– Значит, Дарья… А второй человек – граф Оболин. Если действительно по указанному адресу остановился настоящий граф… В лицо его знаете только вы, Кирилл Захарович. Не откажетесь нам помочь?
– Да я, собственно… – растерялся Любин. – Конечно… Если необходимо.
– Граф тоже знаком с Кириллом! – Саид Алмади не смог усидеть на месте, пробежался бесшумными шагами к двери и обратно.
– Тут мы что-нибудь сообразим! – сказал Глеб Забродин. – Лишь бы Кирилл Захарович согласился.
– Я согласен, – без колебаний ответил Любин.
– И как контру опознаем – арестовать! – Василий Белкин крепко потер руки.
– Арестовать, – спокойно повторил Картузов. – Если «Золотая братина» при нем…
– Но позвольте! – перебил Любин.
– Потом отпустим, Кирилл Захарович, – продолжал Картузов. – Но что сервиз при графе, я сильно сомневаюсь. И тогда, удостоверившись, что граф настоящий, его надо отпустить…
– Зачем отпустить? – удивился Алмади.
– Потому что, если сервиз не при графе, он последует за ним за границу.
– Логично, – сказал Забродин.
– Теперь о «Золотой братине». – Дмитрий Наумович взял в руки кожаную папку и повернулся к Любину: – Ваши сведения о сервизе, Кирилл Захарович, подтвердились. Мы запросили Москву. Извольте! – Картузов открыл папку. – Вот несколько вырезок из газет, московских и петербургских, в которых описывается прием у графов Оболиных на праздновании нового, тысяча девятисотого года. – И комиссар, попыхивая трубкой, прочитал: – «Встреча двадцатого века. Высший свет Петербурга. Приглашено семьдесят персон». Идет перечисление титулованных особ, пропустим…
– Постойте! – перебил Любин. – Там Иван Карлович Кернстофф есть?
– Кернстофф? Сейчас… – Картузов углубился в чтение. – Да! Вот он: Иван Карлович фон Кернстофф. А что?
– Он был на том вечере у графа Оболина, двадцать третьего… – потрясенно произнес Кирилл. – Значит, все правда… Все подтверждается!..
– Вы слушайте дальше. – И Картузов стал читать: – «Уникальный сервиз „Золотая братина“, который все присутствующие увидели впервые». А вот что особенно интересно… в «Петербургских биржевых ведомостях»: «По утверждению финансовых экспертов, товарная цена сервиза графского рода Оболиных „Золотая братина“ равняется ста двадцати тысячам золотых империалов». – Картузов обвел всех присутствующих воспаленным взглядом.
– Да как же это я?! Ведь просмотрел в газетах восемнадцатого века всю светскую хронику! И не догадался заглянуть дальше… – воскликнул Любин.
– Вплоть до двадцатого века? – с усмешкой перебил Глеб.
– Если бы хоть какой-нибудь намек в источниках! – не мог успокоиться Любин.
– Однако продолжим, – сказал Картузов. – В Москве наши товарищи обратились к главному эксперту Алмазного фонда Петру Спиридоновичу Дунайскому. Позвольте, я прочитаю. Кстати, для специалистов фонда «Золотая братина» реальность. – И, вынув из папки лист бумаги, Дмитрий Наумович прочитал: «…таким образом, следует констатировать, что фамильный сервиз графов Оболиных является достоянием культуры и истории России и финансового эквивалента не имеет. Сервиз бесценен. Он явление духовной и художественной жизни русскою народа и может быть приравнен к таким явлениям нашего искусства, как шапка Мономаха, Янтарная комната или иконы Андрея Рублева. Потерю „Золотой братины“ следует считать невосполнимой утратой для русской национальной культуры».
– Воистину так! – страстно воскликнул Кирилл. И все невольно повернулись к нему.
Шедевр, достойный царицы
Глава 12
Бал Великой императрицы
Петродворец, 12 января 1775 года
Был поздний зимний вечер, в беспросветной тьме лепил густой мокрый снег, несомый порывами сильного ветра. Не приведи Господи в такую погоду оказаться на улице или в голом поле… Окна тронного зала Петродворца были ярко освещены вереницей люстр со множеством горящих свечей, топились печи, огонь пылал в огромном камине. На антресолях музыканты настраивали инструменты. Зал постепенно заполнялся гостями, приглашенными сюда от праздничных столов: белые парики, военные парадные мундиры, роскошные туалеты дам – соревнование драгоценных украшений со всего света. Возбужденные голоса, смех. Несколько в стороне от собравшихся стояли иностранные гости – дипломаты, торговцы, военные, – наблюдали, тихо, сдержанно переговаривались. И все ждали: сейчас должна появиться Екатерина Вторая, могущественная императрица Российская, которая учинила сегодня пир по случаю победы над антихристом Емелькой Пугачевым.
Открылись застекленные двери, замерли по обе стороны лакеи с жезлами. И вот тихий шепот:
– Государыня наша.
– Повелительница…
– Красота райская!
А Екатерина Вторая, в бальном широком платье из голубого атласа, отделанном жемчугами, царственно шествовала по живому коридору, одаривая всех приветливым, веселым взором, милостиво принимая реверансы дам и поклоны мужчин. Медленно шла об руку с человеком лет сорока, высоким, могучего телосложения, с сильными и резкими чертами лица, которому мертвый левый глаз придавал что-то зловещее.
– Потемкин… Потемкин… – шелестело в праздничной толпе.
За Екатериной Второй и Потемкиным легкой, воздушной стайкой порхали фрейлины. Кругом подобострастные, счастливые лица: это же честь великая – на такой бал зваными оказаться! Лишь один человек в праздничном зале был мрачен и хмур. Граф Григорий Григорьевич Оболин, статный, худощавый, с нервным бледным лицом, стоял у мраморной колонны вместе с другом своим (еще с отроческих лет), графом Петром Ивановичем Паниным, несколько дней назад вернувшимся с Урала. Григорий Григорьевич, хоть и на расстоянии, в упор рассматривал Потемкина и яростно шептал в волосатое ухо Панина:
– Что она нашла в Потемкине? Страшен, толст, безобразен. Да к тому же одноглаз!
– Не скажи! – усмехнулся Петр Иванович. – Не скажи, Григорий Григорьевич! – И продолжал тихим голосом: – Матушка наша императрица в этом толк понимает. И не нам судить. А что тебе по второму разу выбор не вышел – смирись!
Одна придворная красавица наклонилась к розовому ушку другой:
– Графушка Григорий Григорьевич Оболин у матушки нашей отставку получил. До спаленки так и не доскребся, от ворот поворот!
И в это время музыканты на антресолях заиграли первый менуэт. Екатерина Вторая протянула руку Потемкину.
– Не откажи, Григорий Александрович!
– Государыня моя! – пробасил князь Потемкин. – Как можно! Солнце наше красное!
Императрица российская вместе с Григорием Александровичем Потемкиным начали танец. За ними выстроились другие пары… И проплыла Екатерина – сияющая, счастливая – со своим кавалером об руку, мимо колонны, у которой стояли два графа – Оболин и Панин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160