Сила свернулась у моих ног, словно золотистый пушистый котенок, и слабо мерцала в сиянии свеч.
Так прошло часа полтора. Марево силы в круге вдруг развернулось до потолка, вспыхнуло багровым отсветом и я услышала медленные, шаркающие шаги по лестнице.
«Черт, он что, с кладбища сюда добирался?», — в изумлении подумала я. В моем понимании после заклинания он должен был явиться сей же час в образе какого — то духа. На порог упала сначала тень, потом показались ноги в черных брюках и лаково сияющих ботинках, впрочем, основательно измазанных землей. Ноги, тяжело ступая, словно каждый шаг давался с превеликим трудом, дошли до края очерченного круга и, потоптавшись, остановились. Неприятный запах тления подсказал мне что это именно то, о чем я подумала. В двух шагах от меня стоял труп.
— Что звала? — раздался глухой голос Никанора.
Я через силу подняла глаза и обомлела. Весь в кладбищенской земле, кожа почти вся сгорела, кость правой скулы просвечивает. От страха я потеряла дар речи.
— Спросить, — едва вымолвила я.
— Хорошо, я знаю, — пошевелились обгорелые мертвые губы. — Сильно мне тяжело, не перебивай меня. Деньги у тебя дома, в игрушечном голубом зайце, что я тебе подарил. Дома я их хранить не мог, и решил, что если удачно все будет — потом заберу. Но теперь они твои. В банке Галины их не храни. Дмитрия остерегайся, иначе завтра рядом со мной ляжешь. А в доме твоем сейчас посторонний человек, опасайся.
«Баба Грапа, и без тебя знаю», — ворчливо подумала я.
— Постой, — велела я, — а почему ты их дома хранить не мог?
— Деньги хранились в банке Галины, и она их никак не хотела отдавать, говорила, что все деньги в деле, крутятся, и такой суммы наличкой нет. Оттягивала передачу средств более полугода, обещала неслыханные проценты. Братву я привлекать не мог к этому, так как прокручивал я эти деньги от всех тайком, проценты шли только мне. Потом я сложил в уме факты и понял, что они со дня на день уезжают за границу и ищи — свищи их вместе с деньгами. Я свои деньги взял обманом, за это и поплатился.
«Вон оно что!» — присвистнула я. Теперь было понятно, чего он ко мне с фотографией банкирши явился и Ворона, ее брата, подставил.
— Так тебя убил не Ворон? — удивилась я.
— Галина, из—за денег тех. А теперь не держи, тяжко мне.
Сказав это, он развернулся и пошел обратно.
Я смотрела, как он уходит, и невольно в памяти калейдоскопом пронеслись картинки. Вот Саня, ласковый и добрый, учит меня кататься на роликах. Саня, на всех вечеринках сидящий около меня как приклеенный. Вспомнилось все хорошее, все цветы и подарки которые он мне подарил. Все его признания… Жгучая тоска по прошлому, которое уже не вернуть, обожгла слезами щеки.
— Сашенька! — вскрикнула я вслед, простирая руки. — Сашенька, ты куда? Снова на кладбище, да? Ты же уже живой, не надо!
Я что — то лепетала ему в спину, это был тот единственный шанс, который выпал мне, чтобы изменить то, что нельзя уже изменить. С тоской я звала его и понимала — он вернется, и все будет хорошо. Только сейчас я осознала, насколько он мне был дорог, и насколько я его не ценила.
— Сашенька, вернись, пожалуйста, — рыдала я.
Никанор обернулся, дьявольская торжествующая улыбка зазмеилась на его устах, и он резко распахнул глаза. Я взглянула и почувствовала, как пол уходит у меня из — под ног. Ни радужки, ни зрачков у него не было. Пустые белые глаза внимательно посмотрели на меня и Никанор уверенно шагнул в запретный прежде круг. С меня как пелена спала.
«Так вот она какая, магия мертвых», — успела подумать я, проваливаясь от ужаса в обморок.
— Ну, жива? — кто — то сильно тряс меня за плечи.
Я с трудом открыла глаза и непонимающе уставилась на Ворона.
— Ты откуда здесь взялся? — медленно спросила я.
— Да я так, мимо ехал, — ответил он. — А у тебя ожоги, — произнес он. — У тебя тут как баллон с газом взорвался.
Я огляделась. Стены прихожей и правда выгорели, отличные шелковые обои, стоят столько, что проще удавиться, чем еще раз разориться на такие же при ремонте. Жестко подавив набежавшую слезу и перевела взгляд на Ворона
— Ты Никанора не видел? — тревожно поинтересовалась я.
Ворон недоуменно на меня посмотрел и спросил:
— Какого Никанора?
— Ну Сашку!
Парень присел около меня на корточки, погладил по голове и преувеличенно — заботливо сказал:
— Ты вставай, Марья, а я сейчас кофейку сварю, ладно?
Я молча кивнула, и он ушел.
А я кряхтя, как старая бабка, потихоньку встала с пола и оглядела прихожую.
Около меня лежал на боку опрокинутый стул, и хлеба валялись на полу. Значит мне, дурочке, неслыханно повезло. Сама — то я ни в жисть бы про них не вспомнила, чтобы прекратить ритуал, а когда лишилась чувств от ужаса, видимо нечаянно хлеба и скинула. Я сразу повеселела, забыла про обои и продолжила осмотр.
Около круга из огарков высилась горка пепла. Я пригляделась — черт возьми, из — под него торчал сгоревший ботинок! Никаноровский, видать.
Я кряхтя и держась за поясницу прошлепала на кухню, взяла веник, совочек и смела остатки от моего обожателя в пластиковый мешок для мусора. После чего не мучаясь угрызениями совести спустила его в мусоропровод.
«Это не Саня», — твердо сказала я себе. Саня никогда бы не попытался меня убить.
Потом опять пошла на кухню, села и задумчиво спросила :
— Ворон, Ворон, а как тебя зовут?
Он не торопясь налил мне в большую кружку кофе из джезвы, поставил передо мной и спокойно ответил:
— Митя. Устраивает?
— Дункан Маклауд звучит круче, — буркнула я.
— У тебя тут что творилось? Допрыгалась? — недовольно спросил он.
— Да, поколдовала чуток, — бросила я.
— Что сейчас делать собираешься?
— В ванну надо, — глубокомысленно изрекла я, поглядев на покрытые копотью руки.
— Могу спинку потереть, — небрежно бросил он.
— Вы так любезны, — великосветски ответила я. — На самом деле, Митя, я чудом осталась жива. Я с Никанором встречалась.
У меня была какая — то потребность ему все рассказать, поделиться. Пусть он поймет меня, погладит по головке, скажет что теперь все хорошо и поцелует меня.
Ворон передвинул стул поближе ко мне, взял меня за руку и переспросил:
— С Никанором?
— Ага, — я всхлипнула. — Мало того что он сейчас труп, так он еще и сгоревший, знаешь как страшно было!
— Бедная ты моя! — он порывисто обнял меня и я радостно уткнулась ему в грудь. — Тебе надо завязывать с этой работой.
А я жмурилась от удовольствия, до того мне было хорошо — любимый меня обнимает. Любимому я не безразлична.
— Тебе здесь нельзя находиться, — решительно произнес он, отстраняя меня, — поехали ко мне.
Я кивнула, и мы пошли вниз. Я не сопротивлялась. Хочет меня вести в свой дом — да ради Бога. Хоть на Чукотку — только бы с ним. Ворон обращался со мной как с тяжелобольной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68