На каждом из четырех углов частокола возвышались форты, и еще один форт находился в середине задней стены. Между ними размещались батареи пушек и укрепленные ворота с каждой стороны. Вокруг насыпи для дополнительной защиты города был отрыт шестиметровый ров, глубина которого составляла около полутора метров. Все фортификационные работы были проведены еще в 1796 году, когда колонисты Луизианы боялись, что их рабы, привезенные в основном с Сан-Доминго, могут повторить восстание своих собратьев на острове и устроить здесь новую резню. Бревенчатые стены, безусловно, не сдержали бы нападение современной регулярной армии, но вполне могли удержать восставших.
Внутри города улицы представляли собой немощеные, поросшие сорной травой проулки между домами, хотя достаточно прямые и широкие, со сточной канавой посередине. Дренажные канавы, пусть даже и забитые сорняками и отбросами, окружали каждый квартал, превращая отдельные части города в островки. Воды дренажных и сточных канав стекали в Канал Каронделе, проложенный в задней части города. И, несмотря на эту систему, улицы бывали покрыты толстым слоем грязи.
Самые убогие дома лепились к городским укреплениям. В основном это были деревянные одноэтажные домишки, оставшиеся еще со времен французского периода и избежавшие пожаров. Многие под действием влажного климата были слишком разрушены, и ремонт проводить не имело смысла, а у некоторых хозяев не оказалось средств, чтобы их перестраивать и покупать кирпич и черепицу.
Над городом разносился неприятный запах, характерный для большинства тропических портов. Навоз от лошадей и мулов впитывался в жидкую уличную грязь. Кухонные отбросы – от кожуры фруктов и овощей до рыбьих голов и костей, а также обрывки тканей и ковров, гнилая кожа и даже дохлые животные либо плавали в зелено-пенистой воде сточных канав, либо кучами лежали у задних дверей домов. И все это «благополучно» сгнивало под лучами жаркого солнца.
Некоторые из прибывших женщин морщились от отвращения и зажимали нос. Элен старалась не вдыхать городские миазмы слишком глубоко и думала о духах.
Райан жил на улице под названием Ройял-стрит, которая являлась одновременно главным торговым центром, любимой жителями пешеходной улицей и удобным проездом через город. Застроенная домами в два и в три этажа, большинство которых украшали балконы с кружевными коваными перилами, эта улица считалась настолько важной, что по ночам ее освещали фонарями, висевшими на веревках поперек улицы или вдоль фронтонов домов, от угла до угла. Жилые дома и магазины перемежались на европейский манер с конторами, занимавшими первые этажи, тогда как их хозяева проживали над ними или сдавали верх в аренду частным лицам под жилые квартиры.
Первый этаж принадлежавшего Райану дома оказался закрытым ставнями и запертым. На доме не было вывески, что здесь продавали вино или свечи, ткани или шляпы. Как он говорил, комнаты чаще всего использовались для хранения товаров, но сейчас они были свободны. Поскольку приближался вечер, Райан предложил всей группе уставших беженцев воспользоваться его гостеприимством.
Его предложение было встречено с радостью и благодарностью. Все гурьбой высыпали из фургона, который Райан нанял у крестьянина в Байо-Сент-Джон на окраине города, куда накануне причалили пироги. Толпой они проследовали через кованые ворота и вымощенный камнем внутренний двор, обогнули фонтан, обсаженный папоротником и геранью, и направились по невысокой лестнице на галерею, огибавшую двор с трех сторон. Еще до того, как они поднялись, навстречу им вышел негр, приветствовавший их с грацией и достоинством.
Слуга с темной, даже синевато-коричневой кожей и с сединой в курчавых волосах мог быть любого возраста – от тридцати пяти до пятидесяти лет. Мажордома Райана звали Бенедикт. Вполне естественным образом он принял на себя заботу о гостях и, хлопнув в ладоши, вызвал горничных и слуг, предложил освежающие напитки, распределил комнаты, не упуская никаких мелочей. Он не только поселил Мазэнов рядом с Жерменой в соседних спальнях, но и, общаясь каким-то непостижимым образом с хозяином, поручил горничной провести Элен и Дивоту в салон и в спальни, несомненно, принадлежавшие хозяину.
Никакой неопределенности не осталось после того, как слуга принес туда же и маленький морской сундучок Райана. Его поставили у стола с мраморной столешницей и ножками, на которых красовались ветки с золотыми листьями. На столе лежал серебряный поднос с визитными карточками, адресованными Райану Байяру. Наиболее важной среди них была карточка от Пьера Клементе де Луссата, префекта колонии от Франции, приглашавшего хозяина дома на обед, который давался в этот же день. Этот префект впоследствии стал губернатором, когда Франция снова приобрела Луизиану.
К заходу солнца пассажиры шхуны «Си Спирит» уже наслаждались удобствами этого дома. Каждый из них принял ванну, переодевшись в чистую одежду, которую для них нашли. Об их коже, обожженной и раздраженной укусами насекомых, позаботились, обработавмазями и притираниями, всех угостили обедом и напитками. Хозяин заранее извинился за свое отсутствие в этот вечер. Он полагал, что не может пропустить прием и обед у будущего губернатора, человека, который прибыл в Новый Орлеан как раз в то время, когда Райан направлялся в рейд по Карибскому морю. Пропустить такой обед, помимо всего прочего, означало для него лишиться последних новостей. Он не собирался возвращаться до утра, поскольку дом де Луссата располагался за воротами города, а ворота запирались в девять часов вечера. Райан рассчитывал переночевать у друзей, которые жили неподалеку от префекта.
Элен удивлялась выносливости Райана, у которого хватало сил ехать с визитом после таких тяжелых дней путешествия. Сама она смертельно устала и не желала ничего, кроме как забраться в постель, закрытую от проклятых москитов, и проспать целую неделю. У остальных было такое же желание. Пожелав всем спокойной ночи, она удалилась в отведенную ей комнату.
Дивоты с ней не было. И, несмотря на то, что Элен любила свою тетку-горничную, она была очень рада сейчас уединению. С минуту она стояла, оглядывая спальню, – темный дубовый английский шкаф, квадратный и тяжелый; умывальник, почти такой же, как и на шхуне, но вделанный в стену с французским зеркалом и подставкой для бритья; фламандский ковер, по цвету гармонирующий с убранством стен. Спальня и в самом деле оказалась просторной, занимавшей большую часть этажа, со стеклянными панелями в дверях, выходящих на галерею и далее во двор, а с другой стороны спальни двери выходили на балкон над улицей.
Взгляд Элен задержался на кровати, которая занимала в комнате главное место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Внутри города улицы представляли собой немощеные, поросшие сорной травой проулки между домами, хотя достаточно прямые и широкие, со сточной канавой посередине. Дренажные канавы, пусть даже и забитые сорняками и отбросами, окружали каждый квартал, превращая отдельные части города в островки. Воды дренажных и сточных канав стекали в Канал Каронделе, проложенный в задней части города. И, несмотря на эту систему, улицы бывали покрыты толстым слоем грязи.
Самые убогие дома лепились к городским укреплениям. В основном это были деревянные одноэтажные домишки, оставшиеся еще со времен французского периода и избежавшие пожаров. Многие под действием влажного климата были слишком разрушены, и ремонт проводить не имело смысла, а у некоторых хозяев не оказалось средств, чтобы их перестраивать и покупать кирпич и черепицу.
Над городом разносился неприятный запах, характерный для большинства тропических портов. Навоз от лошадей и мулов впитывался в жидкую уличную грязь. Кухонные отбросы – от кожуры фруктов и овощей до рыбьих голов и костей, а также обрывки тканей и ковров, гнилая кожа и даже дохлые животные либо плавали в зелено-пенистой воде сточных канав, либо кучами лежали у задних дверей домов. И все это «благополучно» сгнивало под лучами жаркого солнца.
Некоторые из прибывших женщин морщились от отвращения и зажимали нос. Элен старалась не вдыхать городские миазмы слишком глубоко и думала о духах.
Райан жил на улице под названием Ройял-стрит, которая являлась одновременно главным торговым центром, любимой жителями пешеходной улицей и удобным проездом через город. Застроенная домами в два и в три этажа, большинство которых украшали балконы с кружевными коваными перилами, эта улица считалась настолько важной, что по ночам ее освещали фонарями, висевшими на веревках поперек улицы или вдоль фронтонов домов, от угла до угла. Жилые дома и магазины перемежались на европейский манер с конторами, занимавшими первые этажи, тогда как их хозяева проживали над ними или сдавали верх в аренду частным лицам под жилые квартиры.
Первый этаж принадлежавшего Райану дома оказался закрытым ставнями и запертым. На доме не было вывески, что здесь продавали вино или свечи, ткани или шляпы. Как он говорил, комнаты чаще всего использовались для хранения товаров, но сейчас они были свободны. Поскольку приближался вечер, Райан предложил всей группе уставших беженцев воспользоваться его гостеприимством.
Его предложение было встречено с радостью и благодарностью. Все гурьбой высыпали из фургона, который Райан нанял у крестьянина в Байо-Сент-Джон на окраине города, куда накануне причалили пироги. Толпой они проследовали через кованые ворота и вымощенный камнем внутренний двор, обогнули фонтан, обсаженный папоротником и геранью, и направились по невысокой лестнице на галерею, огибавшую двор с трех сторон. Еще до того, как они поднялись, навстречу им вышел негр, приветствовавший их с грацией и достоинством.
Слуга с темной, даже синевато-коричневой кожей и с сединой в курчавых волосах мог быть любого возраста – от тридцати пяти до пятидесяти лет. Мажордома Райана звали Бенедикт. Вполне естественным образом он принял на себя заботу о гостях и, хлопнув в ладоши, вызвал горничных и слуг, предложил освежающие напитки, распределил комнаты, не упуская никаких мелочей. Он не только поселил Мазэнов рядом с Жерменой в соседних спальнях, но и, общаясь каким-то непостижимым образом с хозяином, поручил горничной провести Элен и Дивоту в салон и в спальни, несомненно, принадлежавшие хозяину.
Никакой неопределенности не осталось после того, как слуга принес туда же и маленький морской сундучок Райана. Его поставили у стола с мраморной столешницей и ножками, на которых красовались ветки с золотыми листьями. На столе лежал серебряный поднос с визитными карточками, адресованными Райану Байяру. Наиболее важной среди них была карточка от Пьера Клементе де Луссата, префекта колонии от Франции, приглашавшего хозяина дома на обед, который давался в этот же день. Этот префект впоследствии стал губернатором, когда Франция снова приобрела Луизиану.
К заходу солнца пассажиры шхуны «Си Спирит» уже наслаждались удобствами этого дома. Каждый из них принял ванну, переодевшись в чистую одежду, которую для них нашли. Об их коже, обожженной и раздраженной укусами насекомых, позаботились, обработавмазями и притираниями, всех угостили обедом и напитками. Хозяин заранее извинился за свое отсутствие в этот вечер. Он полагал, что не может пропустить прием и обед у будущего губернатора, человека, который прибыл в Новый Орлеан как раз в то время, когда Райан направлялся в рейд по Карибскому морю. Пропустить такой обед, помимо всего прочего, означало для него лишиться последних новостей. Он не собирался возвращаться до утра, поскольку дом де Луссата располагался за воротами города, а ворота запирались в девять часов вечера. Райан рассчитывал переночевать у друзей, которые жили неподалеку от префекта.
Элен удивлялась выносливости Райана, у которого хватало сил ехать с визитом после таких тяжелых дней путешествия. Сама она смертельно устала и не желала ничего, кроме как забраться в постель, закрытую от проклятых москитов, и проспать целую неделю. У остальных было такое же желание. Пожелав всем спокойной ночи, она удалилась в отведенную ей комнату.
Дивоты с ней не было. И, несмотря на то, что Элен любила свою тетку-горничную, она была очень рада сейчас уединению. С минуту она стояла, оглядывая спальню, – темный дубовый английский шкаф, квадратный и тяжелый; умывальник, почти такой же, как и на шхуне, но вделанный в стену с французским зеркалом и подставкой для бритья; фламандский ковер, по цвету гармонирующий с убранством стен. Спальня и в самом деле оказалась просторной, занимавшей большую часть этажа, со стеклянными панелями в дверях, выходящих на галерею и далее во двор, а с другой стороны спальни двери выходили на балкон над улицей.
Взгляд Элен задержался на кровати, которая занимала в комнате главное место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96