— Времени полпятого, ты почему еще не приехала?
Я тут же забыла про Испанию, облилась холодным потом от ужаса и проблеяла:
— Так ты же на пять назначала, вот я к пяти и собираюсь.
— Могла бы и пораньше приехать, матери помочь на стол накрыть, ради тебя же стараюсь, — недовольно попеняла мать.
— Мамочка, я скоро буду и все сделаю!
— Да ладно уж, времени в обрез, хоть сама объявись.
Я положила сотовый на коленки и глубоко вздохнула — если бы я забыла и не приехала, мать бы с меня три шкуры спустила. Вдалеке на первом этаже едва различимо запиликал домофон. Ладно, Маруська откроет. Я же ринулась в спальню, раскрыла платяной шкаф и обозрела развешанные на плечиках тряпки. Мне было необходимо платье. Мать терпеть не могла меня в джинсах, по библии носить мужскую одежду был страшный грех, потому брюки мать заклеймила как непотребные. Я пыталась ей объяснить, что когда Богом был утвержден этот мораторий на внешний вид, мужчины носили длинные бабские халаты, а одежда их жен включала обязательные брючата. Я в этом вопросе я Бога понимала — понятно, что если б было наоборот, горячие палестинские парни испытывали б меньше проблем с проникновением в «Запретный женский сад удовольствия». Одно дело — халатик, поднял подол и все дела, другое дело — сложная конструкция из пары шаровар, тройки рубах и отлично все фиксирующего сыромятного пояса. Берег свое стадо Господь от блуда, слов нет, все до мелочей предусмотрел. Мать же меня слушать не стала, обозвала еретичкой и нехристью и велела в бесовской одежде не являться.
Выбрав голубое платье, я вытащила его, критически оглядела и вздохнула — оно было всего лишь до колен, а следовательно — бесовское. Выгонят. Не то что я была этому не рада, но потом же проблем с матерью не оберешься.
Снова запиликал сотовый.
— Ну? — спросила я, увидев на экране номер сотового Ворона.
— Меня твоя подруга не пускает, — проинформировал он.
«Правильно делает», — подумала я, а вслух сказала:
— Ворон, подожди меня у подъезда, я сейчас выйду, кое — что поменялось.
— Хорошо, — коротко ответил он.
В конце концов я выбрала унылое коричневое платье до щиколоток, произведение трудолюбивых китайцев, купленное для сельхозработ на материной даче, быстренько переоделась и пошла вниз.
— Машка, — выглянула из кухни Маруська — Тут к тебе бандит этот, Ворон ломился, так я его на … послала.
— А вот это ты зря, проблемы будут, — я с умилением поглядела на подружку. Вступилась за меня, не побоялась.
— А нефиг ему было руки на тебя распускать. Ты куда?
— Мать на смотрины велела явиться, — уныло поведала я.
— Вот старая карга, неймется ж ей, — сплюнула она.
— Не смей так про мою мать! — возмущенно заорала я.
— А что? У нас демократия, что хочу то и говорю, она мне в детстве всю плешь проела. Кто на этот раз? Опять припадочный скрипач?
Припадочным скрипачом был предшественник Николяши — Владик, чрезмерно полный, одышливый мужчина лет сорока в роговых очках и светлыми волосенками, сквозь которые просвечивала розовая кожа и покрывающие эту кожу чешуйки перхоти. Смотрины закончились вызовом скорой — Владику я понравилась чрезвычайно и его от переизбытка чувств скрутил эпилептический припадок.
— На этот раз — Николяша, он стихи пишет.
— Тьфу! — от души снова сплюнула Маруська, — и как у таких мамаш как твоя нормальные дети рождаются.
Ответить достойно я не успела — подружка хлопнула дверью в кухню.
Самое гадкое — что я готова была с Маруськой согласиться. Однако родителей не выбирают, какие есть, таких любить и надо, и точка.
Я обулась и пошла вниз, однако сверху схлопнула дверь и Маруська догнала меня.
— Хоть провожу, — хмуро сказала она на мой вопросительный взгляд.
— Хоть проводи, — вздохнула я.
Ехать отчаянно не хотелось, и я с большим удовольствием променяла смотрины на вечер с хамом и убийцей Вороном.
Хам и убийца Ворон стоял и покуривал перед своим джипом.
— Ах ты козел! Я ж тебе сказала сюда дорогу забыть! — рванула к нему Маруська.
Я перехватила ее в броске и яростно ей шепнула :
— Он извинился!!!
Потом посмотрела на Ворона и с нажимом произнесла:
— А ты ничего не слышал.
— Не слышал. Ты куда в таком виде, картошку копать?
— Почти. На вечер поэзии.
— Гони в ж… этого женишка — поэта! — рявкнула Маруська. — Вместе с матерью, она мне в детстве ведь дневник цвайками заставила! (Прим. Цвайка — двойка, искаженный немецкий)
— Женишка? — поднял бровь Ворон.
— Не обращай внимания, — устало сказала я. — Просто я хотела сказать что сейчас мне срочно надо к матери, и после семи если хочешь, встретимся.
Ворон постоял, подумал и произнес:
— Устраивает, но с большой натяжкой. Давай я тогда тебя довезу до матери, а в семь заберу.
— Согласна! — почему — то гаркнула Маруська вместо меня.
— Ты чего? — удивилась я, — у меня своя тачка есть, нафиг мне извозчики?
— Дура ты, — зашептала мне Маруська, одновременно распахивая джип и запихивая меня внутрь, — уж лучше этот бандит, он хоть красивый, чем урод — Николяша.
— А ты откуда знаешь что он урод? — спросила я, когда она заботливо пристегивала меня — видимо, чтобы не сбежала.
— А кого еще твоя мать надыбать может? — яростно прошипела она. — Ну все, — повернулась она к Ворону, — что б в восемь привез обратно.
— Как получится, — хмыкнул он.
— Из-под земли достану, урод!
— А только что говорила что я красавец, — захохотал Ворон и уселся рядом со мной в джип. Я, перебинтованная ремнем безопасности, опасливо отодвинулась. Ворон внимательно посмотрел, заметив это, но спросил только:
— Куда ехать?
— Мира, 36, — кратко ответила я.
Мы проехали минут пять, когда Ворон спросил:
— А что это ты так странно одета для встречи с женихом?
— Да я его знать не знаю, — брякнула я.
— А почему жених тогда? — поднял бровь парень.
— Потому что мать меня замуж мечтает сплавить, — мрачно буркнула я.
— Неплохая идея!
— Отвянь, урод, — разозлилась я.
— А твоя подруга сказала что я красавец и лучше Николяши, — вовсю веселился парень.
Я молча отвернулась и стала пристально изучать проносящийся за окном пейзаж.
— Приехали, — сказал парень через десять минут.
Я поглядела за окно, увидела родной с детства двор и брякнула, поглядев на свои окна на первом этаже:
— Вот урод!
— А на этот раз за что ты меня так? — осведомился Ворон.
— Да я не тебе, — с досадой сказала я, — вон на первом этаже в окне мама, около нее какая — то тетка и видать тот самый Николяша за столом в кухне сидят.
Ворон потянулся к окну с моей стороны, внимательно осмотрел пасторальную картину и с сочувствием поглядел на меня. Николяша был хрупким мужичошкой с узенькими плечами, круглым личиком с мелкими неправильными чертами кукишем. И все — мать, тетка и Николяша — внимательно глядели во двор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Я тут же забыла про Испанию, облилась холодным потом от ужаса и проблеяла:
— Так ты же на пять назначала, вот я к пяти и собираюсь.
— Могла бы и пораньше приехать, матери помочь на стол накрыть, ради тебя же стараюсь, — недовольно попеняла мать.
— Мамочка, я скоро буду и все сделаю!
— Да ладно уж, времени в обрез, хоть сама объявись.
Я положила сотовый на коленки и глубоко вздохнула — если бы я забыла и не приехала, мать бы с меня три шкуры спустила. Вдалеке на первом этаже едва различимо запиликал домофон. Ладно, Маруська откроет. Я же ринулась в спальню, раскрыла платяной шкаф и обозрела развешанные на плечиках тряпки. Мне было необходимо платье. Мать терпеть не могла меня в джинсах, по библии носить мужскую одежду был страшный грех, потому брюки мать заклеймила как непотребные. Я пыталась ей объяснить, что когда Богом был утвержден этот мораторий на внешний вид, мужчины носили длинные бабские халаты, а одежда их жен включала обязательные брючата. Я в этом вопросе я Бога понимала — понятно, что если б было наоборот, горячие палестинские парни испытывали б меньше проблем с проникновением в «Запретный женский сад удовольствия». Одно дело — халатик, поднял подол и все дела, другое дело — сложная конструкция из пары шаровар, тройки рубах и отлично все фиксирующего сыромятного пояса. Берег свое стадо Господь от блуда, слов нет, все до мелочей предусмотрел. Мать же меня слушать не стала, обозвала еретичкой и нехристью и велела в бесовской одежде не являться.
Выбрав голубое платье, я вытащила его, критически оглядела и вздохнула — оно было всего лишь до колен, а следовательно — бесовское. Выгонят. Не то что я была этому не рада, но потом же проблем с матерью не оберешься.
Снова запиликал сотовый.
— Ну? — спросила я, увидев на экране номер сотового Ворона.
— Меня твоя подруга не пускает, — проинформировал он.
«Правильно делает», — подумала я, а вслух сказала:
— Ворон, подожди меня у подъезда, я сейчас выйду, кое — что поменялось.
— Хорошо, — коротко ответил он.
В конце концов я выбрала унылое коричневое платье до щиколоток, произведение трудолюбивых китайцев, купленное для сельхозработ на материной даче, быстренько переоделась и пошла вниз.
— Машка, — выглянула из кухни Маруська — Тут к тебе бандит этот, Ворон ломился, так я его на … послала.
— А вот это ты зря, проблемы будут, — я с умилением поглядела на подружку. Вступилась за меня, не побоялась.
— А нефиг ему было руки на тебя распускать. Ты куда?
— Мать на смотрины велела явиться, — уныло поведала я.
— Вот старая карга, неймется ж ей, — сплюнула она.
— Не смей так про мою мать! — возмущенно заорала я.
— А что? У нас демократия, что хочу то и говорю, она мне в детстве всю плешь проела. Кто на этот раз? Опять припадочный скрипач?
Припадочным скрипачом был предшественник Николяши — Владик, чрезмерно полный, одышливый мужчина лет сорока в роговых очках и светлыми волосенками, сквозь которые просвечивала розовая кожа и покрывающие эту кожу чешуйки перхоти. Смотрины закончились вызовом скорой — Владику я понравилась чрезвычайно и его от переизбытка чувств скрутил эпилептический припадок.
— На этот раз — Николяша, он стихи пишет.
— Тьфу! — от души снова сплюнула Маруська, — и как у таких мамаш как твоя нормальные дети рождаются.
Ответить достойно я не успела — подружка хлопнула дверью в кухню.
Самое гадкое — что я готова была с Маруськой согласиться. Однако родителей не выбирают, какие есть, таких любить и надо, и точка.
Я обулась и пошла вниз, однако сверху схлопнула дверь и Маруська догнала меня.
— Хоть провожу, — хмуро сказала она на мой вопросительный взгляд.
— Хоть проводи, — вздохнула я.
Ехать отчаянно не хотелось, и я с большим удовольствием променяла смотрины на вечер с хамом и убийцей Вороном.
Хам и убийца Ворон стоял и покуривал перед своим джипом.
— Ах ты козел! Я ж тебе сказала сюда дорогу забыть! — рванула к нему Маруська.
Я перехватила ее в броске и яростно ей шепнула :
— Он извинился!!!
Потом посмотрела на Ворона и с нажимом произнесла:
— А ты ничего не слышал.
— Не слышал. Ты куда в таком виде, картошку копать?
— Почти. На вечер поэзии.
— Гони в ж… этого женишка — поэта! — рявкнула Маруська. — Вместе с матерью, она мне в детстве ведь дневник цвайками заставила! (Прим. Цвайка — двойка, искаженный немецкий)
— Женишка? — поднял бровь Ворон.
— Не обращай внимания, — устало сказала я. — Просто я хотела сказать что сейчас мне срочно надо к матери, и после семи если хочешь, встретимся.
Ворон постоял, подумал и произнес:
— Устраивает, но с большой натяжкой. Давай я тогда тебя довезу до матери, а в семь заберу.
— Согласна! — почему — то гаркнула Маруська вместо меня.
— Ты чего? — удивилась я, — у меня своя тачка есть, нафиг мне извозчики?
— Дура ты, — зашептала мне Маруська, одновременно распахивая джип и запихивая меня внутрь, — уж лучше этот бандит, он хоть красивый, чем урод — Николяша.
— А ты откуда знаешь что он урод? — спросила я, когда она заботливо пристегивала меня — видимо, чтобы не сбежала.
— А кого еще твоя мать надыбать может? — яростно прошипела она. — Ну все, — повернулась она к Ворону, — что б в восемь привез обратно.
— Как получится, — хмыкнул он.
— Из-под земли достану, урод!
— А только что говорила что я красавец, — захохотал Ворон и уселся рядом со мной в джип. Я, перебинтованная ремнем безопасности, опасливо отодвинулась. Ворон внимательно посмотрел, заметив это, но спросил только:
— Куда ехать?
— Мира, 36, — кратко ответила я.
Мы проехали минут пять, когда Ворон спросил:
— А что это ты так странно одета для встречи с женихом?
— Да я его знать не знаю, — брякнула я.
— А почему жених тогда? — поднял бровь парень.
— Потому что мать меня замуж мечтает сплавить, — мрачно буркнула я.
— Неплохая идея!
— Отвянь, урод, — разозлилась я.
— А твоя подруга сказала что я красавец и лучше Николяши, — вовсю веселился парень.
Я молча отвернулась и стала пристально изучать проносящийся за окном пейзаж.
— Приехали, — сказал парень через десять минут.
Я поглядела за окно, увидела родной с детства двор и брякнула, поглядев на свои окна на первом этаже:
— Вот урод!
— А на этот раз за что ты меня так? — осведомился Ворон.
— Да я не тебе, — с досадой сказала я, — вон на первом этаже в окне мама, около нее какая — то тетка и видать тот самый Николяша за столом в кухне сидят.
Ворон потянулся к окну с моей стороны, внимательно осмотрел пасторальную картину и с сочувствием поглядел на меня. Николяша был хрупким мужичошкой с узенькими плечами, круглым личиком с мелкими неправильными чертами кукишем. И все — мать, тетка и Николяша — внимательно глядели во двор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68