Может быть, вы никогда
не видели и этой фотографии и не читали этого посвящения?
Она была так глупа и неопытна, что показала фотографию и даже отдала
ему в руки, однако из ее поведения Де Брюн сделал совершенно
противоположный вывод. Он подумал, что имеет дело с продувной бестией. Он
узнал эту фотографию, сразу вспомнил посвящение, вспомнил и о загадочных
обстоятельствах, при которых снимок исчез. Он подозревал, что сама Эрера
во время одного из своих последних визитов - уже тогда она пристрастилась
к героину - похитила его. Она потребовала назад все свои письма и прочие
доказательства былой любви и нежности, узнав, кем в действительности был
Де Брюн - одним из главарей парижского преступного мира.
Он до сих пор не забыл Эреру. Она относилась к числу тех редких
женщин, в обществе которых он мог, не испытывая скуки, проводить долгие
часы. Заметив ее пристрастие к героину, он не жалел денег и сил для ее
спасения от этой беды. Когда же Де Брюн узнал, что доктор Жюно, которому
он доверил Эреру, сам - наркоман и часть пациентов оставалась в его
клинике лишь потому, что за высокую плату Жюно снабжал их героином, его
последние надежды рухнули.
Де Брюн прекрасно понимал: если эта фотография и материал, который -
по его предположению - Ламбер собрал об Эрере, Жюно, Гранделе и других,
будут переданы в прокуратуру и прессу, катастрофы уже не избежать.
Возвращая Леоре снимок, он холодно проговорил:
- Предположим, мне знакома эта фотография и меня, как и вас,
интересует все, что произошло с вашей приятельницей Эрерой. С кем я могу
связаться?
От тона сказанного, от тишины кабинета по телу Леоры пробежал озноб.
Она вновь вспомнила о том, что случилось с Табором. Не столько разум,
сколько инстинкт подсказал ей, что у сидящего напротив мужчины
человеколюбия не больше, чем у падающей каменной глыбы. "Я - в ловушке, -
пронеслось в голове Леоры, - Господи, помоги мне выбраться отсюда". Но
внешне она ничем не выдала себя. Стараясь скрыть дрожь, она сказала:
- Вы можете узнать обо всем... но не здесь, а сегодня вечером,
скажем, в семь, в ресторане Эйфелевой башни. Фотография и все... двадцать
тысяч.
Идея с Эйфелевой башней принадлежала Ожиду. Обсуждая детали шантажа,
он говорил, что даже хорошо организованная банда вряд ли могла, прикончив
кого-то на верхней террасе Эйфелевой башни, беспрепятственно скрыться.
Путь для бегства был слишком длинным, слишком сложным.
- Хорошо, - сказал Де Брюн, - в семь часов я буду в ресторане. Но
названную вами сумму я расцениваю как шутку.
Он проводил Леору до порога, идя чуть впереди, и открыл перед ней
дверь как перед настоящей светской дамой.
На лестничной площадке Леора едва не разрыдалась, так велики были ее
напряжение и страх.
Она твердо решила не ходить в ресторан Эйфелевой башни. Леора
явственно представила себе, как ее выбрасывают из окна, как она летит с
огромной высоты, почти физически ощутила удар, с которым мать-земля
принимает ее в свои объятья. Нет уж, лучше она будет доить свое новое
сокровище, влюбленного часовщика.
Глупая выходка Леоры заставила Де Брюна серьезно насторожиться.
Добрых два часа готовился он вместе с двумя наиболее близкими своими
помощниками, разрабатывая план дальнейших действий. Когда Бельфор позвонил
Де Брюну, тот уже был на пути в ресторан Эйфелевой башни. Итак, затея Пери
грозила провалиться. Он искусно разложил приманку, но что толку, если
акулы, на которых он охотился, поплыли в другую сторону.
24
Получая от дедушки ежемесячно на карманные расходы немалую сумму,
Ирэн легко могла позволить себе снимать комнату у своей приятельницы,
одинокой женщины, пользовавшейся в Диезе репутацией набожной и
высоконравственной особы. В то время как телохранитель девушки, уверенный,
что она за чашечкой кофе перенимает у почтенной дамы искусство вышивки,
поджидал на улице, Ирэн предавалась с Ламбером любви в постели
благочестивой мадам Женвуа.
В его обществе Ирэн была обыкновенной ласковой и нежной девушкой,
однако он видел, как уже портится ее характер. Сознание того, что в скором
времени она станет самой богатой женщиной Франции и у нее не будет
неисполнимых желаний, определяло ее поведение. Если ей что-то не
нравилось, она заявляла об этом так же резко, как и ее дедушка, яростно
ненавидевший людей. Будучи не права, она продолжала настаивать на своем до
тех пор, пока ее воля не исполнялась. Язвительными насмешками Ламбер
старался подавить у нее приступы себялюбия, и чаще всего это ему
удавалось.
Когда мадам Женвуа позвонила Ирэн по телефону в интернат и спросила,
не желает ли она на минуточку заглянуть к ней, девушка, зная о ком идет
речь, тотчас согласилась. Однако у мадам Женвуа она повела себя так, будто
неожиданный визит Ламбера не обрадовал, а, скорее, раздосадовал ее. Она
начала выговаривать ему, что он мог хотя бы за день предупредить мадам
Женвуа, что директриса и без того недовольна ее отлучками и что не следует
забывать об охраннике, которого Де Брюн приставил к ней.
- Так что тебе от меня нужно? - раздраженно спросила она. - Не для
того же ты меня вытащил сюда, чтобы тоскливо смотреть мне в глаза?
- Нет, мое сокровище, я вполне могу обойтись без этого, - ответил
Ламбер. - Порой, от нечего делать, я спрашиваю себя, что бы из тебя вышло,
не будь у твоего дедушки миллионов?
- Я сумела бы заработать себе на жизнь, - фыркнула Ирэн.
- Безусловно. Но как? По-моему, твоих способностей недостаточно даже
для должности уборщицы. Сядь, мне нужно с тобой поговорить, и поговорить
серьезно.
Ирэн продолжала упрямо стоять.
- Сядь, я тебе сказал, я не могу разговаривать с человеком, когда он
смотрит на меня ноздрями, - резко бросил он.
Она знала, сейчас ей следует уступить, иначе все плохо кончится. Вот
когда у нее будет огромное состояние, Ламбер станет как шелковый. Итак,
она повиновалась и, надув губы, присела на краешек кровати. Он заходил по
комнате взад и вперед. Не обращая на нее внимания, точно разговаривая сам
с собой, произнес:
- Время пришло... Мы заманим этого подлеца в волчью яму, и, упав
туда, он сломает себе шею. Это так же верно, как то что на небе нет
никакого Бога. Важно одно: твой дорогой дедуля не должен простирать над
ним свою всесильную длань и ограждать его от земного суда. И дабы он этого
не сделал, ты должна постараться.
- Мы уже говорили об этом, Аристид, - с трудом сохраняя спокойствие,
сказала Ирэн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
не видели и этой фотографии и не читали этого посвящения?
Она была так глупа и неопытна, что показала фотографию и даже отдала
ему в руки, однако из ее поведения Де Брюн сделал совершенно
противоположный вывод. Он подумал, что имеет дело с продувной бестией. Он
узнал эту фотографию, сразу вспомнил посвящение, вспомнил и о загадочных
обстоятельствах, при которых снимок исчез. Он подозревал, что сама Эрера
во время одного из своих последних визитов - уже тогда она пристрастилась
к героину - похитила его. Она потребовала назад все свои письма и прочие
доказательства былой любви и нежности, узнав, кем в действительности был
Де Брюн - одним из главарей парижского преступного мира.
Он до сих пор не забыл Эреру. Она относилась к числу тех редких
женщин, в обществе которых он мог, не испытывая скуки, проводить долгие
часы. Заметив ее пристрастие к героину, он не жалел денег и сил для ее
спасения от этой беды. Когда же Де Брюн узнал, что доктор Жюно, которому
он доверил Эреру, сам - наркоман и часть пациентов оставалась в его
клинике лишь потому, что за высокую плату Жюно снабжал их героином, его
последние надежды рухнули.
Де Брюн прекрасно понимал: если эта фотография и материал, который -
по его предположению - Ламбер собрал об Эрере, Жюно, Гранделе и других,
будут переданы в прокуратуру и прессу, катастрофы уже не избежать.
Возвращая Леоре снимок, он холодно проговорил:
- Предположим, мне знакома эта фотография и меня, как и вас,
интересует все, что произошло с вашей приятельницей Эрерой. С кем я могу
связаться?
От тона сказанного, от тишины кабинета по телу Леоры пробежал озноб.
Она вновь вспомнила о том, что случилось с Табором. Не столько разум,
сколько инстинкт подсказал ей, что у сидящего напротив мужчины
человеколюбия не больше, чем у падающей каменной глыбы. "Я - в ловушке, -
пронеслось в голове Леоры, - Господи, помоги мне выбраться отсюда". Но
внешне она ничем не выдала себя. Стараясь скрыть дрожь, она сказала:
- Вы можете узнать обо всем... но не здесь, а сегодня вечером,
скажем, в семь, в ресторане Эйфелевой башни. Фотография и все... двадцать
тысяч.
Идея с Эйфелевой башней принадлежала Ожиду. Обсуждая детали шантажа,
он говорил, что даже хорошо организованная банда вряд ли могла, прикончив
кого-то на верхней террасе Эйфелевой башни, беспрепятственно скрыться.
Путь для бегства был слишком длинным, слишком сложным.
- Хорошо, - сказал Де Брюн, - в семь часов я буду в ресторане. Но
названную вами сумму я расцениваю как шутку.
Он проводил Леору до порога, идя чуть впереди, и открыл перед ней
дверь как перед настоящей светской дамой.
На лестничной площадке Леора едва не разрыдалась, так велики были ее
напряжение и страх.
Она твердо решила не ходить в ресторан Эйфелевой башни. Леора
явственно представила себе, как ее выбрасывают из окна, как она летит с
огромной высоты, почти физически ощутила удар, с которым мать-земля
принимает ее в свои объятья. Нет уж, лучше она будет доить свое новое
сокровище, влюбленного часовщика.
Глупая выходка Леоры заставила Де Брюна серьезно насторожиться.
Добрых два часа готовился он вместе с двумя наиболее близкими своими
помощниками, разрабатывая план дальнейших действий. Когда Бельфор позвонил
Де Брюну, тот уже был на пути в ресторан Эйфелевой башни. Итак, затея Пери
грозила провалиться. Он искусно разложил приманку, но что толку, если
акулы, на которых он охотился, поплыли в другую сторону.
24
Получая от дедушки ежемесячно на карманные расходы немалую сумму,
Ирэн легко могла позволить себе снимать комнату у своей приятельницы,
одинокой женщины, пользовавшейся в Диезе репутацией набожной и
высоконравственной особы. В то время как телохранитель девушки, уверенный,
что она за чашечкой кофе перенимает у почтенной дамы искусство вышивки,
поджидал на улице, Ирэн предавалась с Ламбером любви в постели
благочестивой мадам Женвуа.
В его обществе Ирэн была обыкновенной ласковой и нежной девушкой,
однако он видел, как уже портится ее характер. Сознание того, что в скором
времени она станет самой богатой женщиной Франции и у нее не будет
неисполнимых желаний, определяло ее поведение. Если ей что-то не
нравилось, она заявляла об этом так же резко, как и ее дедушка, яростно
ненавидевший людей. Будучи не права, она продолжала настаивать на своем до
тех пор, пока ее воля не исполнялась. Язвительными насмешками Ламбер
старался подавить у нее приступы себялюбия, и чаще всего это ему
удавалось.
Когда мадам Женвуа позвонила Ирэн по телефону в интернат и спросила,
не желает ли она на минуточку заглянуть к ней, девушка, зная о ком идет
речь, тотчас согласилась. Однако у мадам Женвуа она повела себя так, будто
неожиданный визит Ламбера не обрадовал, а, скорее, раздосадовал ее. Она
начала выговаривать ему, что он мог хотя бы за день предупредить мадам
Женвуа, что директриса и без того недовольна ее отлучками и что не следует
забывать об охраннике, которого Де Брюн приставил к ней.
- Так что тебе от меня нужно? - раздраженно спросила она. - Не для
того же ты меня вытащил сюда, чтобы тоскливо смотреть мне в глаза?
- Нет, мое сокровище, я вполне могу обойтись без этого, - ответил
Ламбер. - Порой, от нечего делать, я спрашиваю себя, что бы из тебя вышло,
не будь у твоего дедушки миллионов?
- Я сумела бы заработать себе на жизнь, - фыркнула Ирэн.
- Безусловно. Но как? По-моему, твоих способностей недостаточно даже
для должности уборщицы. Сядь, мне нужно с тобой поговорить, и поговорить
серьезно.
Ирэн продолжала упрямо стоять.
- Сядь, я тебе сказал, я не могу разговаривать с человеком, когда он
смотрит на меня ноздрями, - резко бросил он.
Она знала, сейчас ей следует уступить, иначе все плохо кончится. Вот
когда у нее будет огромное состояние, Ламбер станет как шелковый. Итак,
она повиновалась и, надув губы, присела на краешек кровати. Он заходил по
комнате взад и вперед. Не обращая на нее внимания, точно разговаривая сам
с собой, произнес:
- Время пришло... Мы заманим этого подлеца в волчью яму, и, упав
туда, он сломает себе шею. Это так же верно, как то что на небе нет
никакого Бога. Важно одно: твой дорогой дедуля не должен простирать над
ним свою всесильную длань и ограждать его от земного суда. И дабы он этого
не сделал, ты должна постараться.
- Мы уже говорили об этом, Аристид, - с трудом сохраняя спокойствие,
сказала Ирэн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40