ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он снова стал курить, а до этого воздерживался лет восемь, потому что обнаружил однажды на десне, похожую на жемчужину, опухоль, вскоре рассосавшуюся благодаря воздержанию от табака.
Он удостоился внимания властей и для выступлений перед общественностью по поводу побежденного тоталитаризма вытребовал себе новые челюсти, поскольку старые у него хлябали и по-птичьи щелкали в разговоре. Но и новые также клекали, будто клюв большой пожившей седой птицы.
Произнося свои монологи, он особым образом напрягал голос, будто записывался на диктофон. А он и впрямь записывал свои рассказы, а потом расшифровывал записи и не правил, поскольку речевая ткань Асира была эфемерней мотылька, от прикосновения теряющего способность летать. Он это знал и не углублялся в дебри. Он был фотограф, и работал над своими произведениями сотые доли секунды. А чуть больше — передер, и чернота. Нечто подобное и с его писаниной. Только слету, как попало и коряво, порой лысо, а порой кудряво. К его рассказам не следовало прикасаться взглядом, их можно было по-женски любить ушами.
Он прокручивал свои экспромты разным людям, чтобы понять, что же, в конце концов, получилось, и хотел издать книгу. Наша газета уже начала тогда публикацию горячих материалов на запретные прежде темы, нас трясла лихорадка гласности.
Возможно, он потому и позвал меня слушать его устную эпопею, чтобы получить одобрение и поддержку и технологию выхода на тайные пружины, с которыми, возможно, я соприкасался. Но портфель мой, с которым я никогда не расставался, чтобы не упустить момент, если попадется в магазине колбаса или что-то вкусненькое, он,как ядовитую змею, взял двумя пальцами и отнес на кухню, демонстративно, не пугаясь оскорбить подозрением. За кого он, интересно, меня принимает?
Кстати, я уже тогда знал, что обком партии передавал со специальным вооруженным офицером связи секретные пакеты в редакцию. Причем эти под пятью сургучными печатями документы предназначены для немедленного опубликования! Так что Асир действовал в духе времени: сначала сильно засекретить, а потом отдать на всеобщее обозрение.
Наговор на пленку был своеобразным замещением, как говорят психологи. Умерла жена, и образовалась в жизни черная дыра. Странное сочетание полной свободы и тягучей сладкой боли. Я думал, что понимал его, хотя переживаемые мною потери не давали никакого вдохновения.
Он любил подшучивать над собой и рассказывал забавные и нелепые случаи из жизни от желания повеселить друзей, и эти хохмочки и словечки, и манера глубокой жестикуляции мне очень нравились, поскольку он почти никогда не рассказывал одному и тому же человеку что-нибудь дважды.
Якобы повадился к больнице, в которой он работал, обучившись этому в лагерные времена, один психопат-извращенец. Ему нужно было видеть женщин и обнажаться у них на глазах. Это их пугало. Они попросили защиты.
Отважный Асир пошел на схватку с психопатом. Сфотографировал его вблизи со вспышкой. Извращенец бросился бежать, и был еще раз снят вдогонку — навскидку. Довольный собой защитник женщин отправился домой, чтобы напечатать фотокарточку и отдать в милицию для принятия соответствующих мер. Но едва вошел в квартиру, позвонил телефон, и какой-то ужасный голос сказал, что если он не засветит пленку, то ему будет худо. Фиг тебе, руки коротки. Извращенец больше не появлялся возле больницы.
Фотографировать Асир любил больше всего на свете и с помощью своих фотографий протокольно доказывал всем, что Магадан похож на Ленинград — архитектурой и белыми ночами. А еще, хотелось бы мне добавить, на Ленинград блокадный, поскольку здесь столько блокадников, и все они достойные, душевные, сильные духом и деятельные люди.
Потом молодые ребята оттеснили его, и с помощью фотосъемок доказали, что колымский лагерь Бутугычаг ничем не уступает лагерям Третьего Рейха.
Осталась фотокнига Асира о городе, сплошь снятая навскидку с той степенью нерезкости, которая говорит о несовершенстве аппаратуры, с одной стороны, но и о накате той особой слезной дымки, которая характеризует крайнюю эмоциональность и постоянную эйфорию самовозбуждения от вихревых его биотоков. У меня эти фотографии вызывают ответный глазной рефлекс.
Иногда в белые ночи мне кажется, будто я вижу боковым зрением, ощущаю шестым чувством и понимаю задним умом его ковыляющую сутулую тень. Легкую, как дрожь ресниц, как щелчок затвора фотоаппарата в сотую долю секунды. На арке дома в центре, где я живу, неподалеку от того барака, где жил и умер он.
КАПИТАН
Никогда не видел его без костылей. История с его травмой случилась гораздо ранее, чем мы съехались в этом новом доме на краю антенного поля. Он был большим человеком, имел заслуги перед городом, а вовсе не каким-то несчастным, которому по нелепой случайности переехало ноги трамваем.
Спустя несколько лет другой мой сосед по подъезду получил травму и тоже не сдался перед лицом обстоятельств, сделался знаменитым, организовав несколько пробегов на инвалидных колясках вокруг земного шара.
Еще мне рассказывали о геологе, который, лишившись одной руки и одной ноги, продолжал работать, выходил в поле и не позволял никому помогать себе, даже на лошадь исхитрялся садиться без постороннего участия. Возможно, эти истории еще ждут своих летописцев, а тот, кого все за глаза звали капитаном, имел широкую известность в узких кругах, и этого ему было достаточно для стойкого морального превосходства над окружающими.
Я хорошо помню его сосредоточенное мужественное лицо, отчетливо, так же, как и постукивание костылей, на этот момент слух словно обострялся и улавливал нечто большее, чем механику прикосновений обрезиненного набалдашника к железобетону ступеней. Он тратил очень много усилий, чтобы подтянуться на руках, опираясь на ограждения лестницы, спуститься вниз, отворить три двери, выйти и постоять у крыльца.
Я бы, наверное, сдался и умер сразу, я не был капитаном. Я бы превратился в тюленя с его безобразной малоподвижностью вне воды. Хорошо, что я относительно цел и хожу, куда хочу, но не очень-то хочу.
А он шел по лестнице чаще кого-либо, всякий раз уступая дорогу тем, кто спускался, либо поднимался. Может быть, он не хотел шагать при свидетелях, посвящая в этот достаточно интимный для него процесс посторонних. Если кто-то открывал ему входную дверь, он спокойно возражал: я сам. То есть не ломайте планы. В конце концов, я думаю, его снесли бы на руках, охотников нашлось бы достаточно.
Ему было интересно пройти дистанцию по своему плану, выйти во двор, постоять у заборчика, которым был обнесен палисадник, его задолго до всякой приватизации без смущения захватила энергичная дама с первого этажа и растила на нем зелень и даже картошку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124