– Да, этого не произошло...
– Извини, я так ничего и не поняла, что же произошло с Серефиной? И почему власти должны считать, что именно ты ее убил? – помолчав, снова заговорила Элен.
– Мне кажется, на самом деле они сейчас так и не думают, они так будут думать, когда начнут пинать меня в кутузке и слушать, как за стеной возводят виселицу или помост для палача с топором. Действительно, у них существовало подозрение, будто мне захотелось отделаться от нее и поэтому я решил Серефину отравить, чтобы не тратиться на ее содержание.
– Опять яд... – медленно произнесла Элен. – Уж не... мышьяк ли?
– Точно.
У нее тут же возникла масса вопросов к нему, но их оказалось так много, что она никак не могла привести их в порядок. Сосредоточенно наморщив лоб, она уцепилась за одну часть его слов:
– А почему кто-то должен думать, что тебе надо было от нее избавиться?
– Не имею представления, – не глядя на Элен, ответил Дюран.
– В самом деле не имеешь?
– Ну, ладно, я расскажу... Мы поссорились. У нас произошла довольно шумная стычка из-за чемодана платьев, которые она заказала. Но нельзя же убивать только из-за этого?
«Трудно представить, чтобы Серефина вдруг поссорилась с Дюраном. Она казалась такой... как же он назвал ее? А, угодливой. Ну конечно же. Серефина улыбалась и соглашалась, улыбалась и повиновалась. Разумеется, на людях не всегда ведут себя так, как дома. И все же объяснение смерти Серефины ссорой звучало неубедительно. Более похожим на правду было бы объяснение Дюрана, что он ругал свою любовницу за ее экстравагантность».
– Я думала, что ты прихватил с собой с острова достаточно денег, чтобы не волноваться так из-за нескольких платьев, – заметила Элен.
– Да, именно так думали многие, – ответил он, пожимая плечами. – А разве можно долго жить в долг?
– Занимать деньги? – удивилась она.
– Понимаешь, портные или изготовители карет, например, имеют дурную привычку требовать, чтобы им платили. А брать деньги в долг – это и есть один из способов удовлетворять их требования.
Элен подумала, что Дюран хотел сказать, что брал деньги под залог своих имений на острове. Наверняка он мог бы найти кредиторов, готовых рискнуть своими деньгами, чтобы когда-нибудь получить его земли по возвращении на остров. Но она посчитала неприличным вдаваться в такие подробности.
– И что, Серефина расстроилась? Я хочу сказать, она обезумела настолько, что...
– Ты хочешь спросить, не я ли довел ее до того, что она выпила яд? Этого я не знаю...
Он произнес эти слова жестко, чтобы скрыть и боль, и чувство вины, которые его одолевали. «Так вот почему он казался таким изможденным и осунувшимся. Чувство вины...»
– Я в это не верю, – решительно заявила Элен.
– Правда? – с надеждой в голосе спросил Дюран.
– Серефина любила жизнь, ей нравилось чувствовать себя любимой. Быть может, она не слишком задумывалась о будущем и связанными с ним проблемами, а поэтому и жила настоящим и удовольствиями, которые можно От него получать. Такие на свою жизнь не станут покушаться.
– Именно такой она и была, – с готовностью кивнул Дюран. – Но не думаю, что мне удастся убедить в этом кого-нибудь еще. Только ты это понимаешь. Ведь людям нужна версия убийства любовницы своим сожителем, иначе они быстро теряют к случившемуся интерес. Клерки все, что им наговорят, тщательно запишут, а потом засунут эти бумаги в какой-нибудь ящик, чтобы навсегда о них забыть. Они смотрят на меня и думают: если я и не убивал ее с помощью дозы мышьяка, то убил такими словами, от которых она должна была впасть в отчаяние и отказаться так жить дальше.
– Ходили слухи, – осторожно начала Элен, – что ты вот-вот должен был подписать выгодный брачный контракт.
От неожиданности Дюран буквально остолбенел.
– С чего ты это взяла? Уверяю тебя, это сущая ложь.
Они продолжали разговаривать о всякой всячине, о Морвене, который, по слухам, завел роман с женой важного испанского чиновника, несмотря на то что продолжал жить с вдовой, мадам Рашель Пито, и пользоваться услугами новой инженю; о месье Туссаре, которого, по словам Дюрана, можно было часто видеть в нескольких казино за городом.
Дюрану становилось уже неприличным задерживаться дольше, тем более что приближалось время ленча. Элен проводила его до дверей гостиной, у которых тотчас же возник Бенедикт, подавая Гамбьеру шляпу и трость.
– Было очень приятно. Ты так любезна, что приняла меня. Я этого не ожидал, – проговорил Дюран на прощание.
– У меня не так много друзей и знакомых в Новом Орлеане, чтобы я могла ими пренебрегать.
– Это ставит меня в один ряд с остальными, – произнес он с недовольной улыбкой. – Надеюсь, ты позволишь мне приходить сюда?
– Разумеется, но не часто и когда Райана не бывает дома.
Дюран снова улыбнулся и, выпустив ее руку, повернулся к выходу. Пройдя пару шагов, он обернулся:
– Мне не хочется беспокоить тебя, Элен, но я не могу уйти, не задав тебе вопроса.
– О чем? – удивилась она.
– Ты действительно болела желтой лихорадкой?
– Да, но почему ты об этом спрашиваешь?
– Просто так... – ответил он, покачав головой. – Ничего особенного, извини. – Дюран стал спускаться по лестнице.
«Желтая лихорадка или яд?..»
Этот вопрос, как и тысяча других, целыми днями преследовал Элен. Она считала, что у нее была желтая лихорадка – так, во всяком случае, ей говорили об этом другие, но так ли это на самом деле? Все симптомы указывали на нее: лихорадочное состояние, покрасневшие губы, темные выделения из горла и, наконец, пожелтевшая кожа. Что еще это могло быть?.. Только мышьяк... его прием даже в малых дозах может дать похожую картину...
«Нет, этого не может быть. Моя кожа стала желтой, как листья подсолнуха. Но ведь есть же и другие вещества, которые вызывают пожелтение кожи».
Ей не хотелось верить своим подозрениям. Лихорадка поразила и префекта колонии, и сотни других людей одновременно. Это была эпидемия, которая в большей или меньшей степени каждое лето поражала большинство южных портовых городов. К тому же Элен лечил тот же врач, что и префекта Луссата, химик из Парижа, он, наверное, сумел бы обнаружить отравление мышьяком, если бы ему с этим пришлось столкнуться, и уж конечно отличить отравление от желтой лихорадки. Элен повезло, она выжила, перенеся эту тропическую болезнь, как и префект колонии. Вместо того чтобы нагнетать дурные предчувствия или сомнения, не лучше ли подумать, кто был заинтересован в смерти Серефины?
Как ни странно, но таких людей она не знала. У Серефины практически не было врагов, как и сама она не представляла угрозы ни для одной живой души. Даже если Дюран хотел жениться, что, правда, сам он отрицал, то Серефина никак не могла быть ему помехой. Она была совершенно безобидным существом, привлекательной, милой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96