Да и что мне толку от того, что она поймет, что меня похитили те самые бандиты, о которых идет речь в материале?
Даже будь там их имена и фамилии, толку нуль.
А вот они, получив свое, могли сделать со мной то, что сочтут нужным.
Особенно если учесть, что, судя по словам главного, Вадим меня охарактеризовал как человека упрямого и принципиального, — а значит, они не поверят, что, отпусти они меня просто так, я не напечатаю материал безо всяких изменений, рассчитывая на его помощь. Не поверят, даже если я возьму деньги — я ведь их могла вернуть потом через Кисина. А значит, если мой материал действительно представлял для них опасность, то они могли сделать мне плохо. Очень плохо.
Если бы я согласилась позвонить в редакцию и дать отбой. Так что я не собиралась на это соглашаться.
Я не труслива и не преувеличивала никогда опасность. И понимала, что, с одной стороны, это глупо — силой заставлять меня звонить в редакцию, чтобы снять материал, а потом куда-то увозить, дабы основательнее запугать или даже убить, чтобы я точно не могла их обмануть. Но с другой стороны, я могла предположить, что кто-то из них — скорей всего главный — спокойно прострелил ни в чем не повинной девице обе коленные чашечки. Прострелил, зная, что увечит ее, — но об этом не думая. Конечно, она в его глазах была обычной шлюхой, которая спит с мужиком ради денег, — но дела это не меняло. И даже ухудшало — показывая, что он способен на все, если для него это важно.
Я как-то не особо задумалась тогда, в Крылатском, над услышанным — а вот сейчас задумалась. Сказав себе, что только очень дерзкие люди могли организовать Улитину засаду на дороге, на которой вот-вот мог появиться кто-то еще. Только очень дерзкий человек мог поехать туда лично для беседы с Улитиным — ведь обычно ограничиваются тем, что посылают простых исполнителей. А с банкиром беседовал сам босс, не побоявшись приехать лично. И лично прострелил улитинской любовнице колени — не опасаясь, что Улитин его заложит потом. Видно, слишком сильно банкир его задел — видно, о слишком больших деньгах шла речь, раз человек очень большого калибра, человек, контролировавший президента одного из крупнейших банков страны, пошел на риск.
Мой случай тоже мог оказаться важным — если он опасался, что моя статья может ему повредить. А значит, со мной могли поступить как с Соболевой — почему нет? Отвезти сейчас куда-нибудь за город и прострелить колени, сообщив предварительно, что, если я расскажу кому-нибудь об этом, мне потом прострелят голову. Зная, что этот беспредельный поступок напугает меня так, что я никому ничего не скажу. Ну разве кроме Кисина — с которым они могут договориться, потому что живут в одном мире.
Мне не понравилось то, о чем я подумала, — просто со-всем. А значит, надо было как-то убедить их, что я сделаю, так, как им надо, и чтобы они мне стопроцентно поверили. И речь должна идти не о деньгах — наверняка на их памяти немало было случаев, когда человек брал деньги, а потом не делал того, что обещал, — о чем-то другом. Вот только о чем?
— Вы меня спросили, что мне сделать хорошего? — Я притворилась, что не слышала, что сказал Миша, — и смотрела сейчас только на главного. — Мне, например, было бы очень приятно, если бы вы мне сказали, кто же убил Улитина, — мне не нужна конкретная фамилия, мне нужно ваше предположение. Чтобы я могла написать, что, на мой взгляд, больше всех в смерти Улитина была заинтересована такая-то структура, — и как-то это обосновать…
— Говорил тебе, что она бабок не берет, а ты все — забашляем, забашляем! — Главный хлопнул мрачного своего приятеля по плечу. — Во, Мишань, какие люди есть — а мы и не знали. Не нужны им бабки, им главное — статью свою написать. А ты, Юль, — у тебя мужик, что ль, богатый, раз деньги не нужны?
Коммерсант, так? Или с Котом у вас любовь? Да колись, че ты — свои ж люди!
— Я пишу не ради денег — но ради того, чтобы донести до читателя правду, — ответила выспренне и улыбнулась тут же, показывая, что это шутка. — Так вы мне сделаете хорошо — вы же сами предлагали?
Главный кивнул, серьезнея, погружаясь в мысли — глядя на меня внимательно.
— Я так думаю, что это из банка того прилетело, откуда выперли его.
Улитка дел там навертел, они небось и не расхлебали еще. Да и крови им попортил — уходить не хотел, понты кидал там только так. Тебя кончат, если против меня пойдешь, и тебя кончат — крутой парень был Улитка. За чужой счет. Вот и посчитались, когда утихло все…
Он посмотрел на меня с таким видом, словно осчастливил своей информацией — словно открыл мне нечто, о чем бы я в жизни не догадалась.
— Не думаю. — В горле пересохло от бесконечного курения, и я сделала вынужденно глоток слабого невкусного кофе. — Правда, в банке мне тоже сначала угрожали, а потом пытались всучить конверт с деньгами — но не думаю. Мне кажется, они слишком счастливы были, что все же от него избавились, — настолько, что все его, скажем так, финансовые промашки покрыли, никаких претензий ему не предъявляли. А кто-то, как я слышала; предъявлял…
— Во умная, а? — вставил проснувшийся Миша — было ощущение, словно он пребывал в наркотическом забытьи, откуда выпадал периодически на пару минут, чтобы потом вернуться обратно. — Слышала! Ей туфту гонят, а она слушает!
Главный поднял ладонь успокаивающе, останавливая его.
— А что еще слышала? — поинтересовался спокойно, словно не о нем шла речь. — Ты давай-давай — все свои…
— Что слышала — то и написала. — Я снова подчеркнула, что статья лежит уже в редакций. — Слышала, что кто-то — может, ваши близкие люди, а может, и нет — предъявлял ему претензии по поводу своих денег, а он не отдавал. Слышала, что вроде бы даже ему засаду устроили — вроде девица пострадала, которая с ним была. Этого точно не знаю — но слышала. Зато знаю, что он после той истории за границу сбежал — а потом появился. А через три месяца…
Мне не хотелось подставлять ту, которая рассказала мне все это, — так что пришлось ограничиться тусклой размытой картинкой. На главного в тот момент я не смотрела. Я знала, что это правда, — то, что она мне рассказала. И видеть его реакцию мне было ни к чему.
— Да мало ль кому он должен был! — Главный хмыкнул, словно удивляясь моей наивности. — Да Улитке столько народа могло предъявить! Деловой был Улитка, много чего творил — да любой мог предъявить, отвечаю. И кончить мог любой. Что Улитка к телкам неровно дышит, все знали. Тут делов-то — телку ему подсунь, и все. Или ту обработай, с которой он сейчас…
Главный замолчал — возможно, считая, что дал мне именно то, что мне нужно. Значимо замолчал — будто показывая, что сказал все, что собирался, и больше я от него ничего не услышу.
— Значит, вы хотите, чтобы я убрала слова о том, что его скорее всего убили криминальные структуры, потому что он им должен был деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Даже будь там их имена и фамилии, толку нуль.
А вот они, получив свое, могли сделать со мной то, что сочтут нужным.
Особенно если учесть, что, судя по словам главного, Вадим меня охарактеризовал как человека упрямого и принципиального, — а значит, они не поверят, что, отпусти они меня просто так, я не напечатаю материал безо всяких изменений, рассчитывая на его помощь. Не поверят, даже если я возьму деньги — я ведь их могла вернуть потом через Кисина. А значит, если мой материал действительно представлял для них опасность, то они могли сделать мне плохо. Очень плохо.
Если бы я согласилась позвонить в редакцию и дать отбой. Так что я не собиралась на это соглашаться.
Я не труслива и не преувеличивала никогда опасность. И понимала, что, с одной стороны, это глупо — силой заставлять меня звонить в редакцию, чтобы снять материал, а потом куда-то увозить, дабы основательнее запугать или даже убить, чтобы я точно не могла их обмануть. Но с другой стороны, я могла предположить, что кто-то из них — скорей всего главный — спокойно прострелил ни в чем не повинной девице обе коленные чашечки. Прострелил, зная, что увечит ее, — но об этом не думая. Конечно, она в его глазах была обычной шлюхой, которая спит с мужиком ради денег, — но дела это не меняло. И даже ухудшало — показывая, что он способен на все, если для него это важно.
Я как-то не особо задумалась тогда, в Крылатском, над услышанным — а вот сейчас задумалась. Сказав себе, что только очень дерзкие люди могли организовать Улитину засаду на дороге, на которой вот-вот мог появиться кто-то еще. Только очень дерзкий человек мог поехать туда лично для беседы с Улитиным — ведь обычно ограничиваются тем, что посылают простых исполнителей. А с банкиром беседовал сам босс, не побоявшись приехать лично. И лично прострелил улитинской любовнице колени — не опасаясь, что Улитин его заложит потом. Видно, слишком сильно банкир его задел — видно, о слишком больших деньгах шла речь, раз человек очень большого калибра, человек, контролировавший президента одного из крупнейших банков страны, пошел на риск.
Мой случай тоже мог оказаться важным — если он опасался, что моя статья может ему повредить. А значит, со мной могли поступить как с Соболевой — почему нет? Отвезти сейчас куда-нибудь за город и прострелить колени, сообщив предварительно, что, если я расскажу кому-нибудь об этом, мне потом прострелят голову. Зная, что этот беспредельный поступок напугает меня так, что я никому ничего не скажу. Ну разве кроме Кисина — с которым они могут договориться, потому что живут в одном мире.
Мне не понравилось то, о чем я подумала, — просто со-всем. А значит, надо было как-то убедить их, что я сделаю, так, как им надо, и чтобы они мне стопроцентно поверили. И речь должна идти не о деньгах — наверняка на их памяти немало было случаев, когда человек брал деньги, а потом не делал того, что обещал, — о чем-то другом. Вот только о чем?
— Вы меня спросили, что мне сделать хорошего? — Я притворилась, что не слышала, что сказал Миша, — и смотрела сейчас только на главного. — Мне, например, было бы очень приятно, если бы вы мне сказали, кто же убил Улитина, — мне не нужна конкретная фамилия, мне нужно ваше предположение. Чтобы я могла написать, что, на мой взгляд, больше всех в смерти Улитина была заинтересована такая-то структура, — и как-то это обосновать…
— Говорил тебе, что она бабок не берет, а ты все — забашляем, забашляем! — Главный хлопнул мрачного своего приятеля по плечу. — Во, Мишань, какие люди есть — а мы и не знали. Не нужны им бабки, им главное — статью свою написать. А ты, Юль, — у тебя мужик, что ль, богатый, раз деньги не нужны?
Коммерсант, так? Или с Котом у вас любовь? Да колись, че ты — свои ж люди!
— Я пишу не ради денег — но ради того, чтобы донести до читателя правду, — ответила выспренне и улыбнулась тут же, показывая, что это шутка. — Так вы мне сделаете хорошо — вы же сами предлагали?
Главный кивнул, серьезнея, погружаясь в мысли — глядя на меня внимательно.
— Я так думаю, что это из банка того прилетело, откуда выперли его.
Улитка дел там навертел, они небось и не расхлебали еще. Да и крови им попортил — уходить не хотел, понты кидал там только так. Тебя кончат, если против меня пойдешь, и тебя кончат — крутой парень был Улитка. За чужой счет. Вот и посчитались, когда утихло все…
Он посмотрел на меня с таким видом, словно осчастливил своей информацией — словно открыл мне нечто, о чем бы я в жизни не догадалась.
— Не думаю. — В горле пересохло от бесконечного курения, и я сделала вынужденно глоток слабого невкусного кофе. — Правда, в банке мне тоже сначала угрожали, а потом пытались всучить конверт с деньгами — но не думаю. Мне кажется, они слишком счастливы были, что все же от него избавились, — настолько, что все его, скажем так, финансовые промашки покрыли, никаких претензий ему не предъявляли. А кто-то, как я слышала; предъявлял…
— Во умная, а? — вставил проснувшийся Миша — было ощущение, словно он пребывал в наркотическом забытьи, откуда выпадал периодически на пару минут, чтобы потом вернуться обратно. — Слышала! Ей туфту гонят, а она слушает!
Главный поднял ладонь успокаивающе, останавливая его.
— А что еще слышала? — поинтересовался спокойно, словно не о нем шла речь. — Ты давай-давай — все свои…
— Что слышала — то и написала. — Я снова подчеркнула, что статья лежит уже в редакций. — Слышала, что кто-то — может, ваши близкие люди, а может, и нет — предъявлял ему претензии по поводу своих денег, а он не отдавал. Слышала, что вроде бы даже ему засаду устроили — вроде девица пострадала, которая с ним была. Этого точно не знаю — но слышала. Зато знаю, что он после той истории за границу сбежал — а потом появился. А через три месяца…
Мне не хотелось подставлять ту, которая рассказала мне все это, — так что пришлось ограничиться тусклой размытой картинкой. На главного в тот момент я не смотрела. Я знала, что это правда, — то, что она мне рассказала. И видеть его реакцию мне было ни к чему.
— Да мало ль кому он должен был! — Главный хмыкнул, словно удивляясь моей наивности. — Да Улитке столько народа могло предъявить! Деловой был Улитка, много чего творил — да любой мог предъявить, отвечаю. И кончить мог любой. Что Улитка к телкам неровно дышит, все знали. Тут делов-то — телку ему подсунь, и все. Или ту обработай, с которой он сейчас…
Главный замолчал — возможно, считая, что дал мне именно то, что мне нужно. Значимо замолчал — будто показывая, что сказал все, что собирался, и больше я от него ничего не услышу.
— Значит, вы хотите, чтобы я убрала слова о том, что его скорее всего убили криминальные структуры, потому что он им должен был деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127