Пеленает его и сначала не дает свободно дышать, а потом надетые оковы превращают народ в рабов, бесправных, послушных и безвольных. Так какой толк от такого племени?
Монаршие милости для казаков хуже нашествия Тамерлана... Эх, не было в то время его, Миронова, на Дону, он бы им показал!.. Кому это им? Ты уже показал... Успокойся, приляг на жесткий тюремный топчанчик да повспоминай, как ты завоевывал свободу. Как рвал свою душу и тело, отстаивая ее, и горло тоже – на каждом перекрестке орал за свободу... Вот и получил награду – Бутырский каземат... И ведь не враги его засунули сюда – тогда бы и жаловаться не на кого. А то ведь свои братья по классу, братья по борьбе, по завоеванию этой самой свободы, будь она трижды... Что? Проклята или священна?.. Да не надо сюда впутывать гражданскую войну! Не надо торопиться. Он еще до нее не дошел. И уж если дал себе самому слово все вспомнить, причем по порядку, то и будет этого придерживаться, и никто его не собьет с этой мысли! Никто! Слышите?..
На чем он остановился? Ага, на разжалованной станице Старочеркасской. Гуманизм... Милосердие?.. Это же слово выкинуто из лексикона. Победа. Революция. Враги. Расстрел. Контрреволюция. Контра. Репрессии. Террор. Голод. Разруха. Сровняем с землей тюрьмы и церкви. Бога нет. Жестокость. Равнодушие. Тюрьма... Все раскалено до мрака... Страшно жить... Но жить надо, хотя уж для того, чтобы додумать все до конца в эти унылые, позорные дни, может быть, кому-то пригодится?.. Он еще и тут рассчитывает пользу какую-то кому-то принести?..
Но ведь Миронов звал казаков в светлое будущее. Не щадил себя. Но теперь и его не пощадили. И каземат Бутырской тюрьмы яркое тому подтверждение... Еще ни одно доброе дело не осталось безнаказанным... Главное, не отвлекаться. Не сентиментальничать. Не злобиться. И не взвинчиваться!.. Запрещает это себе. И не убегать в область случайных воспоминаний. Достоинство и выдержка. Иначе сил не останется. Конечно, легче умереть, чем выдержать такое напряжение!.. Терпение. Он чист. Открыт. Правдив. Если он честно и искренне вспомнит все и, может быть, даже повинится, то это что-нибудь да значит... Память пережитого непрерывна. Хотя и больно! Потому что память, прошлое – всегда больно. И неприятно, все равно как есть сырую рыбу...
При всем своем катастрофическом положении Миронов ясно представляет себя отличным если не ото всех людей, то от очень многих. Индивидуальность. Личность. Физические страдания не должны заглушать его внутренний духовный мир. Потому что он считает себя, как бы это точнее выразить, выше всего обыденного, кроме живой природы. Поэтому обязан выразить свою человеческую суть. Не имеет права умерщвлять рожденную мысль. Да, откровенно сказать, не собирается. Это его духовная энергия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Петр I облагодетельствовал своим посещением Дон четырежды: в 1695, 1696, 1698, 1709 годах. В один из приездов пожаловал Войску Донскому серебряную печать: «Печать Войска Донского». А войсковым атаманам – насеку, украшенную серебряной оправой: «Насека Войска Донского, 1704 года». И грамоту от 21 сентября «За верность престолу».
Дорогой ценой платили донские казаки принудительной «вере престолу»...
Три тысячи семейств увел на Кубань, потом в Турцию атаман Игнат Некрасов, первый заместитель Кондратия Булавина.
Миронов, походив по станице и посмотрев на жителей Старочеркасской, подумал, что ведь по внешнему виду они – казаки, точно такие же, как его родной станицы Усть-Медведицкой: «Почти все смуглые и румяного лица, волосы черные и черноусые, острого взгляда, смелы, храбры, хитры, остроумны, горды, самолюбивы, пронырливы, насмешливы. Болезней мало знают, наибольшая часть умирает против неприятеля и от старости».
Разжалованная казачья станица Старочеркасская... Бунтарская. Атаманы с бешеной энергией: Василий Ус... Игнат Некрасов... Степан Разин... Кондратий Булавин... Семен Драный... Никита Голый... Емельян Пугачев... Иван Рубцов... Степан Ефремов... Братья Грузиновы, Евграф и Петр... Они не смирялись. И все время рвали путы, отстаивая казачью вольность.
И тут выявляется интересная деталь. Когда во главе донских казаков стоял настоящий Казачий Круг, на котором все дела войска решались принародно и самим народом, тогда не случалось ни единого бунта и восстания. «Донцы меж себя атаманов и иных начальных избирают и судятся во всяких делах по своей воле, а не по царскому указу». И если уж выбрали и сказали: «Любо!», то подчинялись беспрекословно: «Куда наш атаман взгляд кинет, туда мы головы свои бросим». Строжайше блюли закон: «С Дона выдачи нет».
И как только царское правительство запустило «высокую руку» в дела вольнолюбивого Войска Донского, так и начались бунты и восстания. И не только порушился вековой закон, которым гордились и дорожили казаки: «С Дона выдачи нет», но царское правительство издало указ, что если атаманы будут принимать «новопришлых людей, то будет смертная казнь без пощады, а на всю станицу войсковая пеня, городок будет разорен и в юрте будет отказано».
Самодержавие начало беспощадно расправляться не только с казачьей вольницей, но даже с их памятью. Дом, где родился и жил Емельян Пугачев, был сожжен дотла и совершен ритуал, смысл которого – считать это место оскверненным... А саму станицу Зимовейскую перенесли на другую сторону Дона и окрестили Потемкинской. «По причине той, что государственный злодей Емельян Пугачев родился в этой станице» – так сообщал фаворит царицы, светлейший князь Потемкин атаману Войска Донского. При этом милостиво разрешил, чтобы донские казаки с восторгом приняли титул станицы такой высокопоставленной особы, как имя самого светлейшего князя, могущественного фаворита Екатерины II.
Уничтожались лучшие сыны донского казачества... Уничтожались дома... Станицы... Стирались с лица донской земли. «У-у, цари-благодетели!..» – Миронов даже зубами скрипнул... Закабаленным, бесправным народом легче управлять, потому – расправа. Значит, казаки должны стать собственностью государства? И жить по его указке? Но ведь такое противоречило всему укладу жизни казаков!.. А кому какое дело до всяких там «укладов жизни» – есть власть царского правительства, и никаких вольностей! Но ведь вольность, традиции, веками созданные, выше всяких государственных претензий, которыми опутывается гражданское право человека быть самим собой! Пеленает его и сначала не дает свободно дышать, а потом надетые оковы превращают народ в рабов, бесправных, послушных и безвольных. Так какой толк от такого племени?
Монаршие милости для казаков хуже нашествия Тамерлана... Эх, не было в то время его, Миронова, на Дону, он бы им показал!.. Кому это им? Ты уже показал... Успокойся, приляг на жесткий тюремный топчанчик да повспоминай, как ты завоевывал свободу. Как рвал свою душу и тело, отстаивая ее, и горло тоже – на каждом перекрестке орал за свободу... Вот и получил награду – Бутырский каземат... И ведь не враги его засунули сюда – тогда бы и жаловаться не на кого. А то ведь свои братья по классу, братья по борьбе, по завоеванию этой самой свободы, будь она трижды... Что? Проклята или священна?.. Да не надо сюда впутывать гражданскую войну! Не надо торопиться. Он еще до нее не дошел. И уж если дал себе самому слово все вспомнить, причем по порядку, то и будет этого придерживаться, и никто его не собьет с этой мысли! Никто! Слышите?..
На чем он остановился? Ага, на разжалованной станице Старочеркасской. Гуманизм... Милосердие?.. Это же слово выкинуто из лексикона. Победа. Революция. Враги. Расстрел. Контрреволюция. Контра. Репрессии. Террор. Голод. Разруха. Сровняем с землей тюрьмы и церкви. Бога нет. Жестокость. Равнодушие. Тюрьма... Все раскалено до мрака... Страшно жить... Но жить надо, хотя уж для того, чтобы додумать все до конца в эти унылые, позорные дни, может быть, кому-то пригодится?.. Он еще и тут рассчитывает пользу какую-то кому-то принести?..
Но ведь Миронов звал казаков в светлое будущее. Не щадил себя. Но теперь и его не пощадили. И каземат Бутырской тюрьмы яркое тому подтверждение... Еще ни одно доброе дело не осталось безнаказанным... Главное, не отвлекаться. Не сентиментальничать. Не злобиться. И не взвинчиваться!.. Запрещает это себе. И не убегать в область случайных воспоминаний. Достоинство и выдержка. Иначе сил не останется. Конечно, легче умереть, чем выдержать такое напряжение!.. Терпение. Он чист. Открыт. Правдив. Если он честно и искренне вспомнит все и, может быть, даже повинится, то это что-нибудь да значит... Память пережитого непрерывна. Хотя и больно! Потому что память, прошлое – всегда больно. И неприятно, все равно как есть сырую рыбу...
При всем своем катастрофическом положении Миронов ясно представляет себя отличным если не ото всех людей, то от очень многих. Индивидуальность. Личность. Физические страдания не должны заглушать его внутренний духовный мир. Потому что он считает себя, как бы это точнее выразить, выше всего обыденного, кроме живой природы. Поэтому обязан выразить свою человеческую суть. Не имеет права умерщвлять рожденную мысль. Да, откровенно сказать, не собирается. Это его духовная энергия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136