ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Нутром чую, что-то вокруг братца не так. Потому и оторвались от них на время. А сейчас внезапно нагрянем вместе. Вдруг сидит там теплая компания! Потом… Краткое свиданьице у тебя с братцем будет. Надо их сиятельство все время в подогреве держать.
Никита Никитович похлопал по внутренним карманам пиджака и, убедившись, что все необходимое при нем, взял Дарью за руку, грубо сдернул ее с места.
– Двинулись?
Проход в пятом вагоне был пуст, желтоватый свет ламп, казалось, подрагивал в такт перестуку колес. За окнами чернота осенней ночи сменилась серой предрассветной мглой.
– Шагай первая, – приказал Толмачев.
Дарья послушно безвольно шла вдоль закрытых дверей вагона. Толкнула дверь в тамбур – оглушительно налетел перестук колес, запахло паровозной гарью, смешанной с острой прохладой. Прошли через шестой вагон.
– Погоди, Дарья… – Никита придержал молодую женщину за локоть. – Их купе второе. Там должны быть наш графушка с адвокатишкой. Подойдешь к двери, постучишь. И скажешь: «Это я, Алексей Григорьевич».
И они оказались в седьмом вагоне. В середине прохода у окна стоял человек. На звук открываемой двери он резко повернулся. Молодая женщина машинально сделала несколько шагов вперед и замерла. Дарья и Саид Алмади смотрели друг на друга. В следующее мгновение Дарья бросилась назад, на ходу схватив Толмачева за руку:
– Бежим! Бежим!
И они очутились в тамбуре между шестым и седьмым вагонами. Никита Толмачев привалился всем своим могучим телом к двери, в которую ломился Алмади и вопил:
– Глеба! Глеба!..
– Что? – прошептал Толмачев, упираясь ногами в стену.
– Он… Тогда, в Ораниенбауме… Вместе с другими…
Никита, изогнувшись, сорвал тормозной кран – послышалось шипение, скрежет колес.
– Мигом – в наш вагон, бери чемоданы… Поезд сейчас остановится. Открывай двери, бросай барахло и – прыгай. Жди, я тебя найду. Живее, Дарья!
Никита Никитович в своем внезапном спокойствии был страшен. Дарья исчезла. Поезд замедлял ход. В дверь продолжал ломиться Саид Алмади. Толмачев отпрянул в сторону, мгновенно вынул из кармана нож. Через резко распахнувшуюся дверь Алмади влетел в тамбур, инерцией тормозящего поезда его прижало животом к стене. Он не успел обернуться – короткий удар в спину был настолько точен и выверен, что чеченец даже не вскрикнул – он тяжело оседал на пол, и только руки конвульсивно скребли по стене…
Поезд двигался уже совсем медленно, вот-вот остановится. Толмачев распахнул наружную дверь… Оглянулся. Открывались двери купе, появились заспанные, недоумевающие пассажиры. А по проходу вагона бежал «адвокат» Глеб Забродин, за ним следовал граф Оболин, и лицо его было безумно; среди вышедших из купе пассажиров уже стоял гул голосов. Появился Кирилл Любин в своем клетчатом костюме, с вьющимися волосами, в темных очках, и в этой трагической обстановке вид он имел, прямо скажем, опереточный.
Встретились взглядами Никита и граф Оболин. Перед тем как выпрыгнуть из вагона, дворецкий Толмачев крикнул:
– Гр?фушка! Братец! Дубина стоеросовая! Они же из Чека!
Первым в тамбуре оказался Забродин. Он тоже хотел выпрыгнуть из вагона за Никитой, но замер, увидев Саида Алмади, распластавшегося на полу лицом вниз, по его спине расползалось темное пятно…
Поезд, заскрежетав тормозами, остановился. Вокруг тела Саида Алмади уже толпились несколько человек. Глеб Забродин, стараясь не привлекать внимания, протиснулся назад, в вагон, – и, проходя мимо Любина и Алексея Григорьевича (лицо графа было похоже на белое блюдце – ни единой кровинки), шепнул:
– Быстро в свои купе!..

Похищение музейной реликвии

Глава 24
Первые версии

Москва, 26 июля 1996 года, 11 часов 05 минут
Скоростной лифт вознес Мирова и Табадзе на двадцать второй этаж пятизвездочного отеля «Космос», и, как только они постучали в дверь с номером 2231, она тут же открылась – граф Александр Петрович Оболин ждал их в передней своих роскошных апартаментов. Под его глазами набухли сине-лиловые лепестки, голова была забинтована, лицо бледное, и густая темная борода жутковато оттеняла эту бледность, глаза лихорадочно блестели, и, похоже, графа бил озноб: он зябко кутался в теплый халат. После приветствий Вениамин Георгиевич с сочувствием посмотрел на графа.
– Мы их обязательно найдем, и сервиз «Золотая братина» будет возвращен в музей. Но нам нужна ваша помощь, граф.
– Я к вашим услугам, господа!
– Итак, Александр Петрович… – Миров помедлил. – Все говорит о том, что похищение сервиза из музея давно и тщательно готовилось. И его непосредственными исполнителями среди прочих, которых мы еще не знаем, были два ваших так называемых телохранителя из фирмы «Амулет» – Евгений и Станислав, – которых вы наняли…
– Кстати, – вмешался Арчил Табадзе, – можно взглянуть на договор?
Миров и Арчил внимательно просмотрели документ. Договор составлен с соблюдением всех юридических норм. Был там и такой пункт: «Охранники сопровождают клиента всюду, и днем и ночью, в любых ситуациях и в любой обстановке. Ночные смены одиночны».
– И подпись господина Дакунина В. Н., – задумчиво произнес Арчил, возвращая договор графу. Каким образом вы заключили договор с фирмой «Амулет», как на нее вышли?
– История вкратце такова… – Речь графа Оболина ускорилась – он волновался. – Года три или четыре назад я с семьей отдыхал в Ницце, кажется, это был сентябрь. Да, да, сентябрь. В эту пору в Ницце дивная погода. Так вот… С нами в одном отеле оказался пожилой господин из России, Виктор Станиславович Цукато.
– Пожилой – это как? – спросил Миров.
– Ну… Лет шестидесяти, может быть, шестидесяти пяти. Однажды в ресторане разговорились, в последующие дни стали друзьями. Он оказался дворянского происхождения, и, представьте себе, его предки хорошо знали нашу графскую семью – в Питере жили по соседству, бывали друг у друга на приемах. Словом, у нас нашлось много тем для бесед. Знаете, ведь мне многое неизвестно о жизни моих предков в России. А тут детали, милые подробности. Кончился его отпуск, надо возвращаться в Россию. Мы оба загрустили, решили не терять связи – перезваниваться, писать друг другу.
– И возникла переписка? – спросил Вениамин Георгиевич.
– Да, довольно оживленная переписка.
– Виктор Станиславович Цукато из Москвы? – спросил Табадзе.
– Да, из Москвы.
– По какому адресу вы писали ему письма?
– До востребования. Главпочтамт, до востребования. Виктор Станиславович говорил, что он живет в коммунальной квартире, народ там всякий. Это его слова: «всякий народ». Не скрою, я не совсем понимаю, что такое коммунальная квартира и в ней «всякий народ».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160