И может, потому я вдруг протрезвела сразу — сказав себе четко и холодно, что он переживает вовсе не за меня, а за себя. И за свой карман.
Мне надо было сообразить это раньше — когда я отметила, что он дорого одет и у него дорогие часы. И что его спутник — одетый куда дороже — явно не имеет никакого отношения к ФСБ. Мне надо было раньше сообразить, что не случайно он вышел на меня именно сейчас, накануне появления статьи. И не случайно так сразу уцепился за материал об Улитине — хотя я много чего писала такого, за что со мной можно было бы свести счеты, — и не случайно единственным путем к спасению называл отказ от печатания материала. А я не доперла — и хорошо, что он произнес фразу, которая помогла мне допереть хотя бы сейчас.
Я была абсолютно права — моей скромной персоне совершенно ничто не угрожало. Я со всеми достигла компромисса, никому не надо было меня убивать.
Так что все это было придумано — и надо сказать, очень хитро придумано — специально ради того, чтобы мой материал не появился на страницах газеты.
Настолько хитро, что я слушала весь этот бред и принимала его за чистую монету.
Все, включая предложение отправить меня за границу и оплатить мое трехнедельное пребывание там — бредовее которого нельзя было придумать.
А я даже не задумалась, зачем организации, которая платит своим сотрудникам копеечную зарплату — из-за чего некоторые из них, как господин Куделин, к примеру, промышляют на стороне, — выкладывать две-три тысячи долларов ради того, чтобы отправить за свой счет за границу какую-то журналистку. Чья судьба этой самой организации абсолютно безразлична.
Я усмехнулась собственной глупости. И глупости тех, кто вложил это предложение в куделинскую голову. Понятно, что они рассчитывали, что я настолько испугаюсь, что мне будет не до размышлений, — а если и нет, с удовольствием обменяю материал на три недели халявного отдыха и пачку долларов на мелкие и, может быть, даже крупные расходы. Откуда им знать, что за то, чтобы не публиковать этот материал, я теоретически могла получить минимум тысяч пятнадцать. Десять с «Нефтабанка», наверное, давшего бы и больше, если бы я попросила, — и тысяч пять с Уральцева, бандиты свои деньги считают. Это была чистая теория — хотя бы потому, что я не взяла бы деньги, а если бы согласилась их взять, вопрос, дали бы их мне или нет и чем бы для меня это кончилось.
Но суть была не в том. А в том, что теперь я знала, что Куделина ко мне кто-то послал. И я собиралась выяснить, кто именно. Заинтересованных в том, чтобы статья не вышла, было много — да все действующие лица за исключением Улитина. Но все они уже смирились с тем, что материал выйдет. Так что Куделин встретился со мной не по инициативе «Нефтабанка» и уж тем более Уральцева. И «Бетта» вряд ли была к этому причастна.
И получалось, что я упустила что-то, — получалось, что был кто-то еще, кому моя статья не давала спокойно спать. Кто-то, кто очень хотел предотвратить ее выход, потому что она угрожала ему чем-то. И это были скорее всего не банкиры, не бандиты и не покойный Улитин — никого, кроме . последнего, статья не задевала по-настоящему. Но тогда кто?
Сейчас не стоило гадать — а к тому же у меня был шанс выяснить это другим путем. А именно — пробить номер его мобильного, по которому я ему звонила. Я сомневалась, что это ФСБ оплачивает ему мобильный телефон, — а у одного моего знакомого, кое-чем мне обязанного, имелись завязки, через которые можно было вычислить, на кого телефон зарегистрирован и кто его оплачивает.
Хотя скорее всего название фирмы мне ничего бы не сказало — но можно было подключить другие связи и выяснить, кому эта фирма принадлежит. И соответственно — кто послал ко мне господина Куделина.
Я рывком высвободила свою руку и резко отодвинулась от стола, рисуя на лице лучезарную улыбку.
— И все-таки я вас поблагодарю в статье, Анатолий, — я просто обязана это сделать. И Андрея Петровича тоже — если он мне покажет свое удостоверение.
Хотя боюсь, что он забыл его дома — верно, Андрей Петрович? А что касается вас, Анатолий, я очень надеюсь, что ваша история о том, что меня убьют, если я не сниму материал, — это не попытка мне угрожать. Я, конечно, приму меры и составлю ваше точное описание — и вашего напарника тоже, — но все же мне бы очень не хотелось думать о вас плохо. И передавать от вас привет господину Уральцеву — который, узнав, в чем вы его обвиняете, наверняка захочет с вами пообщаться. И ужасно обрадуется тому, что у меня есть ваш телефон…
— Юля, подождите! — Куделин подался в мою сторону, и я вскочила. — Вы меня не так поняли!
— Если вы попробуете помешать мне уйти, я закричу — а появление милиции вам невыгодно, правда? — спросила его почти ласково. — Прощайте, Анатолий, — и вы, Андрей Петрович. Мне было очень приятно с вами познакомиться. И искренне надеюсь, что вы сможете сказать обо мне то же самое…
Глава 25
Стук в дверь главный явно слышал — равно как и то, что дверь в его кабинет открылась. И мое приветственное «Здравствуйте, Сергей Олегович» он тоже слышал. Но не поднял головы. Хотя на сей раз никаких бумаг вопреки обыкновению перед ним не было.
Я не раз заставала его именно в таком положении — сидящим за столом не поднимая головы. Как бы не видящим ничего и не слышащим. И обычно стояла в дверях, кашляя деликатно — дожидаясь, пока он не обратит на меня внимание.
Я воспринимала все это как игру — и раз она ему нравилась, я готова была в нее играть. Он изображал жутко задумчивого, озабоченного миллионом дел человека — каковым, впрочем, и являлся, но все же любил казаться еще более озабоченным. А я изображала его подчиненным, безмерно уважающим своего шефа и не желающим отвлекать его от этих самых дел.
Но сейчас это была не игра. И я это знала. И он знал, что я знаю. И потому я не застыла в дверях, как обычно, — но решительно пошла вперед, пересекая кабинет и садясь в кресло напротив него.
— А, Ленская! — Энтузиазм в его голосе сразу показался мне фальшивым — а вот удивление во взгляде было искренним. — Ты чего здесь делаешь? Я тут сижу, переживаю за лучшего своего корреспондента, которому мерзавцы какие-то угрожают, и за материал переживаю, который теперь снять придется, — думал, ты уже в Шереметьево, а ты чего? Давай-давай, ты мне живой и здоровой нужна — езжай, отдохни, только с мужиками не перебарщивай, знаю я тебя…
Это тоже был элемент игры — фраза насчет каких-то неведомых мне мужчин, — и обычно я деланно протестовала, подыгрывая. Сейчас же мне было не до игр. Но тот факт, что он не ждал моего появления, означал, что эти ему не позвонили. И не только потому, что поняли: затея провалилась, — так четко поняли и даже не набрали ему, не попробовали ему объяснить, что я все поняла неверно и очень рискую собой, и все в таком духе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Мне надо было сообразить это раньше — когда я отметила, что он дорого одет и у него дорогие часы. И что его спутник — одетый куда дороже — явно не имеет никакого отношения к ФСБ. Мне надо было раньше сообразить, что не случайно он вышел на меня именно сейчас, накануне появления статьи. И не случайно так сразу уцепился за материал об Улитине — хотя я много чего писала такого, за что со мной можно было бы свести счеты, — и не случайно единственным путем к спасению называл отказ от печатания материала. А я не доперла — и хорошо, что он произнес фразу, которая помогла мне допереть хотя бы сейчас.
Я была абсолютно права — моей скромной персоне совершенно ничто не угрожало. Я со всеми достигла компромисса, никому не надо было меня убивать.
Так что все это было придумано — и надо сказать, очень хитро придумано — специально ради того, чтобы мой материал не появился на страницах газеты.
Настолько хитро, что я слушала весь этот бред и принимала его за чистую монету.
Все, включая предложение отправить меня за границу и оплатить мое трехнедельное пребывание там — бредовее которого нельзя было придумать.
А я даже не задумалась, зачем организации, которая платит своим сотрудникам копеечную зарплату — из-за чего некоторые из них, как господин Куделин, к примеру, промышляют на стороне, — выкладывать две-три тысячи долларов ради того, чтобы отправить за свой счет за границу какую-то журналистку. Чья судьба этой самой организации абсолютно безразлична.
Я усмехнулась собственной глупости. И глупости тех, кто вложил это предложение в куделинскую голову. Понятно, что они рассчитывали, что я настолько испугаюсь, что мне будет не до размышлений, — а если и нет, с удовольствием обменяю материал на три недели халявного отдыха и пачку долларов на мелкие и, может быть, даже крупные расходы. Откуда им знать, что за то, чтобы не публиковать этот материал, я теоретически могла получить минимум тысяч пятнадцать. Десять с «Нефтабанка», наверное, давшего бы и больше, если бы я попросила, — и тысяч пять с Уральцева, бандиты свои деньги считают. Это была чистая теория — хотя бы потому, что я не взяла бы деньги, а если бы согласилась их взять, вопрос, дали бы их мне или нет и чем бы для меня это кончилось.
Но суть была не в том. А в том, что теперь я знала, что Куделина ко мне кто-то послал. И я собиралась выяснить, кто именно. Заинтересованных в том, чтобы статья не вышла, было много — да все действующие лица за исключением Улитина. Но все они уже смирились с тем, что материал выйдет. Так что Куделин встретился со мной не по инициативе «Нефтабанка» и уж тем более Уральцева. И «Бетта» вряд ли была к этому причастна.
И получалось, что я упустила что-то, — получалось, что был кто-то еще, кому моя статья не давала спокойно спать. Кто-то, кто очень хотел предотвратить ее выход, потому что она угрожала ему чем-то. И это были скорее всего не банкиры, не бандиты и не покойный Улитин — никого, кроме . последнего, статья не задевала по-настоящему. Но тогда кто?
Сейчас не стоило гадать — а к тому же у меня был шанс выяснить это другим путем. А именно — пробить номер его мобильного, по которому я ему звонила. Я сомневалась, что это ФСБ оплачивает ему мобильный телефон, — а у одного моего знакомого, кое-чем мне обязанного, имелись завязки, через которые можно было вычислить, на кого телефон зарегистрирован и кто его оплачивает.
Хотя скорее всего название фирмы мне ничего бы не сказало — но можно было подключить другие связи и выяснить, кому эта фирма принадлежит. И соответственно — кто послал ко мне господина Куделина.
Я рывком высвободила свою руку и резко отодвинулась от стола, рисуя на лице лучезарную улыбку.
— И все-таки я вас поблагодарю в статье, Анатолий, — я просто обязана это сделать. И Андрея Петровича тоже — если он мне покажет свое удостоверение.
Хотя боюсь, что он забыл его дома — верно, Андрей Петрович? А что касается вас, Анатолий, я очень надеюсь, что ваша история о том, что меня убьют, если я не сниму материал, — это не попытка мне угрожать. Я, конечно, приму меры и составлю ваше точное описание — и вашего напарника тоже, — но все же мне бы очень не хотелось думать о вас плохо. И передавать от вас привет господину Уральцеву — который, узнав, в чем вы его обвиняете, наверняка захочет с вами пообщаться. И ужасно обрадуется тому, что у меня есть ваш телефон…
— Юля, подождите! — Куделин подался в мою сторону, и я вскочила. — Вы меня не так поняли!
— Если вы попробуете помешать мне уйти, я закричу — а появление милиции вам невыгодно, правда? — спросила его почти ласково. — Прощайте, Анатолий, — и вы, Андрей Петрович. Мне было очень приятно с вами познакомиться. И искренне надеюсь, что вы сможете сказать обо мне то же самое…
Глава 25
Стук в дверь главный явно слышал — равно как и то, что дверь в его кабинет открылась. И мое приветственное «Здравствуйте, Сергей Олегович» он тоже слышал. Но не поднял головы. Хотя на сей раз никаких бумаг вопреки обыкновению перед ним не было.
Я не раз заставала его именно в таком положении — сидящим за столом не поднимая головы. Как бы не видящим ничего и не слышащим. И обычно стояла в дверях, кашляя деликатно — дожидаясь, пока он не обратит на меня внимание.
Я воспринимала все это как игру — и раз она ему нравилась, я готова была в нее играть. Он изображал жутко задумчивого, озабоченного миллионом дел человека — каковым, впрочем, и являлся, но все же любил казаться еще более озабоченным. А я изображала его подчиненным, безмерно уважающим своего шефа и не желающим отвлекать его от этих самых дел.
Но сейчас это была не игра. И я это знала. И он знал, что я знаю. И потому я не застыла в дверях, как обычно, — но решительно пошла вперед, пересекая кабинет и садясь в кресло напротив него.
— А, Ленская! — Энтузиазм в его голосе сразу показался мне фальшивым — а вот удивление во взгляде было искренним. — Ты чего здесь делаешь? Я тут сижу, переживаю за лучшего своего корреспондента, которому мерзавцы какие-то угрожают, и за материал переживаю, который теперь снять придется, — думал, ты уже в Шереметьево, а ты чего? Давай-давай, ты мне живой и здоровой нужна — езжай, отдохни, только с мужиками не перебарщивай, знаю я тебя…
Это тоже был элемент игры — фраза насчет каких-то неведомых мне мужчин, — и обычно я деланно протестовала, подыгрывая. Сейчас же мне было не до игр. Но тот факт, что он не ждал моего появления, означал, что эти ему не позвонили. И не только потому, что поняли: затея провалилась, — так четко поняли и даже не набрали ему, не попробовали ему объяснить, что я все поняла неверно и очень рискую собой, и все в таком духе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127